Левиафан - Эндрюс Хелен-Роуз

— Мое имя Томас Тредуотер, — кашлянув, произнес я. — Я прибыл из Уолшема и хотел бы повидаться с госпожой Люси Беннетт. Меня привело сюда знакомство с одной молодой женщиной, которую, как я полагаю, она тоже знает: ее зовут Крисса Мур. Я желал бы задать вашей хозяйке несколько вопросов об этой женщине, если, конечно, она сочтет возможным принять меня.

Горничная не предложила мне зайти внутрь, но лишь окинула взглядом с головы до ног, коротко кивнула и бросила:

— Подождите, схожу узнаю.

Я охотно согласился подождать.

Подмастерье, указавший на дом, все еще наблюдал за мной. Он принялся насвистывать веселый мотив, а когда стайка нарядно разодетых девушек снова появилась на улице, отпустил им вслед какую-то грубоватую шутку. Подружки расхохотались. Одна из них подняла с земли камень и запустила им в шутника.

— Шлюхи! — крикнул парень.

Девушки осыпали его ответной бранью и, подобрав юбки, со смехом убежали прочь.

Я подумал о предположениях Эстер относительно прошлого Криссы Мур: каково это — жить в подобном окружении, — и решил, что, возможно, сестра не так уж и ошиблась на ее счет. Меня удивило тяжелое чувство разочарования, которое я испытал при мысли о роде занятий девушки, но тут же одернул себя: да какое мне дело, кто она и чем занималась?

Прежде чем я успел разобраться в собственных чувствах, дверь снова отворилась. На этот раз горничная жестом пригласила меня войти.

— Никакого оружия, — сказала она, когда мы прошли в холл. — Все оружие мы оставляем здесь. — Она показала на кладовку под лестницей.

Послушно отстегнув пояс с ножнами, я передал его горничной, наблюдая, как мою шпагу поместили под замок. Девушка повела меня вверх по лестнице, мы миновали две большие гостиные на втором этаже и оказались в просторной комнате в задней части дома.

Комната была полна контрастов и производила необычное впечатление.

С одной стороны, прекрасно меблированная: в центре находился круглый стол, покрытый шелковой скатертью и заставленный всевозможными сладостями — засахаренные абрикосы, марципановые лепешки, ваза с фруктами; вдоль стен — несколько мягких стульев с резными подлокотниками. На стульях расположились девушки, которые, как и те, на улице, издали выглядели нарядно разодетыми и достаточно взрослыми, но только издали. Стоило присмотреться, и можно было заметить, что их наряды — дешевая подделка, а девушки — скорее подростки, почти дети. В торце комнаты над камином висело массивное зеркало в позолоченной деревянной раме — диковина, которую мне до сих пор не приходилось видеть.

И в то же время в комнате царил беспорядок: дощатый пол затоптан, в щелях виднелись клочья пыли, да и судя по затхлому запаху, здесь не часто убирали. За столом восседала дородная розовощекая женщина. Зато мальчик, ползавший по полу возле ее ног, казался голодным и запущенным, прозрачная кожа, худые руки и впалые тускло-серые, как слежавшийся снег, глаза. Когда я вошел в комнату, ребенок устремил на меня печальный взгляд.

Я поклонился. Девочки прыснули. Женщина за столом шикнула на них и жестом велела убираться. Те вылетели из комнаты, продолжая хихикать. Теперь все мое внимание было обращено к хозяйке дома. Так вот какая она, Люси Беннетт: уродливая, чудовищно толстая. Необъятное тело женщины было задрапировано дорогими тканями. Я не решился бы определить, как именно назывался ее наряд. Складывалось ощущение, что вместо того, чтобы возиться с настоящим платьем, она просто накидывала на себя отрез за отрезом, пока не оказалась закутана в многоцветный кокон. Поверх радуги из шелковых лоскутов и пены кружев на меня смотрело грубое рябое лицо.

Люси не поднялась из-за стола, чтобы поприветствовать меня, но я полагал, что, если бы женщина встала, она была бы одного роста со мной. У меня даже промелькнула мысль, не может ли Люси быть матерью. Криссы Мур. Однако, присмотревшись, я понял, что под складками плоти нет и намека на точеные формы Криссы. Подбородка у женщины вовсе не было, нос, маленький и приплюснутый, зажат между налитыми жиром щеками, а нескладный рот, казалось, плохо помещался на лице. Вся она была округлой и рыхлой, и только темно-серые глаза смотрели твердо и прямо. Люси Беннетт было лет сорок или около того.

