Лекарь Империи 9 - Александр Лиманский
— После экстубации? — Катя смотрела на меня с таким вниманием, будто я диктовал ей священный текст.
— Долгая дорога домой, — я вздохнул. Самое сложное — не вытащить с того света. Самое сложное — вернуть к нормальной жизни. — Дыхательная гимнастика — начнем с самого простого. Выдохи через трубочку в стакан с водой, надувание воздушных шариков. Потом — спирометрия с нагрузкой. Ходьба, сначала по палате, потом по коридору, потом по лестнице.
Я посмотрел на Мишку через стекло реанимации. Он внимательно смотрел на нас, и в его глазах, казалось, было полное понимание.
— И самое главное, — добавил я, глядя прямо на него. — Психологическая реабилитация. Мальчик пережил околосмертный опыт. В шесть лет. Это травма, которая может остаться на всю жизнь. Нужен хороший детский психолог, арт-терапия, работа с родителями.
Дети после реанимации часто меняются. Становятся тревожными, боятся засыпать — вдруг не проснутся. Боятся больниц, лекарей, любых медицинских процедур. Нужно вернуть ему не только здоровье, но и украденное детство.
— Сколько всего займет реабилитация? — спросила Катя.
— В стационаре — две-три недели. Дома — месяцы. Полное восстановление… — я сделал паузу, подбирая слова. — Полного восстановления не будет. Фиброз легких, последствия миокардита — это навсегда. Но адаптация возможна. Через год он сможет жить почти нормальной жизнью. С ограничениями, но жить.
Жестокая правда. Но родители должны ее знать. Нельзя давать ложных надежд, которые потом обернутся еще большей болью. Их ребенок выжил, но остался инвалидом. Легким, функциональным, способным к полноценной жизни. Но инвалидом. И им придется научиться с этим жить.
— Понятно, — кивнул Кашин. На его лице не было и тени разочарования — только профессиональная решимость. — План принят. Начинаем сегодня?
— Уже начали, — я позволил себе легкую улыбку. Он меня понял.
Я вышел из реанимации с чувством глубокого удовлетворения.
План составлен, лечение идет, команда знает, что делать. Теперь главными лекарствами станут время и терпение. Медицина — это не только экстренные решения и драматические спасения. Это еще и долгая, рутинная, почти незаметная работа по восстановлению.
День за днем, процедура за процедурой, маленький шаг за маленьким шагом. Не так эффектно, как ночная операция, но не менее важно.
В коридоре меня поджидал Киселев. Заведующий хирургией, наш временный начальник, улыбался так широко, что казалось, его лицо вот-вот треснет пополам.
— Илья Григорьевич! — он схватил меня за руку и принялся трясти ее, как старый насос. — Поздравляю! Вся больница гудит! Вы — герой! Спаситель!
— Спасибо, Игнат Семенович. Но давайте без пафоса.
— Как без пафоса⁈ Вы совершили революцию! Нашли лекарство от чумы века! Да это же Нобелевская премия, не меньше!
Нобелевская премия? За расшифровку чужой формулы и безумный риск? Вряд ли. Нобелевский комитет любит фундаментальные, многолетние исследования, а не практическую медицину в полевых условиях.
Хотя… кто знает? В этом мире свои правила.
— Это была командная работа, Игнат Семенович. Без ординаторов, без помощи главврача — ничего бы не было.
— Скромничаете! — Киселев понизил голос, заговорщически наклонившись ближе. — Но вот что странно… До сих пор нет никакого официального заявления. Обычно о таких прорывах трубят на всех углах. Пресса, телевидение, экстренный бюллетень от Гильдии Целителей… а тут — тишина.
Он был прав. Молчание было странным, почти зловещим. Но я не мог рассказать ему о договоренности с Серебряным. О двух днях тишины.
О государственных диверсиях и политических играх. Киселев — хороший хирург, но ужасный сплетник. Разнесет по больнице за час, по городу — за день.
— Так нужно, — уклончиво ответил я.
— Понимаю, понимаю, — закивал он, хотя по его лицу было видно, что он не понимает ровным счетом ничего. — Высокая политика, да? Столичные игры? С этим Серебряным… Ладно, не мое дело. Но если нужна какая-то помощь — хирургическое отделение к вашим услугам! Все, что угодно!
Киселев удалился, довольный собой и оказанным вниманием, а я остался стоять посреди коридора, внезапно ощутив пронизывающий холод, не имеющий отношения к сквознякам.
Странное чувство.
Все поздравляют, восхищаются, называют героем. А я чувствую только глухую, сосущую усталость и беспричинную тревогу. Почему Серебряный не звонит? Прошли почти сутки с его отъезда. Он обещал связаться, как только доберется до столицы и оценит обстановку. Что-то пошло не так? Или он решил нас кинуть, присвоить все лавры и исчезнуть?
— Илья Григорьевич!
Молодая медсестра из приемного покоя бежала ко мне по коридору, размахивая руками так, словно пыталась взлететь.
— Вас срочно ищет Анна Витальевна! Очень срочно! Сказала — как увидите, чтобы сразу к ней!
— Что случилось?
— Не знаю, но она места себе не находит! Вам звонила?
Я полез в карман. Телефон был мертв — холодный черный прямоугольник, не подающий признаков жизни.
Забыл зарядить! Никогда такого не было. Похоже батарея уже приходит в негодность и телефон разряжается сам с собой. Пора покупать новый.
— Спасибо, уже иду к ней.
Кабинет главврача находился в административном крыле.
Дверь кабинета была приоткрыта. Изнутри доносился голос Кобрук — громкий, взволнованный, на грани истерики:
— Где он⁈ Почему он не отвечает⁈ Это же… это предательство!
Я постучал и, не дожидаясь ответа, вошел.
Кобрук металась по кабинету как тигр в клетке. Волосы, обычно уложенные в безупречную прическу, были растрепаны — она явно запускала в них пальцы от нервов.
Лицо было красным, в глазах блестели злые, бессильные слезы. На столе — три пустые чашки от кофе. На полу — несколько скомканных и разорванных листов бумаги.
Паника. Настоящая, глубокая паника. Что-то случилось. Что-то очень серьезное.
— Илья Григорьевич! — она бросилась ко мне, едва не сбив с ног. — Наконец-то! Где вы были⁈ Почему телефон выключен⁈
— Разрядился. Что происходит, Анна Витальевна?
— Серебряный! — она всплеснула руками, и это был жест полного отчаяния. — Эта гадина нас кинула!
Так. Спокойно. Факты, только факты. Эмоции потом. Лечи панику, а не ее симптомы.
— Объясните спокойно. Что именно случилось?
— Он не звонит! — Кобрук схватилась за голову. — Больше суток прошло! Он должен был позвонить сразу, как приедет в столицу! Доложить о ситуации! А он молчит!
— Может, не смог? Занят на встрече?
— Занят⁈ — она рассмеялась коротким, истерическим смешком. — Он обещал! Дал слово! А теперь молчит! Знаете, что это значит?
— Что?
— Он нас предал!
