Неваляшка - Елена Волынцева
Но ведь правда. Он сильный – но и хрупкий тоже, и никогда не знаешь, что именно он выдержит, а что нет. А еще никогда не понятно, о чем он думает: может, о том, где лучше рыбачить, а может, о перерождении души или наполняющих жизнь символах Таро, или как сейчас – о городе, который медленно пожирает своих жителей. Такой человек – как японский клинок. Смертоносный, прекрасный, но его можно сломать просто по неосторожности. Ему нужен кто-то, кто будет о нем заботиться. Ох.
– А ты сам почему здесь живешь? Тебе этот город тоже не очень подходит, – выдавила Даша, облизывая губы.
Никита перевел на нее тяжелый взгляд.
– Почему ты так думаешь?
– Потому что ты скорей для столицы. Или большого города. Там, где поэты, и умные люди, и… – Даша неопределенно взмахнула рукой.
Никита фыркнул и опустил голову – челка упала на лицо, скрывая выражение глаз.
– Ты высокомерная.
– И вовсе я не такая!
– Я не сказал, что это плохо.
Даша неуверенно переступила с ноги на ногу, убрала за ухо прядь волос.
– Ну знаешь, не самый частый комплимент.
– Предпочитаешь, чтобы я похвалил грудь и жопу? – бесстрастно поинтересовался Никита, и это было как пощечина. Даша даже отшатнулась, а потом развернулась и бросилась прочь, к своему окну. Никита не стал ее останавливать.
Слава
.
– Мыться над тазом унизительнее, чем может показаться на первый взгляд. Тебя как будто мордой пихают в беспомощную, неуклюжую телесность. Обычно не замечаешь ее и просто живешь, а когда раскорячиваешься над тазиком – только о ней и думаешь. Но вообще повезло, что у нас санузел не совмещенный, да?
Слава сидел на бортике ванны. Даша внимательно смотрела на него из-под воды.
– Может, вынырнешь на секунду? Дыхание задержишь, или как вы там делаете.
Даша медленно помотала головой. Слава знал, что она не согласится: она попробовала в первый раз и тут же начала страшно и громко хрипеть. Ему просто нравилось, что сестра качает головой, как нормальный человек: значит, слышит его.
– Славик! Подбадривай сестру, а не глупости всякие ей рассказывай!
– Подслушивать нехорошо!
– Я зубы хочу почистить!
Мать стукнула кулаком в дверь ванной и ушла на кухню. Слава поднялся с бортика, намочил над раковиной лицо. Зеркало, что ли, протереть? Он смочил краешек синей тряпки и принялся оттирать пятна от капель и пасты.
Задачка на сообразительность: почему Горячевы проводят в ванной кучу времени, но моются на кухне над тазиком? Потому что один козел сотворил с его сестрой такое, что даже в полицию не заявишь.
Баннер в интернете: «Извращенец сотворил с молодой девушкой такое…»
– Хочешь музыку послушать? Твоих драматичных женщин с противными голосами? Или какого-нибудь усталого хриплого мужика?
Даша чуть заметно качнула головой. Кожа не как у просто купающегося человека, но и не как у покойника. Немного как у бледной фарфоровой куклы. Волосы – как будто кто-то коричневую акварель разлил. И не моргает, смотрит на него или в потолок. Ей ведь неудобно не моргать!
– Я убью его, Даш.
Она неожиданно сильно взмахнула хвостом, облив холодной водой и Славу, и только что протертое зеркало.
– Или ноги отрежу, и пусть себе тоже хвост отращивает.
Теперь окатившая его вода была ледяной. А еще Даша взвизгнула что-то яростное, не поднимая голову над водой. Опираясь руками о дно ванны, она подняла хвост и ударила им Славу так сильно, что он аж к стене отлетел, затылком ударился.
– Вы с ума сошли?!
Мать распахнула дверь ванной, едва не сняв ее с петель. Как будто у нее тоже какая-то суперсила проснулась. Даша демонстративно повернулась лицом к стене.
– Он даже с сестрой в таком состоянии умудрился поругаться, а!
– Я в школу опаздываю.
Мать говорила о Даше странными эвфемизмами: «в таком состоянии», «больной», «онемевшей». Один раз даже – «в ванной», как будто Даша просто устроила затянувшийся пранк. Слава, впрочем, вообще никак по-новому о ней не говорил: Даша – и все. Как будто ничего необычного не случилось. У кого-то сестры в двадцать лет беременеют или замуж выходят, у кого-то – колледж заканчивают, у кого-то – уезжают в Москву или умирают от рака. А Славина вот хвост и жабры отрастила. Взрослая жизнь вообще не сахар, вырастет – поймет.
Он быстро переоделся в сухое. Собирался пойти говна через забор накидать этому уроду, но в последний момент передумал. Сегодня труды эти несчастные, так что лучше не опаздывать на всякий случай. Он даже проверил, все ли учебники взял.
– Позавтракать не забудь!
– Опоздаю, мам.
– Чаю глотни. Из-за чего вы поругались-то?
– Молодежная тема, ты не поймешь.
Мать улыбнулась. А когда он вчера яичницу сделал, чуть не разревелась. Не поймешь ее.
Слава залпом выпил свою кружку чая, откусил разом половину бутерброда. Присел на табуретку, чтобы не стоять как идиот.
– Ты не прогуливаешь? – вдруг спросила мать.
– Почти нет.
– Смотри, учись нормально. Нашей семье не нужны новые проблемы.
– Ага.
– И если с тобой что-то случится…
Слава запихал в рот оставшуюся половину бутерброда, покачал головой.
– Давай, хорошего дня!
Он чуть не поперхнулся, радостно махнул матери рукой из прихожей. Заглянул к Дашке в ванную.
– На самом деле я его не трону, ты же знаешь, – соврал Слава.
Даша не шевельнулась.
С крыши гаража скатился Дрончик. Приземлился он неуклюже, упав на коленки, и раздосадованно сплюнул на землю. Стеблюк отхлебнул из банки пахнущую мятой жидкость, губы у него стали ярко-зеленые. У Трофимовой и Булки губы были того же цвета.
– Здорово, – сказал Дрончик, отряхивая штаны. Протянул ему пыльную ладонь.
– Привет, – кивнул Слава. Пожал Дрончику руку и тут же вытер ее о джинсы. – Освежитель для сортира пьете?
– По себе не суди, – подмигнула Трофимова. – А чего ты не опаздываешь сегодня? Новому директору подлизнуть решил? – Она забрала у Стеблюка банку, сделала глоток и оскалилась на Славу позеленевшими зубами.
Слава забрался на скат гаража и присел, вытянув ноги. Если аж пять человек опоздали – считай, никто не опоздал.
– А что с Аникиной случилось?
Старой директрисе было лет шестьдесят, так что она обращалась ко всем только «девочки» или «мальчики», даже к учителям. «Девочка, дорогая, – говорила она Стелле Ивановне, – ты же совершенно не умеешь контролировать класс, они тебя с потрохами сожрут». Славе казалось, что они были тогда довольно мирным классом – в конце концов, не они подожгли шкаф
