Тени зимы (СИ) - Волков Тим

— «Красный Зареченск»! Диверсия на Металлическом заводе! — мальчишки-газетчики вновь пронеслись мимо. — Покупайте «Красный Зареченск»!

— А вы еще вон, у них, спросите! — вдруг улыбнулся торговец. — У ребят. Они тут все знают — шустрые.

И правда…

Поблагодарив продавца астролябии, доктор подозвал газетчиков:

— Эй, эй! Сюда! Дайте-ка номерок…

— Пожалуйста, дяденька! — вихрастый парнишка в коротеньком сером пальтеце протянул газетку.

Иван Палыч протянул монетку. Мелочь ходила царская — ценилась. А, впрочем, другой никакой и не было.

— Гм… Гм… Диверсия, говорите? Почитаем… Книжек бы еще! Не знаешь, букинист сегодня будет? Ну, седенький такой старичок…

— А, Василь Василич! — поправив сумку с газетами, улыбнулся парнишка. — Вообще он во-н там, под тополями всегда. Но вот уже дня три как нету. Прихворнул, наверное. Ничо! Появится.

— Эх, мне бы книжек… — доктор рассеянно почесал переносицу. — Главное, ведь мы с ним договаривалось… А не знаешь, где он живет-то?

— Так на Печерке, — припомнил газетчик. — Мы ему как-то туда книжки тащить помогали. Но, дом я не помню. Мы до колонки только донесли.

Печеркой назывался район частных домиков на северной окраине города. Не такой, правда, богатый, как пресловутая Яблоневка, но, тоже ничего.

— Печерка, говорите? Ага…

Иван Палыч почувствовал, как его охватывает азарт! Этого адреса у Гробовского не было. Так, может, там, на Печерке — и есть лежбище? Теперь главное было — не спугнуть.

Решив действовать похитрее, доктор — по совету продавца астролябии — первым делом заглянул в москательную лавку, где купил несколько книг, из которых более-менее читабельным был разве что засаленный томик Жюля Верна. Там же, в лавке, книги аккуратно перевязали бечевкой и пожелали покупателю всего доброго.

Снарядившись таким образом, Иван Палыч подозвал извозчика и минут через двадцать выбрался из коляски на Печерке, как раз у колонки.

В очереди за водой стояли три женщины с ведрами и коромыслами и подросток с бидоном.

— Здравствуйте! — подойдя, улыбнулся доктор.

Женщины — средних лет, в платках и коротких овчинных полушубках — заинтересованно обернулись. Печерка хоть и считалась пригородом, но, по сути являлось обычной деревней, и чужие сюда заглядывали редко.

— Здравствуйте! — одна из женщин посмотрела на книжки. — А! Вы, верно, к Василь Василичу, букинисту?

— К нему! — еще шире улыбнулся Иван Палыч. — Договорились на базаре встретиться, а его нет. Вот я и решил…

— Он у вдовы Печатниковой полдома снимает, — подсказала другая женщина, чуток поможет остальных. — Только вы сами заплутать можете… Феденька вот, проводит. Верно, Федя?

— Проводу, чего ж? — солидно отозвался подросток. — Только вот сперва наберу водички…

— Так ты бери без очереди-то, ага! Человек ждет ведь.

Бидон с водою Федя занес по пути домой, а уже потом проводил Иван Палыча прямо до нужного места.

— О-он тот дом. С мезонином.

Узкая деревенская улочка была почищена от снега, и доктор спокойно дошел до самой калитки и позвонил в привешенный колокольчик. Выскочивший из будки пес, для порядка гавкнув, дружелюбно завилял хвостом.

В окне мезонина дернулась занавеска… или это просто солнечный блик?

Дом выглядел довольно зажиточным — наличники, широкое резное крыльцо, четыре окна по фасаду. Еще и каменный фундамент, и справная крыша, да и двор…

Да есть ли хоть кто дома-то?

Доктор позвонил еще раз.

— Сейчас, сейчас…

Дверь, наконец, отворилась, и на пороге показалась пожилая женщина в телогрейке поверх серого шерстяного платья. Видно, та самая вдова. Хозяйка. Седые волосы ее на затылке были забраны гребнем.

— Проходьте! Не бойтесь, собачка не тронет… Цыц, Полкан, цыц! Вижу, к Василь Василичу, жильцу? — хозяйка указала на книги. — Так нет его, родичей навестить уехал. Она я нынче… Но, вы проходьте, проходьте. Он для обмену-то книжки оставил.

Войдя в прихожую, Иван Палыч настроился: показалось вдруг, что наверху, в мезонине, кто-то ходил. А вдова утверждала, что одна…

— Да не раздевайтесь… Эвон — этажерочка! Что у вас? Жюль Верн и справочники… Вот, на второй полке смотрите. Обмен — один к одному.

