Пепел чужих костров - Дмитрий Панасенко

— Лежи. Дыши. Спокойно. Пей. Лекарство. — Раздавшийся над ее ухом скрипучий голос заставил гармандку вздрогнуть и испуганно замереть. Воронка гулко чавкнув излила ей в горло остатки отвратительного, тошнотворного содержимого и выскользнула изо рта. Желудок женщины тут же рванулся к горлу, но ее рот и нос уже плотно обхватила широкая, морщинистая и жесткая как подметка старого сапога, ладонь.

— Нет. Нельзя. Лекарство. — В поле зрения наемницы появилось изборожденное морщинами суровое старушечье лицо. Некоторое время наемница разглядывала свою пленительницу. Северянка. Несомненно, это была северянка. Самая старая из тех, кого она когда либо видела. Иссеченная глубокими каньонами морщин, кратерами застарелых оспин, и разнополосицей пигментных пятен, кожа обвисла на когда-то могучих руках, широкие плечи были сгорблены, торчащие сквозь заляпанную пятнами жира и засохшего пота рубаху ключицы казалось вот-вот проткнут, небеленую, повидавшую, судя по всему не меньше владелицы, ткань. Гретта без труда различала движение острых, выгнутых горбом, лопаток, на изогнутой, словно у птицы-падальщика, шее и под подбородком колыхались складки, будто отставшего от костей черепа кожи.

— Хорошо. — Некоторое время еще подержав ладонь на лице наемницы старуха с подчеркнуто неодобрительным видом оглядела ее с ног до головы и сердито покачав головой убрала руку. — Слабая. Еще. Плохо. Ничего. Грибы вылечат. — Заключила она и принялась заталкивать воронку и небольшой бурдюк в остро пахнущий козами мешок. — Еда. Позднее. — Северный акцент незнакомки был настолько силен, что Гретта с трудом ее понимала. К тому же ее тело неожиданно начало нестерпимо чесаться. Нет, не снаружи, то, что происходило с ее кожей еще можно было терпеть. Чесалось внутри. Глубоко внутри. Ощущение было такое, будто в ее костях поселились тысячи муравьев и сейчас они исследовали каждый уголок ее тела. Трогали усиками, царапали острыми лапками, кусали и тянули ее плоть в разные стороны. Ощущение все нарастало и Гретта замычав от ужаса забилась в своих путах.

— Терпи. — Положив ладонь на грудь кантонки, старуха с неожиданной силой прижала ее к кровати и принялась поправлять застежки притягивающих ее руки, ноги, голову и тело, к тюфяку, ремней. — Шевелить. Нельзя. Лекарство. Должно. Работать. Должна. Быть. Готовой.

Готовой к чему? Где я, мать его? Кто ты такая!?

— Где я? — Промычала Альтдофф и заморгав слезящимися глазами тихонечко подвывая сжала кулаки с такой силой, что затрещали суставы. Память постепенно восстанавливалась. Воспоминания медленно ворочались где-то в глубине черепа, сонными рыбинами и всплывая из темноты забвения пучили мертвые глаза и скалили усеянные зубами пасти. Проваленное задание на запугивание селян и поимку колдуна в Дуденцах, огромная северянка с оборванцем барончиком, потеря отряда, бегство, заказ на перевозку крупной партии чертовых рожек и бес-травы, услышанные не предназначающиеся для ее ушей слова, страх, просто море страха. Погоня. Попытка ее убийства. Еще одно покушение. Бегство в холмы, встреча с безумным стариком-северянином, дни боли, унижений и снова боли, Опять эта бесова северянка и успевший где-то лишится глаза молокосос. Облегчение при виде отряда паладинов, надежда подороже продать информацию церковникам, сухой щелчок арбалета и острая боль в груди, а потом долгие часы, дни, недели, годы пьющей из ставшего таким беспомощным и бесполезным тела, последние силы, туманящей разум мути. Гретта зажмурилась. Она в плену. Несомненно. Но куда эти придурки ее приволокли пока она была в беспамятстве? Где она? Приоткрыв глаза наемница снова оглядела старуху, перевела взгляд на бревенчатый, несущей на себе следы не слишком бережно сметенной с него сажи, потолок, собранные из плотно подогнанного бруса, украшенные безвкусными росписями стены, и невольно сжала челюсти. Это место не похоже на подворье медикусов, или дом лекаря. Это не походило на монастырь, гостеприимный дом, или фортецию конгрегации. Скорее, на какой-то гребаный одаль дикарей-северян. Что же. Похоже, она попала из одной переделки в другую. И все что оставалось теперь это изворачиваться и выживать. Впрочем, как и всегда. Ничего нового.