— И кто же это к нам пожаловал? — пропела она.

Плавные движения и томный голос Люси сочились сладостью.

Я уже называл свое имя и цель визита впустившей меня горничной. Но, судя по жесткому взгляду хозяйки, ей ничего не стоит в любой момент выпроводить меня из дома. Поэтому я подавил вспыхнувшее внутри раздражение, решив проявить выдержку и терпение.

— Меня зовут Томас Тредуотер. О вас я узнал от женщины по имени Крисса Мур, которая желает, чтобы вы дали ей… ну, нечто вроде рекомендации. — Мои собственные слова показались мне не очень убедительными, поэтому я добавил: — Я действую по поручению мирового судьи Кристофера Мэйнона из Уолшема.

Это была не совсем правда, но я надеялся, что упоминание правосудия заставит ее более ответственно отнестись к нашему разговору. Похоже, моя уловка произвела желаемый эффект.

— Мэйнон? Да, мне знакомо это имя, — произнесла она несколько рассеянно, но взгляд ее стальных глаз под припухшими веками сделался настороженным. — И что бы вам хотелось узнать о Криссе Мур?

— Она работала у вас? — спросил я.

Хозяйка борделя удивленно приподняла тонко выщипанные брови. Я молчал, ожидая ответа.

Люси Беннетт протянула пухлую руку и, подхватив с тарелки засахаренный абрикос, с явным удовольствием отправила его в рот. Сидевший на полу чахлый мальчик наблюдал, как фрукт исчез между ее сочными губами, за которыми мелькнули мелкие гнилые зубы.

Она жевала, перекатывая пишу от щеки к щеке, словно отыскивая среди испорченных зубов тот, которым можно безболезненно раскусить лакомство. Наконец Люси проглотила фрукт, запустила в рот указательный палец, сняла прилипший к десне кусочек и, слизнув его языком, заговорила:

— Крисса никогда не была одной из моих девочек, если вы это имеете в виду. А ведь она пользовалась бы огромным успехом у клиентов. Могла бы неплохо зарабатывать. И продержалась бы довольно долго. Крисса пришла ко мне подростком, лет одиннадцати, у нее еще даже кровотечения не начались. О, как же хороша она была — прекрасна как ночь. И свежа. — Люси снова наклонилась над столом и выбрала новое лакомство. — Но Крисса не пожелала развлекать клиентов. Я ведь не заставляю моих девочек, — с гордостью объявила сводня. — Не то что некоторые. Я всегда говорю им: либо задирай подол и ложись на спину, либо ищи другой способ платить за крышу над головой и еду. Крисса выбрала последнее, она пустила в ход иные свои таланты. — Люси пожала плечами, словно хотела сказать: таков уж порядок вещей, и ничего тут не поделаешь.

— И какие именно таланты она пустила в ход? — поинтересовался я.

— Да разные, то одни, то другие, — расплывчато ответила Люси. — У нас ведь тут большое хозяйство. Существует множество способов, которыми женщина может заработать монету, а не только ноги раздвигать.

«Например, торговать девочками для ублажения стариков», — с отвращением подумал я.

Люси тем временем продолжила:

— Как только Крисса заявилась ко мне — тощая, как бродячая собака, да еще приволокла с собой этого бездельника, — женщина кивнула в сторону мальчика на полу, — я сразу предупредила, что в моем доме нет места для дармоедов. Но Крисса заверила, что сумеет платить за обоих. Девчонка отсутствовала часами, чем она там занималась — понятия не имею, я за это ответственности не несу. Но плату Крисса вносила исправно, а все остальное меня не касается.

— И так продолжалось несколько лет?

Люси издала какой-то невнятный звук, означавший «да». Она снова пожевала абрикос и вернулась к рассказу:

— До начала этого года. Иногда Крисса исчезала на несколько дней, так что я не волновалась. Но время шло, а она так и не вернулась.

— И что потом?

— А потом, вскоре после Пасхи — я уж собиралась выкинуть этого голодранца на улицу — пришло письмо от Криссы, в него были вложены деньги — все, что она задолжала, — и обещание впредь регулярно платить за содержание мальчика.