В тени двуглавого орла (СИ) - Тен Эдуард

Глава 18

По моему приказу лагерь свернули и переместили на полверсты вперёд, разбив в пятидесяти метрах от дороги. До Пятигорска оставалось не более двадцати пяти вёрст. Я предложил Александру двигаться дальше под охраной жандармского полуэскадрона, однако он ответил категорическим отказом. Адреналин, что прежде будоражил кровь, схлынул, и цесаревич заметно сник, будто из него выпустили весь воздух.

— Александр Николаевич, выпейте микстуру и надо поесть, — я отослал Аслана за бульоном и мясом. Вскоре он вернулся с двумя котелками и блюдом, уставленным кусками варёной конины.

— Знаете, Пётр Алексеевич, аппетита что-то совсем нет, — вяло ответил Александр.

Я налил ему добрую порцию своего бренди. Он выпил залпом, закашлялся и схватился за грудь. К счастью, в этот момент Аслан притащил солёных огурцов и мешочек со специями. Я щедро посолил и поперчил бульон — себе и немного Александру — и с аппетитом принялся за мясо, запивая его горячим наваром и хрустя огурцом.

— Аппетит приходит во время еды! — заключил я с умным видом.

Александр, глядя на меня, осторожно начал хлебать бульон. Затем взял кусок мяса, и пошло-поехало. К концу нашей трапезы он уже оживлённо жевал, лицо его просветлело, на лбу выступила испарина, а в глазах появился недавно потерянный блеск. Довольно улыбаясь Александр откинулся и закрыл глаза. Теперь его одолевала приятная усталость. Сытая умиротворенность и действие моего бренди.

— Илья, Паша помогите его высочеству дойти до кареты и уложите спать. Осторожней, Александр Николаевич ранен. Цесаревич поднялся сам и чуть покачнувшись пошёл к своей карете, страхуемый с двух сторон.

Все наши собрались на вечерний совет.

— Миша, молодец, командовал отменно, Костя тоже хорошо, только, сотник, какого хрена в первую шеренгу полез. Ты должен стоять за шеренгой и следить за боем. Ещё раз увижу — в лоб получишь. — Показал я ему кулак. — Так, далее. Трупы закопали?

— Нет, лопат всего восемь. К ночи закончат. — ответил Савва.

— Что там насобирали из трофеев?

— Огнестрел так себе, холодное есть неплохое. — ответил Эркен.

— Вот как мы поступим. Подберите шашки и кинжалы для бойцов Малышева и личной охраны цесаревича, как трофеи с бою взятые. Михаил, потом получишь у Егора Лукича по пять рублей за шашку и три за кинжал.

— Да не надо, командир, так уступим. — стал отнекиваться Михаил.

— Это тебе не надо, а бойцам очень даже не лишние деньги в хозяйстве. Исполнять и не умничать, сотник.

— Слушаюсь, командир. — вздохнул Миша.

— Аслан, Паша, помнится, вы с Грозной припрятали пару шашек и ещё кинжалы.

— Три кинжал. Хороший, один очень хороший, дамаский стал. Острый. — Поцокал языком Аслан.

— Вот его и приготовь, шашку к нему подбери. Цесаревичу в трофей дадим. Пусть порадуется.

— Жандарм бежит. — тихо бросил Паша.

Жандармский штаб-ротмистр буквально ворвался с криком:

— Где его высочество? Я так и знал, я чувствовал, что добром это не кончится. Сказали, он ранен? Я должен его увидеть, немедленно. — Штаб-ротмистр пыхтел и потел от возбуждения, постоянно вытирая платком лоб. — Я вынужден буду доложить его высокопревосходительству, генералу Бенкендорфу, что вы отстранили меня от несения охраны его императорского высочества, и вот вам результат.

— Успокойтесь, ротмистр, — холодно остановил я его, вставая. — Не время для истерик. Как только прибудем в Пятигорск, вам незамедлительно предоставят возможность доложить его высокопревосходительству всё, что сочтете нужным. А сейчас — голос мой стал стальным, отчеканивая каждое слово, — извольте обеспечить охрану лагеря по периметру. Я лично проверю, как несут службу ваши подчиненные. Казаки конвоя понесли серьезные потери, им не до этого.

Я выдержал паузу, давая ему осознать приказ, и заключил, отрезав все возражения:

— Всё. Потрудитесь выполнять.

