Шайтан Иван 6 (СИ) - Тен Эдуард

Буквально следом в кабинет вошёл адъютант.

— Ваше высокопревосходительство, действительный статский советник Хвостов.

Вслед за адъютантом в дверях появился и сам чиновник.

— Здравствуйте, ваше высокопревосходительство. Вы изволили меня требовать? — с напускным величием, но уже с ноткой тревоги произнёс он.

— Господин действительный статский советник, — холодно начал Бенкендорф, — на днях вы представили государю рапорт касательно блестящей операции вице-губернатора, князя Сумского, и о необходимости непременного наказания полковника графа Иванова-Васильева, дерзнувшего оскорбить его сиятельство при исполнении.

— Так точно, ваше высокопревосходительство, вы же присутствовали при докладе, — не понял вопроса Хвостов.

— Какие меры были вами предприняты после того, как вскрылось, что сведения в рапорте князя не соответствуют действительности?

— То есть… как не соответствуют? — растерялся чиновник.

— Вы полагаете иначе? — Тяжёлый, испепеляющий взгляд Бенкендорфа упёрся в Хвостова. Тот съёжился, мгновенно растеряв весь свой напускной пафос.

— Да… но… это… — потерянно пробормотал он.

— Господин Хвостов, — голос Бенкендорфа зазвучал сухо, без эмоций. — Я вынужден выразить вам крайнее неудовольствие Его Императорского Величества. Государь, разобравшись в сути дела, крайне расстроен тем, что его канцелярия позволяет себе докладывать непроверенные сведения. Более того, он усматривает в этом вопиющую некомпетентность. Мне поручено тщательно разобраться с этим делом и наказать виновных.

Вам надлежит немедленно представить его сиятельству князю Сумскому указание о его неполном служебном соответствии с обязательным занесением в формуляр. И вам, советую, впредь относиться к своим обязанностям с большей ответственностью. Доложите мне лично после исполнения. Надеюсь, напоминать о последствиях небрежности не требуется.

— Непременно, ваше высокопревосходительство! Разрешите быть свободным? — почти выдохнул Хвостов.

Бенкендорф лишь коротко и холодно кивнул в ответ.

Полковник Барович приехал в военно-судебное установление и попросился на приём к Велибину. Пришлось ждать минут двадцать прежде чем его приняли.

— Полковник, у меня много работы. Я вас слушаю. — бросил глухо Велибин не прекращая писать.

— Ваше превосходительство, мне поручено передать вам крайнее неудовольствие его императорского величества с делом связанным с полковником графом Ивановым-Васильевым.

Велибин растерянно оторвался от бумаг и уставился на Баровича. — То есть как неудовольствие?

— Начертано собственной рукой государя на докладе его превосходительства генерал-адъютанта Бенкендорфа, моего начальника. Вам приказано изъять все оставшиеся документы по данному делу и сдать мне, в дальнейшем не упоминать о нём.

Лицо Велибина стало красным. — Получается, что существуют лица не подвластные законам империи, я правильно вас понял, полковник.

— Нет, не правильно, все подданные его величества находятся под юрисдикцией законов империи. В данном деле, в Главном военном суде, не нашли признаков преступления. Все обвинения, выдвинутые против графа, оказались не состоятельными, а некоторые подложными. Граф выполнял секретную миссию по поручению Императора, все его действия и поступки были связанны с ней.

— Но я не был поставлен в известность⁈ — Возмутился Велибин.

— А разве вы входите в круг лиц допущенных к секретным делам империи. И напомню, вам, на допросе граф был вынужден напрямую сказать, что он выполняет задание государственной важности. Несмотря на это вы вынудили его предъявить свой жетон, раскрывая его участие в секретной миссии. Возникает вопрос, почему такое пристрастное отношение к графу и снисходительное отношение к Анукину и Смолину. Их доказанные преступления нанесли Империи куда больше вреда.

— Да, но…– совсем смутился Велибин.

