Шайтан Иван 6 (СИ) - Тен Эдуард

— Вот именно те самые обстоятельства, о которых я говорил, — вздохнул граф. — Непредвиденные и совершенно непредсказуемые. Государь поручил ему какое-то важное и, видимо, срочное дело. Пётр вынужден задержаться в Петербурге. Самое главное, у него нет полномочий проводить свои замыслы в жизнь, а это как минимум полномочия главы военной администрации хотя бы оборонительной линии.

— Да уж, с этим не поспоришь. — задумчиво сказал Тютчев. — Дмитрий Борисович, если я правильно понимаю, договор, который мы проработали, будет представлен вами государю? Почему не озвучить ваше мнение по поводу предложений Петра Алексеевича, напрямую, государю?

— И вызвать гнев Нессельроде, — усмехнулся граф. — Впрочем, другого выхода не вижу, к тому же я не сильно держусь за своё место и даже не расстроюсь если меня уволят. Что ж, попробуем пойти этим путём.

За завтраком Михаил, счастливый и с аппетитом уплетавший яичницу, не сводил восхищенного взгляда с Лейлы.

— Михаил, пожалуйста, перестань смущать свою жену, — строго возразила бабушка, Елизавета Алексеевна.

— Оставьте, Елизавета Алексеевна, — деликатно парировала Мелис. — Лейлу куда больше смущает не сам взгляд Михаила, а то, что она сидит за одним столом с мужчиной. У нас не принято, чтобы женщины трапезничали вместе с мужчинами.

— Как же так, Мелис? Ты ведь русская? — искренне удивилась Елизавета Алексеевна.

— У меня, Елизавета Алексеевна, от русской ничего не осталось — вся вышла за тридцать лет, — спокойно ответила Мелис. — Я жена Хайбулы Омарова. Люблю мужа и потому приняла ислам. Теперь я мусульманка.

Елизавета Алексеевна, узнав от Мелис историю её жизни — пусть и вкратце, — прониклась к женщине искренним сочувствием и пониманием.

— Лидия, ты теперь жена Мишеньки и православная, потому отбрось смущение, — сказала она, обращаясь к невестке, а затем повернулась к Мелис. — И да, Мелис, мне нужно поговорить с вами серьёзно. Мишенька собрался увезти Лиду на Кавказ. Купить дом в какой-то Пластуновке и жить там с семьёй. Умоляю вас, скажите ему, как это безрассудно и опасно! — Её взгляд, полный тревоги, вопросительно устремился на Мелис.

Та за время общения уже успела оценить, какая волевая женщина перед ней.

— Михаил, Елизавета Алексеевна совершенно права, — твёрдо начала Мелис. — Сейчас не время брать Лейлу с собой. Ты же знаешь, Хайбула заключил мирный договор, и многие не просто осуждают его за это, они ненавидят лютой ненавистью. Их гнев может обрушиться на Лейлу — через неё захотят причинить боль мне и моему мужу. Именно поэтому Хайбула принял решение отправить нас под защиту к полковнику.

— Да, простите, Мелис, я не подумал об этом, — сдавленно проговорил Михаил. — Просто мысль о разлуке с Лейлой… она повергает меня в уныние.

— Понимаю, Миша, но обстоятельства сильнее твоих желаний, — мягко, но неумолимо ответила Мелис.

— Командир предупредил о скором возвращении… меня и есаула, — совсем упавшим голосом добавил Михаил.

— Мишенька, не волнуйся так, — поспешила успокоить его бабушка. — До твоего следующего отпуска я найму Лидии лучших учителей. Она подучит всё, что ей необходимо знать. Мурат же остаётся в кадетском корпусе, каникулы ему где-то надо проводить? Пусть гостит у нас. И, Мелис, если пожелаете, оставайтесь тоже — буду несказанно рада.

— Благодарю вас от души, Елизавета Алексеевна, но вынуждена отказаться, — вежливо, но решительно ответила Мелис. — Я буду у Петра Алексеевича. Нужно подготовить Мурата к корпусу и быть готовой самой отбыть с ним на Кавказ.'

— Помилуйте, Мелис! — воскликнула Елизавета Алексеевна. — Вам то зачем ехать туда и подвергать себя опасности?

— Я должна быть рядом с мужем, — коротко и безапелляционно отрезала Мелис, не оставляя места для дальнейших расспросов.