Штабс-ротмистр, багровый, с дрожащими от бессильной ярости усами, тяжело запыхтел. Он замер на секунду, что-то, пытаясь, найти в моем взгляде, но, встретив лишь спокойную решимость, резко развернулся на каблуках и быстрым, нервным шагом направился к своим жандармам.

— Разойдись. Дайте отдохнуть. — устало проговорил я.

— Командир, кофию принесть? — озаботился Паша.

— Тащи, сейчас, самое то.

Вечером к моему штабному фургону пришёл Куликов.

— Добрый вечер, Пётр Алексеевич. Не помешаю своим присутствием?

— Присаживайтесь, Жан Иванович. Всегда рад вас видеть. Вы ужинали?

— Благодарю вас. Отрадно слышать подобное. Я поужинал, а вот выпить чашечку вашего кофе не откажусь. — сказал Куликов, присаживаясь на бурку.

— Видел казачьего хорунжего, — сказал как бы между прочим Жан Иванович. — Совсем поник молодой человек. Говорят, это вы ему устроили выволочку, Пётр Алексеевич, да ещё при цесаревиче.

— Настоящая Пирова победа. Самое печальное, у нас слишком много подобных победителей. — ответил я, чувствуя глухое раздражение. Куликов, почувствовав моё настроение, не стал углубляться в больную для меня тему и быстро перевёл разговор на цесаревича.

— Как проявил себя цесаревич? Ваша оценка, Пётр Алексеевич?

— Трудно судить, первый бой для него. Скажу одно, характер у его высочества присутствует. Правда, ему стало плохо после увиденного поля боя. — усмехнулся я. — Но держался он молодцом.

— Знаете ли, Пётр Алексеевич. Я даже после стольких увиденных последствий смертоубийства до сих пор чувствую себя отвратительно. А насчёт хорунжего, может всё-таки можно сделать скидку на молодость, первый настоящий бой. — Куликов настороженно посмотрел на меня, опасаясь моей реакции.

— Жан Иванович, скидка стоимостью в девять душ молодых казаков. Слишком непомерная цена за ошибки и бестолковую лихость. Неоправданные потери сводят на нет значение одержанной победы.

— А что, бывают потери оправданные? — тихо спросил Куликов.

— Бывают, Жан Иванович. В некоторых случаях. Да и то, всегда надо думать, прежде чем делать.

— Простите, Пётр Алексеевич, влез в материи, в которых малосведущ. Оттого и глупые вопросы.

— Добрый вечер, господа. Прошу прощения, Пётр Алексеевич, проспал немного. Поспешил на перевязку, как вы велели. — Появился из темноты цесаревич в сопровождении Ильи и двух охранников.

— Не буду мешать, — быстро ретировался Куликов, который приходил в смятение в присутствии высокопоставленных лиц.

Я закончил перевязку, когда подошёл Михаил в сопровождении Константина. Он достал матерчатый свёрток и развернул его. На свет появилась шашка, богато отделанная серебром, и кинжал, украшенный серебряным узором ещё богаче и красивее.

— Ваше императорское высочество, ваши трофеи, взятые с боя. — протянул он шашку и кинжал. Александр взял оружие и с горящими глазами стал рассматривать. Вынул шашку, затем кинжал и издал вздох восхищения.

— Но позвольте, господа, я не могу принять столь дорогой трофей. Моё участие в бою не стоит столь ценного подарка.

— Ваше императорское высочество, трофеи распределяю не я и даже не командир, а общество казаков. Они решили присудить данные трофеи вам, не обижайте нас своим отказом. — Веско заявил Михаил.

— Ваше высочество, — обратился я к Александру. — Из ружья стреляли! В бою участвовали! Труса не праздновали! Так что принимайте трофей и отбросьте все сомнения. Казаки такие трофеи просто так не раздают. — убедительно произнёс я. Александр с любовью провёл рукой по шашке и кинжалу.

— Ну, если общество так решило, то я принимаю трофей. Передайте мою благодарность пластунам и примите пятьдесят рублей серебром в вашу казну.

— Вот и славно, — заключил я. — Аслан, что там у тебя с шашлыком?

Аслан и Паша принесли блюдо с ароматно пахнущими кусачками запечённого мяса, которые сразу пробудили аппетит даже у тех, кто поужинал.

После позднего ужина все деликатно удалились, оставив меня с цесаревичем. Александр сидел задумчиво, глядя на огонь. Остывшая кружка травяного чая застыла в его руке.