Ловкач - Ник Перумов

— Сударь Мигель Себастианович… Для чего мы здесь?.. Ловкача этого вы отыскали. Осталось сущую малость сделать…

— Спокойно, Никанор Никанорович, — Мигель не повернул головы. — Вы же опытный менталист, вы что, ничего не чувствуете?.. Что меж этими двумя происходит?..

Профессор запыхтел громче. Мигель повернул перстень зелёным камнем внутрь.

— Вы же его… проверяли, Мигель Себастианович!

— Проверял, — сквозь зубы отозвался Мигель. — Да не до конца. А теперь вижу — Старший это, любезнейший Никанор Никанорович. Правы Куракины, пустозвоны, оказались…

— Сломанные часы тоже дважды в день верное время показывают, — буркнул профессор.

Мигель не ответил. Смотрел на пару неотрывно, словно чего-то ждал.

— Никанор Никанорович, прошу внимания вашего, — бросил вдруг сквозь зубы. — Всматривайтесь, вслушивайтесь — вот прямо сейчас —

Он осёкся. И лицо у профессора из «Детского хора» вдруг вытянулось.

Над Фонтанкой пронёсся порыв холодного ветра, словно сейчас не лето, а, по крайней мере, октябрь.

Мигель болезненно сморщился, а Никанор Никанорович задохнулся, сгибаясь, точно получив чувствительно кулаком под дых.

Пара напротив них взялась за руки.

Нечто совершенно невозможное и неприличное — княжна Голицына, из высшей русской аристократии, и никому не ведомый Ловкач, вор, взломщик, медвежатник.

Но они взялись. И стояли, глядя друг другу в глаза.

— Мигель… Себастианович… — прохрипел профессор.

— Что я вам говорил?.. — Мигель был бледен. — Это не просто Старший!..

Никанор Никанорович судорожно кивнул.

— Ну, Аркадий, ну, удружил… — бормотал Мигель, медленно пятясь. — Собирайте своих людей, профессор. Понадобятся все, способные носить оружие, то есть выходить в Астрал. Менталистов соберите всех, даже самых слабых.

— А… вы?.. — Никанор Никанорович судорожно сглотнул.

И посмотрел так, будто ему хотелось взяться за Мигеля двумя руками и не отпускать.

— А я донесу по команде. Господин советник должен знать… то, что он должен знать. Объясните нашим людям, чтобы ни за что его не потеряли.

— Господин советник? Мигель Себастианович, но разумно ли это —

— Профессор, охранка должна нам помогать, а не мешать. А для этого у господина советника не должно возникать подозрения в моей… двойной игре.

— Разумно, — признал Никанор Никанорович. — Тогда я —

— Тогда вы пойдёте исполнять то, что вам сказано, — жёстко оборвал Мигель. — А я передам Ловкача нашим людям — и тоже пойду.

Аркадий стоял у окна на верхнем этаже дома Голицыных, в полутени за занавеской, откуда Фонтанка была видна, как на ладони. Мокрый камень булыжной мостовой поблёскивал, словно зеркало, а эти двое, его родная сестра Александра и вор-медвежатник по кличке Ловкач, стояли, держась за руки и не двигаясь, будто само время вокруг них остановилось.

Аркадий не ожидал этого. Совсем не так всё задумывалось.

Он собирался сыграть партию, тонкую, рассчитанную до мелочей. Александра должна была коснуться чужой души, не более. Дать знак, вызвать доверие, а затем — тихо отойти в сторону, когда Ловкачом займутся люди Мигеля.

Но стоило им соприкоснуться, как воздух вздрогнул. Над Фонтанкой пронёсся порыв ветра, и Аркадий прекрасно понимал, что это не простой порыв — даже в этом городе его легко было отличить. Астрал взволновался, тонкая серебристая паутина, искусно сплетённая Аркадием, которую он собирался — в случае чего — просто и без затей накинуть на Ловкача, вздулась и лопнула, вмиг сметённая силой, прилетевшей из-за пределов этого мира. На миг Аркадий даже увидал жутковатую картину: Астрал, сияющий, прекрасный — и рассёкший его, словно гангренозная рана, глубокий, бездонный провал.

Аркадий сжал кулаки так, что костяшки побелели, и сам этого не заметил.

— Что ж ты творишь, сестрица… — прошептал он.

Ему понадобилось несколько секунд, чтобы понять: это не просто контакт. Это был отклик.

Что-то зашевелилось в этом Ловкаче, что-то неимоверно могущественное, жуткое, непонятное.

Аркадий почти физически ощущал, как просыпается не человек — сила.

И с каждой секундой вероятность удержать ситуацию ускользала, словно песок сквозь пальцы. Он перевёл дыхание, заставил себя выпрямиться.

Паника — удел дилетантов. Каждое потрясение — новая возможность. Так его учил старый князь Голицын.

Хорошо. Допустим, случилось чудо — пусть будет так. Но чудеса — товар редкий и оттого определённо дорогой. Значит, кто первый успеет их обложить пошлинами, тот и выиграл.

Он быстро прикинул: Куракины, конечно, рассовали своих соглядатаев повсюду, но теперь им придётся действовать осторожнее, пока не разберутся, что произошло. Рюриковичи, Одоевские с Ростовскими будут выжидать — столь долго, пока их драгоценному Охтинскому узлу ничего не угрожает. Шуйский, скорее всего, уже знает — старик Иван Михайлович такие возмущения за версту чует. Но даже он не поймёт сразу, что именно случилось.

Аркадий усмехнулся.

Пусть ищут. Пусть спорят. Пока они совещаться станут, я уже окажусь рядом.

Он снова скользнул взглядом к сестре. Александра стояла неподвижно, лицо её было обращено к Ловкачу, глаза — широко раскрыты, словно она смотрела не на человека, а в бездну, где колеблется сама память мира.

Аркадий ощутил неприятный укол совести — и тут же подавил его.

Ей не впервой спасать. Пусть спасёт и тут.

И отшагнул назад, в тень. Надо уходить. Не стоит сейчас вмешиваться.

Он уже знал, что скажет потом: «Я лишь хотел помочь. Не думал, что всё выйдет из-под контроля. Конечно, я предупреждал — сила непредсказуема».

Да, именно так.

С этими словами он и войдёт к советнику Сергию Леонтьевичу. Увы, но без него сейчас не обойтись. Куракиных он успокоит, Шуйскому подбросит ложный след, а сестре — найдёт утешение. И всё-таки…

Он ещё раз взглянул вниз.

Ловкач стоял, опустив голову, будто прислушивался к чему-то внутри самого себя.

Александра держала его за обе руки. Именно она. И да, со стороны они казались влюблённой парой в самом разгаре романтического объяснения.

— Добро пожаловать домой, Старший, — прошептал Аркадий. — Посмотрим, кто из нас станет хозяином этой партии.