Тени зимы (СИ) - Волков Тим

— Я тогда санитаркой была! — гордо заметила Аглая.

Гробовский хмыкнул, хотел что-то добавить, но дверь кабинета внезапно с силой распахнулась, ударившись о стену. На пороге стоял Виктор Красников. Его обычно молодое и энергичное лицо теперь было хмурым, даже мрачным.

— Виктор Иванович? — первым нарушил тишину Гробовский, насторожившись.

Красников медленно вошел, прикрыл за собой дверь. Его пальцы сжали какую-то смятую бумажную телеграфную ленту.

Увидев Петрова, Красников улыбнулся, но улыбка выдалась не такой радостной.

— Рад, что ты жив и здоров, Иван Павлович, — произнес он глухо, кивком головы поприветствовав доктора. — Очень рад. Мы уж тут думали… да ладно, что было — то прошло. Я по другому делу.

— По какому? — осторожно спросил Гробовский.

— Алексей Николаевич, — Красников повернулся к нему, и его голос прозвучал официально и отчужденно. — Твое заявление о приеме на службу… в штат милиции… рассмотрено.

Гробовский замер.

— И…? — только и смог выдохнуть он весь в нетерпении.

— Отказано, — слово прозвучало как приговор. — Категорически. Решение уездного комитета.

— Но почему⁈ — вырвалось у Гробовского. — После вчерашнего… После того, как мы…

— После вчерашнего как раз и началось! — резко оборвал его Красников, и его сдержанность наконец лопнула. В глазах вспыхнули гнев и отчаяние. — Ты думаешь, угон паровоза и стрельба на перегоне остались незамеченными? На тебя, Алексей Николаевич, поступил донос. Очень подробный. В уезде уже вовсю интересуются личностью «бывшего штабс-капитана Гробовского», самовольно проводящего опасные операции и втягивающего в них гражданских лиц!

Он швырнул смятую телеграмму на стол. Она упала рядом с медицинскими инструментами.

— Мне едва удалось убедить их, что твои действия были вынужденными! Но о приеме на службу речи быть не может. Более того… — Красников отвел взгляд, смотря в стену где-то позади Гробовского. Его голос снова стал тихим. — Мне приказано взять с тебя подписку о невыезде. И начать служебную проверку по факту твоих… контактов с криминальными элементами.

Гробовский отшатнулся, будто от удара.

— Какие еще контакты? Я эти элементы вылавливал!

— А по документам выходит, что ты, будучи внештатным консультантом, самовольно покинул район, вступил в перестрелку с неизвестными, а затем угнал железнодорожный состав! И все это — без всякой санкции! Кто эти «бандиты»? Где доказательства? Там, на верху, — он показал на потолок, — сильно не довольны твоими лихими делами.

В кабинете воцарилась мертвая тишина. Аглая в ужасе смотрела на мужа, ее рука инстинктивно потянулась к животу. Иван Павлович медленно поднялся.

Гробовский стоял, не двигаясь. Все его прошлое — служба в царской сыскной полиции, офицерские погоны, ранения на германском фронте — все это в одно мгновение превратилось из опыта в обузу, в доказательство его неблагонадежности. Он видел в глазах Красникова не злобу, а вынужденную жестокость. Начальника милиции поставили перед выбором, и он этот выбор сделал.

— Так что, выходит, я теперь… под следствием? — тихо, но четко спросил Гробовский.

— Ты уж, Алексей Николаевич, не говори ерунды, — с раздражением отмахнулся Красников. — Не под следствием, но проверку нужно сделать. И пока я ее делаю, Алексей Николаевич, тебе нужно найти и повязать этих бандитов — чтобы доказать, что ты и в самом деле их ловил. И как можно скорее. Иначе…

Он не договорил, но и без этого все стало понятно.

Глава 9

С началом декабря грянули морозы. Выпавший первый снег, однако, через день и растаял. Наступившая оттепель принесла с собой хмурое небо и слякоть, дороги раскисли, словно в октябре, а на лугах вдруг вылезла, зазеленела травка. Неожиданному теплу люди радовались, выгоняли на выпас коз да коров.