— Дом. Шамы Безбородого. — Проворчала старуха и обнажив неожиданно ровные и белые зубы покачала головой. — Лежи. Дергаться. Не надо. Грибы. Вылечат. Шама. Добрый. Хозяин. Велел. Давать. Тебе. Грибы. Вдоволь. Нутро. Скоро. Заживет. Личико. Тоже. — Совершенно бесцеремонно подцепив пальцем оттянутую старым шрамом в бок, губу испуганно дернувшейся Гретты, старуха приблизила лицо ко рту наемницы втянула носом воздух и усмехнувшись покачала головой. — Пахнет. Хорошо. Зубки. Новые. Уже. Режутся. Знаю. Что чувствуешь. Почесуха? Да? — Оставив в покое рот гармандки незнакомка брезгливо вытерла мокрый палец о свою рубаху и неожиданно ткнула Гретту ногтем в живот. — Чешется. Так. Что. Нутро. Раздирает. Воткнув острый ноготь в пупок старуха несколько раз больно надавила палцем. — Это. Оттого. Что. Кишки. Порваны. Были. И лоно. Кто-то. Здорово. Оприходовал. Тебя. Девонька. Очень здорово. Объездил. Как. Норовистую. Лошадку. Ничего. Скоро. Все. Заживет. Будешь. Чистенькой. И целенькой. — Оставив наконец пупок Гретты в покое старуха довольно покивав своим мыслям на мгновение исчезла из поля зрения гармандки и снова появилась, на этот раз с миской в руках. В нос Гретты ударил острый запах пшенной каши. Несколько мгновений назад казалось неспособный принять в себя ни капли отчаянно бунтующий желудок наемницы взвыл так, что казалось под ней затряслась кровать. Рот наполнился тягучей слюной.

— Развязывать. Рано. — Проскрипела ее сиделка и зачерпнув деревянной ложкой несправедливо маленькую порцию густого варева поднесла ее ко рту гармандки. — Ешь. Все. Медленно.

— Уг-ум. — Судорожно проглотив предложенное Гретта с жадностью скосила глаза на следующую уже покачивающуюся у губ порцию. — Шама Безбородый, это тот, который король болот? Торгует какими-то волшебными дикарскими снадобьями?

— Так говорят. — Пожала плечами старуха и помешав кашу зачерпнула ложкой следующую порцию.

Гретта сглотнула. В любой другой момент она бы плюнула в лицо любому, кто бы попытался накормить ее подобной дрянью. Каша была просто омерзительна. До оскомы соленая, жирная, похоже приготовленная даже не на молоке, а на топленом сале, масса, липа к зубам и небу, оставляя на языке привкус прогорклого жира и сладковатого корня лопуха. Но сейчас она казалась ей пищей богов. С каждой проглоченной ложкой она чувствовала, как силы вливаются в ее тело а вездесущие муравьи успокаиваются, впадая в сонную одурь.

Одурь?

Гретта зевнула. Глаза гармандки слипались.

Бесы. В еде наверняка была сонная трава. Меня опоили.

Чувствуя как ее сознание медленно, но неумолимо заволакивает теплый, убаюкивающий туман, наемница попыталась открыть рот, чтобы высказать старухе все, что о ней думает, но из горла вырвалось только неразборчивое бормотание.

— Хорошо. — Покивав головой старуха оглядев опустевшую миску облизала ложку и отправила их в мешок. — Спи. Хозяин. Ждет. Должна. Быть. Сильной.