Зловещие маски Корсакова - Игорь Евдокимов
Охоту, к сожалению, пришлось отложить. С сегодняшнего утра все силы были брошены на охрану театра. Лоредан и старейшины привлекли наиболее опытных членов Конклава к нанесению защитных символов вокруг зрительного зала. В их число вошел и Отмар фон Гельдерн, чему Вильбуа был не рад. С его точки зрения, от участия в Конклаве следовало отстранить как Корсакова, так и австрийца. Просто для уверенности. Он даже рискнул озвучить свое мнение, но, как и ожидалось, к нему не прислушались.
Ровно в полдень, когда гости явились и заняли свои места в зале, все внутренние двери были закрыты и заперты. Без разрешения старейшин никто не мог покинуть обсуждение или же присоединиться к нему. Любые перерывы (а собрание оккультистов отличалось от ватиканских тем, что подобные перерывы дозволялись) могли быть объявлены только старейшинами. Нескольких опоздавших Вильбуа и его команда встретили на входе и тактично отправили восвояси. В этом Жан-Морис полностью разделял позицию Лоредана: если у человека не хватает пунктуальности вовремя прийти к началу такого мероприятия, то и делать им на Конклаве нечего.
Вильбуа занял позицию посреди фойе. Ему полагалось удобное кресло и столик с едой и напитками, но пока он не планировал ослаблять бдительность. Сердце его было не на месте. Еще будучи обычным контрразведчиком, не посвященным в оккультные тайны, Жан-Морис научился разделять профессиональную паранойю, которая сопровождала его всегда, и по-настоящему дурные предчувствия. Сегодня его терзало именно второе.
Следующие несколько часов, однако, прошли спокойно. Из-за дверей зала иногда долетал возмущенный гул или же, наоборот, аплодисменты, но в фойе и на площади было тихо. Когда за окнами начали сгущаться сумерки, Вильбуа даже позволил себе немного расслабиться и усесться в кресло.
Будто сглазил.
С улиц раздались предупреждающие оклики стражников, сменившиеся вдруг звоном стали. Вильбуа вскочил с места, перехватил поудобнее тяжелую трость и стремительно пересек фойе. Выбежав на крыльцо, он с удивлением обнаружил, что двое его людей лежат обезоруженными на земле, а Галеаццо и Франческа Бонавита приставили свои сабли к их шеям. И брат, и сестра выглядели усталыми и потрепанными, причем явно не из-за того, что стража успела оказать хоть какое-то сопротивление.
– Что здесь происходит?! – рявкнул Жан-Морис. Услышав за спиной шаги, он больше почувствовал, чем заметил, как к нему присоединились еще несколько стражников.
– Нас крайне невежливо отказались пустить в театр, – насмешливо ответил Галеаццо, но сестра резко оборвала его:
– Вильбуа, Конклаву угрожает опасность, мы должны предупредить старейшин!
– На время Конклава никто не может ни войти, ни выйти… – начал было Жан-Морис, однако Франческа убрала свою саблю от горла лежащего охранника и шагнула к нему. Остальные люди Вильбуа схватились за оружие, но он остановил их одним жестом. Девушка не собиралась нападать, в этом он был уверен.
– Нас предали, – продолжила Франческа. – С минуты на минуту по залу ударит мощнейшее проклятие. Защитные меры его не сдержат. Если старейшины сейчас же не отдадут приказ готовиться к обороне, то погибнут сотни участников Конклава, а последствия для Венеции и всего мира будут катастрофическими.
– Кто предатель? – спросил Вильбуа. Он не собирался тратить лишнее время на препирательства. От него сейчас требовалось решение – прислушаться к Бонавита или остановить их. И для этого решения недоставало данных.
– Фон Гельдерн, – ответила Франческа.
Жан-Морис сжал зубы, чуть не перекусив зажатую в них спичку. Он обернулся к своим людям и спросил:
– Фон Гельдерн в зале?
– Так точно, – откликнулся один из стражников. – Я отмечал его…
– Нет, он покинул зал, – остановил его другой. – Через двери, которые охранял я. Предоставил мне письмо за подписью Лоредана и сказал, что вынужден удалиться по срочному делу.
– Ясно… – хмуро процедил Вильбуа. – Сдайте оружие. Я провожу вас к Лоредану.
Галеаццо поколебался, но Франческа без раздумий протянула французу свои саблю и пистолет. Брату ничего не оставалось, как присоединиться к ней. Оружие приняли люди Вильбуа, он сам махнул рукой, приглашая следовать за ним, и направился к королевской ложе. Однако уже в фойе он понял, что опоздал. Из-за дверей зала раздавались дикие панические вопли.
Перепрыгивая через несколько ступенек, Жан-Морис и Бонавита взлетели на второй этаж и распахнули двери в королевскую ложу. Лоредан, Кроули, Энгельбрет и фон Рейс не обратили на них никакого внимания. Их можно было понять – в зале на их глазах будто открылись врата в преисподнюю.
Проклятие начало действовать. Десятки людей кричали, рычали, стонали от боли, корчась в муках и содрогаясь от спазмов. Кому-то еще хватало сил держаться за голову. Однако ужасными были не картины всеобщего страдания. Кардинал Бриганти сказал, что вспышка памяти проложит путь для существ из иных миров. Но даже он вряд ли мог предположить, что вратами для пришельцев станут сами люди.
Словно вскрытые нарывы реальности, тела начали сиять изнутри – не жаром и не светом, но чуждым, болезненным излучением, будто в каждом из жертв проклятия пробуждался личный ад. Из глазниц текла не кровь, а дым, густой и черный.
Первым рухнул старик в ложе над авансценой. Его грудная клетка медленно раздвинулась в стороны, как створки дверей, выпуская из себя тень с венцом из расплавленного золота. В ложе слева женщина с жемчужной диадемой вдруг вскочила, выламывая себе пальцы один за другим. Сломанные фаланги принялись расти, выпуская тонкие побеги, усыпанные крошечными масками, повторявшими выражение ужаса на ее лице.
Пол внизу, между кресел, начал пузыриться, как кожа, покрытая ожогами, и в швах обивки проступили черные смолистые корни, которые тянулись к вскочившим со своих мест людям, опутывая их ноги. Изо рта мужчины в соседней ложе выплеснулась паутина, по нитям которой, изливаясь следом, ползли черные извивающиеся силуэты. У кого-то из плеч начали расти рога – поначалу похожие на оленьи, но по мере роста покрывавшиеся глазами, следившими за всеми в зале. На партер опустилось нечто, напоминающее гигантского паука, сплетенного из детских волос, с черепом козленка вместо головы. Оно мягко коснулось одной из женщин лапой – и та рассыпалась ворохом одежды, будто никогда не существовала.
– Защитные круги! Быстрее! – прокричал Лоредан, силясь перекрыть творящийся в зале ужас. Услышали его не все, но, надо отдать должное людям, что постоянно сталкивались со сверхъестественными ужасами: разум кое-где возобладал, и голоса начали передавать его команду по залу. Даже понимая тщетность усилий, Конклав собирался сопротивляться чуждому разуму, что вползал в оперный зал.
– Помогайте! –
