Игра тени и света - Валерия Яблонцева
– Собирайся, – чужим голосом проговорил папа. Мама молча кивнула и, потянувшись рукой к лицу, промокнула кровь из-под носа. – Ты уезжаешь. Твой отец ждет тебя в машине.
– Нет!
«Нет, нет, нет!»
«Не отдавайте меня ему! – хотелось завизжать ей. – Не отдавайте! Я буду хорошей и послушной, никогда больше не прогуляю школу и не стащу у соседки яблоки. Я все-все буду делать, только оставьте меня. Мама, папа…»
Но папа не позволил вырваться и убежать, крепко удерживая за плечи. Мама в гостиной за его спиной с озадаченным видом складывала в коробку ее вещи – все, которые попадались на глаза.
Две больших фотографии, мячик, рисунок в рамке, за который она получила первый приз в школе – учительница тогда сказала, что у нее прирожденный талант, – куклу, забытую на каминной полке, цветные карандаши, книжку, которую они после ужина, всего час назад, читали все вместе…
С каждым исчезавшим предметом ее словно стирали из жизни. Еще пять минут – и Рудольф и Ева станут обычной бездетной парой. Будто никакой Амелии никогда не было в их жизни. Будто не было долгих прогулок, игр в бейсбол, поездок к океану, тихих вечеров втроем, пластырей на разбитой коленке…
Она не выдержала.
– Мама! – вырвавшись из-под отцовской руки, она бросилась к ней, едва не сбив с ног, вцепилась в платье, уткнулась заплаканным лицом в живот. – Мама, мама, мама!
Женская рука взяла ее за плечо и отстранила.
– Уходи.
– Не-е-е-ет! Я люблю тебя! Я люблю тебя!
– Бремя, Руди. Уводи ее.
– Нет, нет, нет!
Кто-то подхватил ее и потащил к выходу. В последний раз скрипнула дверь – и холод вечернего воздуха защипал мокрые щеки. Она брыкалась и вырывалась, как маленький бешеный зверек, но тщетно. Ноги проскользили по ступенькам и траве. Грубый толчок – и она оказалась в салоне чужой машины.
Последний отчаянный крик заглушил резкий хлопок.
Машина тронулась с места.
Она кричала долго – так долго, что устала сама. Но мужчина за рулем не обращал на это никакого внимания. Наконец, охрипнув, она притихла. Поймала в зеркале заднего вида его взгляд и сказала то единственное, что осталось в разбитом на осколки разуме:
– Не-на-ви-жу.
Человек-мрак усмехнулся.
– Ничего, Мэй. Это поправимо. Скоро мы с тобой поладим.
Он быстро объяснил ей главное: то, что произошло с Рудольфом и Евой, случилось по ее, Мэй, вине.
Это она сделала так, что родители забыли ее. Из-за нее в их жизни больше никогда не будет дочери по имени Амелия, из-за нее и ее магии. Никто и никогда не сможет полюбить ее. Никто, кроме настоящего отца, потому что на него одного ее сила не действует. Он сможет всегда быть рядом. Помочь, подсказать, окружить любовью и заботой.
Ей не нужна была его помощь. Ей нужны были папа и мама – Руди и Ева. Но родной дом, друзья и прежняя жизнь остались где-то далеко. Здесь же был лишь новый папуля и его мерзкий крокодил, которых она всей душой поклялась ненавидеть. А те, кто появлялся в ее жизни и приносил хоть каплю настоящего душевного тепла, пропадали, стоило только ей начать привязываться.
Воспитательница, которая имела неосторожность посочувствовать маленькой, вечно мрачной девчонке.
Дочь кухарки, с которой, как ей показалось, она могла бы подружиться.
Садовник, выращивавший безумно красивые розы.
Сами розы, которые на следующий же день были вырваны с корнем.
Никого и ничего нельзя было любить.
Никогда.
Нужно было слушаться папулю. Здороваться с теми, кого он просил подержать за руку, не пугаться при виде крокодила, оборачивавшегося незримым туманом, менять дома и школы, отзываться на разные имена: мисс Мейнарде, мисс Ламберт, мисс Уиллард.
Первое время она пыталась запоминать их, но быстро бросила это занятие, оставив папуле его странные игры.
Лишь один вечер – вечер их первой встречи – она поклялась навсегда сохранить в памяти.
А потом появился кот. Черный, с треугольной мордой и умными желто-зелеными глазами.
Сначала она прогнала его, пока папуля не заметил, – но кот вернулся. Просочился сквозь закрытое окно и запертую дверь, свернулся клубком в изножье ее кровати, вызвав с утра приступ паники, который едва удалось подавить, чтобы не привлечь внимание громкими криками.
Тогда она решила, что будет его игнорировать. И честно следовала принятому решению, пока однажды кот не бросился на служанку, которая отказалась подать «капризной юной мисс» для прогулки лучшее платье. Гибкое тело обвилось между их руками, налету оборачиваясь темным туманом.
Что произошло позже, она запомнила плохо. Зато результат – дорогое платье, которое было беспрекословно отдано ей, чтобы потом на прогулке она превратила его в грязную рваную тряпку, – превзошел все мыслимые и немыслимые ожидания.
С помощью кота она могла управлять мыслями людей. Заставлять их делать то, что ей хочется. Всех – кроме папули, у которого был свой крокодил. По и этого было уже достаточно для того, чтобы в мире, где все подчинялись ее мучителю, у нее хоть над чем-то появилась власть.
С этого момента ее жизнь изменилась.
Она назвала черного кота Кат-Ши. Заставила его изменить форму, прикинувшись змеей, чтобы никто не догадался, как выглядит ее проводник на самом деле. И потихоньку стала повторять то, что запомнила из папулиных манипуляций с крокодилом. Медленно. Осторожно.
Поцелуй с мальчишкой-матросом вышел неловким и слюнявым, но был первым за долгие годы действием, которое она совершила по своему желанию.
Само собой, папуля об этом узнал. И тогда она увидела обратную сторону его любви. В тот день она по-настоящему поняла, что такое изнанка. Прочувствовала во всей красе, когда папуля загнал ее в глубины ее собственного разума и оставил там – без Кая, без Кат-Ши, без выхода.
Она до сих пор не могла вспоминать без содрогания, каково это – оказаться на изнанке без проводника. Лишенная направления, опоры, путеводной искры и надежды когда-либо снова стать собой.
Папуля вернулся за ней через полчаса, но ей показалось, что прошла вечность.
– Видишь, какой я добрый, – проговорил он ласково, пока она задыхалась от обилия ощущений и чувств, свернувшись клубком на ковре гостиной. – Я не бросил тебя там, хотя мог. А ведь еще немного, и ты никогда не сумела бы полноценно вернуться в наш мир. Надеюсь, это послужит хорошим уроком.
Урок она выучила и никогда больше не противостояла папуле в открытую. Пережила два месяца в психиатрической клинике, куда ее поместили якобы для лечения от иллюзий. Изображала тихую покорную дурочку – и ждала, ждала, ждала.
Возможность подвернулась внезапно – благотворительный вечер, где ей надлежало