Честно говоря, выбирать тут особо было нечего. Тоненькие аляповатые брошюрки из «библиотеки для рабочих». Выцветшие краски, «слепая» печать, некоторые даже без обложек. Зато какие названия! «Смерть живет в Раю», «Сыщица Фекла Муратова и протоколы сионский мудрецов», «Смерть в старом склепе»!

Что же, пришлось брать, что есть.

— Значит, нет Василия Васильевича?

— Нету, нету. Не сказал, когда и будет-то. Через недельку загляните. Или на рынке лучше…

Попрощавшись, Иван Палыч вышел на улицу и, дойдя до поворота, оглянулся. Снова показалось, что в окне мезонина дернулась занавеска. Хотя… нет. Точно — солнце.

Тем не менее, о подозрительном доме доктор решил немедленно сообщить Гробовскому. Правда, до места пришлось добираться на попутных санях — извозчики в Печерку наезжали нечасто.

У самого входа в особняк на Вишневой какой-то вислоусый дядька в кожаной чекистской тужурке, подняв заслонки капота, деловито копался в двигателе большого светло-коричневого авто с поднятым верхом.

Обойдя автомобиль, Иван Палыч поднялся по знакомой лестнице на второй этаж. Повезло — Гробовский оказался на месте. Прямо выскочил из-за стола!

— А, Иван Палыч, дружище! Ну, как?

Доктор быстро поведал о своих успехах или, точнее сказать — неуспехах.

— Печерка, говоришь? Особняк? — покусал губы Алексей Николаевич. — Сегодня же отправлю людей понаблюдать. И впрямь — особнячок подозрительный.

Выйдя из-за стола, начальник ЧК подошел к окну и распахнул форточку:

— Товарищ Карасюк! Что там с машиной? Ах, скоро будет готова… Отлично! Отлично. Славненько!

Потерев руки, Гробовский повернулся к приятелю:

— Вот, машину нам выделили. С водителем! Американская, марки «Форд»! Четыре цилиндра, двадцать лошадиных сил! Ты только подумай — двадцать!

— Поздравляю, — мыкнул Иван Палыч.

— Так что, в Зарное сегодня поедем на ней! Вот только парней отвезет на Печерку… Ну, что, Иван Палыч — чайку?

— Да можно бы…

Книжки доктор так в ЧК и оставил. Позабыл на диванчике.

Утром привезли пациента со сложным переломом голени — сплавщика из Рябиновки. Иван Палыч провозился с ним до обеда. Не только делал свое дело, но и показывал, во всех подробностях пояснял обступившим его младшим коллегам: Аглае и Роману Романычу.

Потом все дружно пили чай, да осматривали недавно поступивших больных. Доктор консультировал, а после обеда уселся за пухлый отчет исполкомовскому начальству.

Снова появились красные скауты, принялись чистить во дворе снег. Смеялись болтали… повторяли французский:

— Je m’appelle Annette. Comment est-ce que tu t’appelles? Je vis dans le village.

(Меня зовут Аннет. Как тебя зовут? Я живу в деревне)

Услыхав такое, Иван Палыч хмыкнул: еще каких-то года полтора назад было невозможно даже представить чтобы помещица, дворянка, рафинированная барыня Вера Николаевна Ростовцева учила бы сельских детей! А вот, поди ж ты. Еще и кузина ее работала в школе — Ксения. Все местные парни облизывались!

В дверь смотровой, постучав, заглянула Анюта:

— Иван Павлович! Хочу сказать спасибо за книжки. Очень они мне понравились, особенно — «Спартак»… Но…

Девчоночка неожиданно замялась:

— Но, мне кажется, они из библиотеки. Там штамп стоит!

— Штамп? — удивился доктор. — А ну-ка, Анюта, принеси.

Это оказался е штамп, а бумажная, явно отпечатанная в типографии, наклейка, так называемый — «ex libris» с именем и витиеватым вензелем владельца. Вернее, владелицы — «Из книг Эжени Несвицкой». И на женских романах, и на «Спартаке»…

— Эжени Несвицкая? Так-так-так-та-ак… — сразу же заинтересовался Гробовский. — Была, была такая дамочка! Красива — невероятно. Из польских дворян. Салон держала, приемы устраивала… Кстати, ваш покорный слуга имел честь быть знакомым! Увы, Эжени умерла очень рано, еще до войны — чахотка. Похоронили на католическом кладбище, там у них целый фамильный склеп. А семья потом уехала заграницу… куда-то далеко… в Аргентину, кажется. Квартиру мы, на всякий случай, проверим!