А вот у Ивана Палыча на душе было как-то нерадостно — переживал за друга. Ну куда теперь было податься бывшему штабс-капитану? Красные его отвергли, оставалась одна дорога, к белым, на Дон и Кубань, к тому же Корнилову или Деникину. И можно было не сомневаться: что Лавр Георгиевич, что Антон Иванович, и тот и другой приняли бы Гробовского, как родного, и занятие бы ему нашли! Здесь же… Что и говорить, боязливая «красная» бюрократия отталкивала от себя людей, как и любая другая. Сама же плодила врагов, Алексей Николаевич здесь был не единственный.

К тому же, ходили слухи о скором прибытии важного начальства — уполномоченного представителя управделами Совнаркома — первого советского правительства. Уполномоченный должен был провести ревизию состояния законности и советской власти в Зареченске и уезде, а так же сделать общие выводы… или, лучше сказать — огрвыводы, обычно заканчивающиеся смещение почти всех властных лиц… а то и расстрелами.

Из всех представителей новой власти, приезда уполномоченного ничуть не опасались лишь двое — председатель уисполкома Гладилин (лично знакомый в Лениным) и заведующая отделом народного образования Анна Львовна Мирская, с недавних пор состоявшая в переписке с самим наркомом Луначарским. Анна Львовна просила наркома разрешить набрать учителями прежних сотрудников, оставшихся еще с царских времен, а так же не только сотрудников, но и лиц, имевших высшее образование. Луначарский разрешили брать всех, кроме преподавателей Закона Божьего, и попросил докладывать о положении дел в письменном виде. Так вот и завязалась переписка.

Весть о приезде строгого ревизора принес Петр Николаевич Лавреньтев, явившийся в Зарное специально для этого — предупредить Гробовского. Бывший штабс-капитан как раз заглянул в больницу — беременная его супруга в последнее время что-то не очень хорошо себя чувствовала, вот и сейчас выглядела бледнее собственного халата.

Когда вошел Лаврентьев, Аглая бросилась было готовить чай… Но, еще больше побледнев, охнула — и муж едва успел подхватить ее на руки.

— Похоже, токсикоз, — покачал головой Иван Палыч. — Ну да, осмотрим… анализы бы взять надо. Алексей, уводи-ка ты супругу домой. Пусть отдохнет, приляжет… А я уж тут сам.

Совсем недавно больница понесла большую утрату: доктор Лебедев получил с оказией письмо от бывшей возлюбленной из Петрограда. Та просила прошения «за все» и звала… Уж, конечно же, Леонид тут же засобирался на родину. Проводили всем коллективом буквально три дня назад. Так что вновь Зарное осталось без доктора — Лебедев уехал, Аглае скоро рожать… Пришлось уж Ивану Палычу вспомнить свое врачебное ремесло — не все же администрированием заниматься!

— Ничего, ничего… — через силу улыбнулась Аглая. — Я в палату пойду, прилягу… Там нынче нет никого — выписали недавно. А в мужской — три человека. Иван Палыч, осмотрите?

— Ну, уж куда ж я денусь?

Гробовский отвел жену в палату и тот час же вернулся, вопросительно посмотрев на Лаврентьева:

— Ты, вроде, сказать чего хотел? Ну, про уполномоченного я уже слышал…

— Про него и хотел… — гость покосился на доктора и вдруг улыбнулся. — Иван Палыч, а мы сейчас авантюру планировать будем! Так что, не хочешь — не слушай.

— Авантюру, говорите? — сняв с керосинки чайник, доктор хитровато прищурился. — Да я сам на любую авантюру готов. Чем смогу — помогу! Ну, давай, давай, Петр Николаич, рассказывай, чего ты там удумал?

— Да толком пока ничего, — новоявленный милиционер скромно потупился. — Вот, хотел посоветоваться.

Иван Палыч важно упер рук в бока:

— Что ж, Петр Николаевич, ты обратился по адресу! Мы с моим другом — истинные авантюристы и есть! Куда там графу Каллиостро.

Шутка удалась — Гробовский заржал в голос.

— И правда, Петр — рассказывай. Все свои!

Предложенная Лаврентьевым «авантюра» непосредственно касалась Гробовского и приезжего столичного начальства.

Как человек военный, Петр Николаевич ходить вокруг да около не стал, а сразу сказал прямо:

— На этого чертового уполномоченного нападет банда! А Алексей его спасет! Ну, помните, как мы с товарищем Семашко на поезде? И тогда…