Глава 31

Кабинет шефа Жандармского корпуса, генерал-адъютанта, графа Александра Христофоровича Бенкендорфа.

За массивным дубовым столом, заваленным бумагами, Бенкендорф слушал обширный доклад своего начальника штаба, Леонтия Васильевича Дубельта. Тонкое гусиное перо в руке графа то и дело скользило по страницам кожаной тетради, оставляя лаконичные, но ёмкие пометки.

— Итак, Леонтий Васильевич, — Бенкендорф отложил перо, его проницательный взгляд устремился на подчиненного, — что у нас с общественным мнением касательно… этого дуэльного инцидента графа с англичанами?

— Картина, Александр Христофорович, складывается в целом предсказуемая, — Дубельт слегка наклонил голову, — хотя и не без нюансов. Отечественная публика, как и ожидалось, единодушно на стороне Государя. Впрочем, — он сделал едва заметную паузу, — излишняя, по мнению некоторых, жестокость развязки и обилие пролитой крови… несколько омрачили общее впечатление. Притупили восторг.

— Им не угодишь! — Бенкендорф фыркнул с явным раздражением, резко отодвинув тетрадь. — Вечно всё не так, вечно найдется к чему придраться.

— Что до Европы, — продолжил Дубельт, — то настроения там скорее склоняются в нашу пользу. Прямо это, разумеется, не декларируется, но основной лейтмотив зарубежных публикаций сводится к тому, что англичане проявили непозволительное высокомерие — не только по отношению к нам, но и к прочим. Сама же Англия, — голос Дубельта стал чуть суше, — пребывает, как и следовало ожидать, в состоянии крайнего возмущения. Государя обвиняют в том, что он натравил на их подданных, цитирую, «дикого козака Ивана» — своего личного «цепного пса», кровожадного и жестокого варвара.

Бенкендорф резко поднял голову, брови его поползли вверх:

— Неужели осмелились напечатать такие слова? Дословно?

— Так точно, Александр Христофорович, — подтвердил Дубельт с тенью сожаления в голосе. — Осмелились. И, по последним сведениям, к нам уже спешит новый посол Её Величества. Не сомневаюсь, в его багаже помимо личных вещей окажется целая кипа бумаг — с нотами протеста, требованиями и прочими дипломатическими претензиями.

— Надеюсь лишь, что у Государя хватит выдержки и мудрости снести подобное высокомерие, — произнес Бенкендорф, сжав губы. — Что с депешей, которую я приказал отправить полковнику Баровичу?

— Исполнено в точности, Александр Христофорович, — четко доложил Дубельт. — В депеше изложены подробные разъяснения и инструкции по всем пунктам. Отдано недвусмысленное приказание: оказывать полковнику Желтову, помощнику начальника штаба Кавказского корпуса, всеобъемлющее содействие. А также — принять безотлагательные и окончательные меры для полного закрытия дела графа Иванова-Васильева по всем судебным и административным инстанциям. Наложен строжайший запрет на любое упоминание о нём, ни при каких обстоятельствах. Под страхом самой суровой ответственности.

Бенкендорф задумался, его взгляд ушел куда-то в пространство за окном.

— Александр Христофорович, осмелюсь напомнить, — осторожно вклинился Дубельт. — Полковник Лукьянов доложил о полном сборе кандидатов в состав спецотряда для охраны первых лиц. Двадцать пять человек, отобраны лучшие. Собраны на базе отряда ССО. Как вы и приказывали, без вашего личного ведома и санкции к их подготовке и обучению не приступали.

— Государь… — Бенкендорф тяжело вздохнул, проводя рукой по лбу, — Государь относится к этой затее с изрядной долей сомнения, Леонтий Васильевич. Уверяет, что нынешней охраны вполне достаточно. Не видит нужды в нововведениях.

— Позволю себе предположить, Александр Христофорович, — Дубельт слегка наклонил голову, — что в данном случае было бы полезно запросить мнение полковника графа Иванова-Васильева. Его взгляд всегда… нестандартен. Пусть порой излишне жесткий и прямолинейный, но, как правило, впоследствии доказывает свою правоту и целесообразность.

— Согласен, — кивнул Бенкендорф, возвращаясь из раздумий. — Так и поступим. Назначьте встречу на завтра. Ваше присутствие и полковника Лукьянова — обязательно.

— Слушаюсь, ваше высокопревосходительство. — Дубельт поклонился и вышел из кабинета.