Газкулл Трака: Пророк Вааагх! - Нэйт Кроули
Но Фалкс была человеком, и таким же было ее понимание борьбы Империума за выживание. Деяния героев, несомненно, подчеркивали их жалкую, бесконечную войну. И да, такие свершения действительно могли спасти целые миры. Но насколько ценно спасение мира? В безбрежии галактической смуты, даже величайшее приложение личной доблести могло создать лишь небольшую волну, едва поднимавшуюся из вялого океана истощения. Позади крохотного, мерцающего острия копья Адептус Астартес, человеческая военная машина полагалась на чистую массу; ее качество почти полностью определялось количеством, и самые бесконечно малые изменения в ее удаче исчислялись миллионами жизней. Порой спасенных, но чаще всего – потерянных.
В ледяном безумии своей гибели Империум добровольно ослепил себя к пониманию своих врагов. Она горестно напомнила себе, что даже ее собственный орден – орден, призванный защищать от угроз со стороны не-людей на высшем уровне – установил табу на все, что выходило за рамки базового понимания врага. Они думали, что ненависти будет достаточно, чтобы уберечься.
– Ты подразумеваешь, что Урк умирал, – внезапно сказала Фалкс в середине истории о происшествии с телепортом, когда орк сплавился с целой стаей снотлингов.
– Его звезда умирала, – чопорно поправил Кусач. – Но, как говорит Макари, кроме Газкулла этого никто не понимал. Большая часть орков просто думала, что это очень долгая зима, пока не пошел второй ее год.
Переводчик не подозревал, что Фалкс известно все о звезде Урка. В начале допроса, для сверки фактов, она передала молчаливый приказ архивариусу корабля получить доступ ко всей имеющейся информации о мире, некогда называвшемся Уроклис.
Когда Газкулл поднялся к власти, выжженная до плотного радиоактивного уголька из тяжелых металлов звезда пребывала в самом конце своего угасания. Зеленая заря, описанная Макари, была ее предсмертным хрипом: последним кратким кашлем радиации, перед тем, как ядро полностью погасло и взорвалось сверхновой.
Это было работой жестокой физики, а не каких-то так называемых богов. И Газкулл, определенно, никак не мог знать о грядущих событиях. И все же, как к раздражению часто и случалось с так или иначе известными орками, он действовал в точности так, как если бы знал.
– Пусть Макари расскажет о последних днях Урка, и что в это время делал Газкулл. А потом, – добавила Фалкс, когда Хендриксен вскинул руки, будто возмутился нечестным решением в бойцовском поединке, – ты напомнишь ему, чтобы объяснил отсутствие шрамов от ожогов.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
ГАЗКУЛЛ КОЕ-ЧТО ТЕРЯЕТ
Наложенный Газкуллом мир держался, а вот настроение – нет. Ко второму циклу последней вечной зимы Урка, день длился всего пару часов, и грязь на улицах Ржавошипа едва ли когда-то оттаивала. Но не только лед был в новинку. Со дня, когда Пророк устроил взбучку мозгов, три года назад, лагерь очень сильно изменился. К тому моменту это был единственный город на планете – растущая мешанина фабрик и литейных цехов, вмещавших больше орков, чем можно представить. Со всех сторон горизонт мерцал алым пламенем, и между тонких струй дыма от печей, виднелись суровые и яркие звезды, поскольку облака давным-давно замерзли.
Как-то ночью (ночь была всегда, но вы поняли) Газкулл привел свой совьет клановых боссов на балкон форта босса. И хотя он не сказал для чего, достаточно было одного взгляда на улицу внизу, чтобы стало ясно. В свете факелов текла река орков, несших мешки с мусором для костров и тянувших тележки с только что сделанными патронами. Но они были измотаны. Их уставшие, черные от сажи лица мрачно поднимались к их Пророку, и, смотря вместе с боссами кланов, я понял, в каком состоянии они находились.
В новинку были ожоги. К счастью, радиация для орков вполне сносна, учитывая, что большинство меков считало экранирование реакторов скучным занятием. Но есть предел. И когда вокруг теплых кузниц места под гамаки не осталось, рабочие толпы начали спать в больших вонючих сугробах рядом с ядерными реакторами новых громадных танков. У них появились наросты, волдыри и все такое, но они решили, что это лучше, чем замерзнуть в ледышку.
А там, где на коже не было ожогов, она туго натягивалась на громадах их челюстей. Некоторые из них были тощими, как гроты. Последний урожай грибов собрали несколько месяцев назад, когда замерзли даже пещеры под городом, а остатки поголовья съедобных сквигов перемололи вскоре после этого. Дальше мясники перешли на снотлингов. И теперь, заметив, как мало на улице гротов, я понял, что снотлинги тоже кончились. Но это было нормально. Так и должно быть, нравится это нам, или нет. Боги создали нас, чтобы поддерживать жизнь орков, даже если это означает оказаться у них в брюхе. Когда дела пойдут лучше, мы довольно скоро вернемся.
И в этом море грязных, обожженных, отощавших лиц я заметил еще кое-что: веру, что все как-нибудь образуется. Орки всегда понимают, когда лидер больше не достоин, чтобы за ним следовать, а этого с Газкуллом не случилось.
Пока что.
Но в таких условиях, до подобного было недолго, и босс это знал. Хоть он и говорил с богами, он понимал, что сам богом не является. Орки Ржавошипа были близки к надлому. И если Газкулл хочет, чтобы они продолжали, ему нужно это заслужить. Едва я начал гадать, как он с этим разберется, первая из его наплечных пластин со звоном упала на балкон.
Под взглядами лагеря, Газкулл молча снял всю броню, каждая часть которой падала на сталь, как булыжник. Он стащил шкуры, дав им упасть на замерзшую улицу. И тут, когда холод удерживала снаружи лишь его кожа, он шагнул прямо к краю и заговорил тем голосом, о котором я вам рассказывал. Большим, как космос, при этом совершенно не кричащим.
– Одна неделя, – произнес он. – Еще одна неделя, и боги проложат для нас мост к звездам. Смерть звезды – лишь сообщение от богов, что
