Дворецкий для монстров - Анастасия Волгина

Это был легион. Легион кошмаров, вырвавшийся из самой преисподней. И он шел на нас.

— В бой! — заорал Роман, и его стая, не колебля-ясь, бросилась на тварей.

Начался ад. Мы дрались. Мы рубили, стреляли, рвали. Я стрелял из арбалета, серебряные болты прожигали в тварях дымящиеся дыры, но на место одной павшей тут же приходили три новые. Владимир, как смерч, проносился сквозь их ряды, его клинки пели, отсекая конечности, головы. Оборотни рвали тварей клыками и когтями, их рычание смешивалось с визгом и хрипом умирающих монстров.

Но твари все лезли и лезли. Они были повсюду. Теневые пауки падали с потолка, опутывая нас своей липкой, прочной паутиной. Скелетоподобные твари хватали нас своими когтистыми лапами, пытаясь утащить во тьму портала. Слизни ползли по полу, разъедая своими выделениями камень.

Агафевна стояла у алтаря и смеялась. Она дирижировала этим хором смерти, ее глаза горели безумным, торжествующим огнем.

— Умрите! — кричала она. — Умрите, как умерла моя семья! Умрите, как умер мой род! Почувствуйте нашу боль!

— Хватит! — прорычал Владимир, и его голос был подобен грому. Он полоснул себя по руке серебряным клинком. Алая, густая, почти черная кровь хлынула на каменный пол. Но она не растеклась лужей. Она закипела, забурлила, и тут же превратилась в сотни, тысячи маленьких, пищащих летучих мышей, которые, как живой, кровавый смерч, бросились на тварей, впиваясь в них своими острыми зубками, разрывая на куски их бесплотную плоть.

Я же, пользуясь моментом, пока твари были отвлечены, достал из-за пояса пару светошумовых гранат. Я сорвал чеку.

— Ложись! — заорал я своим старым, командирским голосом.

Взрыв. Ослепительный, выжигающий глаза свет. Оглушительный грохот, от которого, казалось, задрожали стены подвала. Твари на мгновение замерли, ослепленные и оглушенные. И мы бросились вперед, к алтарю, прорываясь сквозь их ряды.

Но Агафевна была готова. Она рассмеялась своим безумным, торжествующим смехом, и трещина портала над алтарем раздалась, стала шире, превращаясь в зияющую, черную пасть. И из нее, из самой бездны, на нас посмотрел он. Глаз. Огромный, как луна, древний, разумный, голодный глаз демона. Он смотрел на нас, и в его бездонном, черном зрачке отражалась вся тьма, вся боль, все отчаяние этого мира.

И в этот момент, когда казалось, что нас вот-вот сметут, когда сам воздух, казалось, застыл от первобытного ужаса, произошло нечто невероятное. Стена подвала, та, что была за нами, разлетелась на куски, как картонная. И в пролом, окутанный облаком пыли и ярости, ворвался он. Степан.

Но это был не тот Степан, которого мы знали. Перед нами был гигантский, почти медведеподобный зверь с густой, серебристой, светящейся изнутри шерстью, на которой, как огненные письмена, горели древние, неведомые руны. Он был неуязвим к черной магии Нави. Он был одним из Первых. Древним стражем, воином, который жил еще за века до Романа. Живой легендой.

Он издал оглушительный, сотрясающий стены рев и бросился на тварей, которые охраняли Агафену. Он один, как таран из плоти и ярости, прорвался сквозь их ряды, разрывая их на куски, ломая их кости, втаптывая их в землю. Он добежал до алтаря и вцепился своими огромными клыками в плечо Агафены. Она закричала от боли и ужаса. Он тяжело ранил ее, заставив ее ослабить контроль над порталом. И он дал нам шанс. Последний, отчаянный шанс.

Она закричала от боли и ужаса. Но это был не крик поражения. Это был крик ярости.

— Жалкие твари! — взвыла она. — Вы думали, вы можете меня остановить?!

Ее раненое плечо затянулось на глазах. Она отшвырнула от себя Степана, как надоедливую собаку. И начала меняться.

Она росла, вытягивалась, ее тело теряло человеческие очертания, превращаясь в нечто огромное, бесформенное, сотканное из теней и чистого, концентрированного кошмара. Она слилась с частью энергии Нави, хлынувшей из портала. Она стала огромной, теневой ведьмой, с горящими, как адские костры, глазами и когтями, способными рвать сталь.

— Теперь, — пророкотал ее новый, многоголосый голос, — вы все умрете.

Начался новый виток ада. Мы снова бросились в бой, в самоубийственную атаку. Но теперь мы дрались не просто с ведьмой. Мы дрались с самой Тьмой, воплощенной, обретшей форму.

Степан, рыча от ярости и боли, снова и снова бросался на нее, впиваясь своими огромными клыками в ее теневую, клубящуюся плоть. Но его укусы, способные рвать сталь, не причиняли ей вреда. Она лишь смеялась своим многоголосым, сводящим с ума смехом, и отбрасывала его в сторону, как надоедливую игрушку. Он держался, он поднимался, снова бросался в бой, но я видел, что он долго не протянет. Его серебристая, светящаяся шерсть потускнела, руны на ней начали гаснуть.

Мы пытались кинуться на нее все вместе. Владимир, со своими серебряными клинками, я — с арбалетом, Роман и его стая. Но мы проигрывали. Ее теневые когти разрывали плоть, ее черная, как сама ночь, магия сжигала души, заставляя нас корчиться от боли.

Она отбросила нас в стороны, как котят, разметав по всему залу. И, подняв свои призрачные руки к разверзшемуся над ней порталу, начала читать заклинание. Древнее, страшное заклинание призыва, слова которого, казалось, были сотканы из боли и отчаяния. От этих звуков, от этих вибраций, казалось, сотрясались сами основы мироздания. Она не призывала своего господина. Она призывала себе слугу. Одного из тех, кто обитал в этой бездне. Древнего, могущественного, голодного. Она открывала ему врата в наш мир, предлагая ему пир. Пир, на котором мы должны были стать главным блюдом.

— Стой! — крикнул Владимир. Он поднялся на ноги, тяжело опираясь на свой клинок. Его одежда была разорвана, тело покрыто ранами, но в его глазах горел холодный, неукротимый огонь.

Агафевна прервала заклинание и посмотрела на него.

— Что, вампир, решил сдаться? — усмехнулась она.

— Нет, — ответил Владимир. — Я вызываю тебя. На дуэль. Один на один. Как в старые времена.

В зале воцарилась тишина. Даже твари, лезущие из портала, замерли. Дуэль. Древний, священный закон, который не мог нарушить никто.

— Дуэль? — рассмеялась Агафевна. — Ты серьезно? Ты, жалкий, ослабевший кровосос, против меня, воплощения Нави?

— Ты боишься? — спросил Владимир. — Ты, последняя из рода Навьих, боишься сразиться с потомком тех, кто уничтожил твой род?

Она замолчала. Он знал, что она не откажет. Ее гордость, ее вековая ненависть не позволят ей отказаться.

— Хорошо, — прошипела она. — Я принимаю твой вызов. И я с наслаждением вырву твое мертвое, холодное сердце.

Она сделала знак, и твари отступили,