Газкулл Трака: Пророк Вааагх! - Нэйт Кроули

– И раз не буду извиняться, – пояснил босс, пока его ноги сдвигали целые насыпи перемолотого металла и керамита на пути вверх, – я не буду говорить, что был не прав. Я не был не прав, убив тебя. И не был не прав, вернувшись на этот мир.

Я прыгал между площадками выровненного щебня, оставленные его ботинками, пользуясь древком знамени для равновесия, пока, кряхтя изо всех сил, не оказался на вершине рядом с ним. Снова появился дым, скрыв все выше пояса Газкулла. Но я слышал, как он глубоко вдохнул где-то наверху, будто наслаждался чем-то. Будто чуял что-то, что я не мог. Он выдохнул, протяжно и ровно.

– Чуешь это, Макари? – спросил он.

Я чуял. Пахло гребаным Армиягеддоном. Но время было не для острот, потому я притаился, устроившись на сломанном шлеме клювастого у его правого ботинка.

– Видишь это, Макари. Что я сотворил здесь?

Конечно, из-за дыма я не видел. Но потом ветер снова унес его и с вершины того холма я увидел самую прекрасную и ужасающую вещь.

Это была война. Но написанная самыми большими буквами, какие можно найти. Мега Война. Священная Война – эхо той идеальной древней жестокости, для которой, как глубоко внутри знал каждый орк, они и были созданы. Машины столь громадные, что двигались подобно облакам, раздирающие друг друга в мощных потоках искр. Море тел – орочьих и человеческих, живых и мертвых – текло поверх безупречных дебрей траншей, воронок и размолотых обломков.

Подняв голову от этой божественной катастрофы на ее возвышающегося акитектара, мой взгляд скользнул по роям воздушных аппаратов – наших и вражьих, не важно, – вращавшихся в таких густых облаках выхлопов, что, верно, сами были дымом, и взрывавшихся во внезапных, ярких гроздьях смерти. Я поднимал глаза выше и выше через эту бурю огня и стали, пока не увидел ее. Голову Пророка – твердую, темно-зеленую, неподвижную. Краеугольный камень и венец всего этого.

Он откинул голову, закрыв глаз от восторга и надув кожистые ноздри, будто позволял каждому чувству насладиться его творением. Но тут я понял: дым унес не ветер. Это сделал Газкулл, вдохнув его, позволяя мне увидеть. Он взял все эти уничтожения, ярость и резню, всю волю и гнев двух межзвездных империй, и просто пошел и, черт возьми, выкурил их.

Его грудь наполнилась достаточным количеством дыма войны, чтобы задохнулась целая толпа гротов, и пока он удерживал его в себе, облака над ним начали светиться. В этом сиянии двигались силуэты: огромные тени, подплывающие друг к другу и сталкивающиеся в брызгах тьмы. Космические корабли, понял я. Громадные механизмы, раздирающие друг друга на металлолом в битве, по сравнению с которой происходящее внизу выглядело нелепо. Битва столь масштабная, что видно было только тени, спраницираванные светом ее ярости.

Газкулл все еще вдыхал, словно внутри него не заканчивалось место. И в это время один осколок света прямо над его головой начал становиться все ярче и ярче. Будто что-то приближалось.

Это священно, Макари, – сказал Газкулл, когда свет стал слишком ярким для глаз. И клянусь Морком, его губы не двигались, хотя его слова в своей голове я слышал так же отчетливо, как все остальное.

Когда свет погас, он открыл глаз, глядя прямо на меня. И сбоку, падая вниз, пробившись через небеса, оказался зоганный здоровенный камень. Утыканный орудиями, стрелявшими во всех направлениях по пути вниз, просто ради наслаждения стрельбой. Когда камень наполовину опустился, на его задней части зажглись ракеты, размером, должно быть, с город, и он полетел к земле еще быстрее. Я поднял знамя так высоко, как мог, и не мог удержаться от крика во все хилые легкие из-за этой красоты.

Но я не увидел, как камень упал. Потому что Газкулл оскалился так же широко, как Горк, и выпустил между клыками весь тот дым, только гуще и злее, чем до этого, который скрыл все, что я мог видеть.

– Пахнет действительно хорошо, так ведь? – сказал Газкулл, и мне пришлось согласиться. Потому что так и было. И да, это все еще был запах Армиягеддона, который я уже знал – запах, от которого я решил свалить в начале войны. Но теперь он изменился. Стал насыщеннее. В нем появился целый слой новых ароматов – масел и зелий, какими натирала свою броню сотня разных толп клювастых, и крови и потрохов, оставшихся, когда эта броня ломалась. Пота и ужаса человеческих солдат со всей галактики, и странных веществ, готовившихся в сердцах гигаорудий меков. Бесподобный старый запах.

– Тогда пошли, – сказал Газкулл, и на фоне света от, видимо, падения камня на землю, я увидел его селувет, спускающийся по другой стороне холма.

– Что мы атакуем? – спросил я, решив, что этот вопрос будет уместен.

– Ничего, – просто ответил босс. – Мы уходим.

Ну, этого я не ожидал.

– Но не похоже, что мы уже победили? – сказал я, удивленный, что столь неожиданно почувствовал такое разочарование от мысли об уходе.

– Еще нет, – согласился Газкулл. – Но победим, заметь. Но я и ты? Мы здесь закончили.

Пока мы шли по полю боя в дыму, Газкулл объяснил. Было странно: хотя с вершины холма я видел миллионы сражавшихся, мы натыкались только на трупы, будто все расступались, давая нам поговорить.

Он сказал, что устроил такую большую войну, что людям пришлось привезти солдат с такого огромного участка космоса, какой даже звездный свет преодолел бы за тысячу лет. Целые миры хилых поганцев были скормлены дробилке, в которую Газкулл превратил эту планету, как и достаточно стали, чтобы опустошить шахты целой звездной системы. Тут находились много-много-и-пять разных толп клювастых, шесть великих толп человеческих гаргантов и не меньше много-и-семи флотов больших остроносых человеческих кораблей.

И это еще не говоря об орках. Босс, без сомнений, пришел сюда с ордой. Но в отличие от первого вторжения, когда ее сожрала война, в этот раз его силы удваивались каждый год. Он сказал, что орки прибывали из отдаленных миров, как на Урк с внешних планет, потому что почувствовали это. Они знали, что тут что-то происходит. Что-то особенное. Они не знали, что именно, но как магнит хочет прицепиться к стали, так они хотели стать частью этого.

Но битва происходила не только здесь. Учитывая, как много