— Павел Яковлевич, вы умный человек, неужели вы не могли усмотреть в том связь. Граф участвовал в оказании военной помощи Хайбуле, для которого скупал оружие и передал ему. В последствии Хайбула подписал мирный договор. Мало того, что вы огульно обвинили графа в государственной измене, вы унизили его арестом и содержанием в тюрьме, как уголовника. Вы что не знали, что он титулованная особа, георгиевский кавалер, кавалер ордена Святого Владимира, спаситель цесаревича. Как же так, Павел Яковлевич? Граф оскорблён до крайней степени.

— Но.но.почему он не предъявил свой жетон сразу?

— То мне не ведомо, ваше превосходительство. Единственное, что я знаю, он ждёт вас в Петербурге, чтобы вызвать на дуэль.

Этого в инструкции не было, но Барович решил окончательно припугнуть Велибина на свой страх и риск.

— Какая дуэль, согласно высочайшему указу дуэли запрещены в Российской империи, — буквально выкрикнул Велибин.

— Как, Павел Яковлевич, вы разве не читали? В газетах прекрасно описана дуэль графа, которого вызвали два англичанина. В виде исключения Государь дал разрешение и граф быстро разделался с ними. Не буду описывать подробности, уж больно кровавые. Скажу только, что одному он перерезал глотку, другому отрубил руку. Кто ему помешает обратиться к его Величеству дать ещё одно разрешение. Согласитесь оскорбление нанесённое вами ему действительно, просто чудовищны.

Велибин рухнул в кресло, словно подкошенный. Лицо его было мертвенно-бледным, взгляд — пустым и потерянным, устремленным в одну точку на столе с бумагами.

— Ваше превосходительство, вы меня, кажется, не дослушали до конца, — произнес Барович с едва уловимой, но отчетливой ноткой иронии в голосе.

— Ну… что… что еще… — вырвался у Велибина глухой, почти стонущий звук. Он с трудом поднял на Баровича мутные глаза.

— Спешу вас успокоить, ваше превосходительство, — Барович сделал небольшую, но значимую паузу, наслаждаясь эффектом. — Государь Император, узнав о… намерениях графа Иванова-Васильева касательно вас, изволил в категорической форме воспретить ему даже помышлять о подобном поступке.

— П-правда⁈ — Велибин резко выпрямился в кресле, в его глазах мелькнул слабый, жадный огонек надежды. — Это… это правда, полковник?

— Так точно, ваше превосходительство, — кивнул Барович, сохраняя безупречную выправку. — Однако… — Он намеренно замедлил речь, — … на будущее, настоятельно рекомендую вам весьма осторожное обращение с графом Ивановым-Васильевым. — Барович понизил голос до доверительного шепота: — С тех самых пор, как граф спас жизнь цесаревичу, их связывает весьма… тесная дружба. — Он выдержал многозначительную паузу, давая словам проникнуть в сознание судьи. — Теперь, ваше превосходительство, могу ли я получить все, без остатка, документы по этому, слава Богу, закрытому делу?

— Д-да… конечно, — пробормотал Велибин, внезапно ощутив всю глубину усталости и потрясения. Он беспомощно махнул рукой в сторону двери. — Я… я распоряжусь сию минуту.

Утром ко мне пожаловал полковник Лукьянов, бодрый, словно заряженный пружиной.

— Доброго утра, Пётр Алексеевич! — отрапортовал он, сверкая безупречной улыбкой.

— Может ли быть добрым утро, — проворчал я, — если его началом служит визит полковника жандармов? Вестник, как правило, недобрый.

— Ну, полноте хмуриться! — Лукьянов махнул рукой, его веселье казалось непробиваемым. — Мне приказано к полудню явиться к его высокопревосходительству. А вас… вас почтительно приглашают.

— Приглашают? — я приподнял бровь. — Могу ли я отказаться?

— Увы, Пётр Алексеевич, — полковник развел руками в красноречивом жесте, — к сожалению нет.

— Значит, в добровольно принудительном порядке, — сокрушенно вздохнул я.

— Добровольно принудительном! — Лукьянов рассмеялся звонко. — Чудесно сказано! Обязательно запомню сию формулировку, Пётр Алексеевич.

Ровно в полдень мы переступили порог кабинета. За столом восседал сам Бенкендорф, рядом — Дубельт с привычно сосредоточенным видом. И — к моему величайшему изумлению — цесаревич Александр Николаевич, непринужденно откинувшись в кресле.