Мертвые мальчишки Гровроуза - Gadezz
Уиджи кладет ладонь на плечо Кеплера и говорит с видом, полным ответственности:
– Повтори два основных правила, которые я тебе объяснял накануне.
Кеплер кашляет в кулак и, запинаясь, начинает перечислять:
– Мертвые мальчишки не ходят поодиночке.
Уиджи одобрительно кивает, а Базз без стеснения – громко и во весь рот – зевает.
Не знаю, как остальные, но я бы один и шагу не ступил в этом треклятом городе. Предпочитаю вписываться в группы по двое. Так безопаснее. Меньше мальчишек – меньше травм. Меньше травм – меньше фантомов. Меньше фантомов – целее будешь.
– Мертвые мальчишки не разговаривают с живыми, – увереннее вспоминает Кеплер.
Не то чтобы мы не можем. Во время пурпурного тумана люди пребывают почти под гипнозом. Твори всякое – они не заметят. Для большинства из них мы призраки. Мимолетное дуновение ветра, отворяющее входную дверь.
До полуночи город нас не пускает. Хоть убейся – бесполезно. Но если кто заглянет на кладбище, до них можно и достучаться. Только за это потом прилетит от Уиджи, поскольку мертвые мальчишки не разговаривают с живыми и цветы девчонкам не дарят. Насколько бы Ромео это ни печалило…
Все равно наутро живые нас забывают, но их страхи витают в воздухе на радость прожорливым фантомам, делая их опаснее и проворнее. Мучаются люди, наводняя разум необъяснимой тревогой. Будь иначе, я сидел бы на пороге своего дома до рассвета и наблюдал, как мама то розы в саду высаживает ни свет ни заря, то смеется над ситкомами. Лишь бы к ней поближе быть.
– Эй, сэр Маккензи Берд, – щелкает мне по лбу Базз и садится на велосипед, – ты чего застрял? О девчонках замечтался?
Я смахиваю наваждение и тоже запрыгиваю на сиденье, пытаясь поскорее всех нагнать:
– Да нет, о мамке твоей фантазирую.
Базз даже не обижается, а только громко гогочет, отдаляясь от меня, и кричит:
– Давай шустрее, а то твоя меня заждалась!
Что за придурок… А ведь я могу и обидеться.
Въезжая в пурпурный туман, мы тут же невольно притормаживаем, включаем налобные фонарики и во все глаза смотрим по сторонам: нет ли кого. Уиджи показывает двумя пальцами в разные направления, будто прошаренный спецназовец, – и мы разъезжаемся парами по заранее обговоренным маршрутам. Даже если кто прозорливый нас и заметит, скорость прибавим да скроемся. Такое редко случается. Обычно жители по ночам не шляются. А туман они, по всей видимости, совсем не замечают. Как и фантомов в нем.
На Уиджи и Кеплере – прачечная, а затем они поедут утолять жажду Кеплера. Мальчишки, нагруженные мешками, сворачивают налево, а там несколько улиц – и приехали. Мне с ними сегодня нельзя, потому что по пути стоит мой дом, а через дорогу подальше – Грейнджера. Не хотелось бы столкнуться с моими лавандерами – теми самыми неактивированными фантомами. Меня частенько поджидает у дороги рыжий Дрю, а Грейнджера – пурпурная мама, копошащаяся в саду. Поэтому без надобности такие места лучше объезжать.
Травмы, если увяжутся, могут потащить за собой и другие. Надо действовать умнее. У нас в мотеле висит карта с отметками. Постоянно ее обновляем. Иначе не выжить. Суматоха приводит к хаосу, а хаос потом неделями разгребать, а я б лучше в кровати повалялся или за книгой посидел.
Думаю о рукописи и неосознанно потираю куртку, во внутреннем кармане которой запрятан мой блокнот. Стараюсь с ним не расставаться. Кто знает, где настигнет вдохновение? Оно, подобно жизни, бывает непредсказуемо.
Базз и Ромео, бренча канистрами, уезжают в направлении заправки – пополнить запас бензина. Мы с Грейнджером стараемся не шуметь, даже зная, что объезжаем все травмы стороной. Лавандеры хорошо слышат. И на глаза им тоже лучше не попадаться, хотя на свет они не реагируют – проверено. Вот мы и передвигаемся, держа в уме обходные пути. А чем плотнее туман, тем нам безопаснее: не видим мы, но и не видят нас.
Грейнджеру проще всех. Он ничего не забывает, и карта в его голове точно отсканирована. Такая ему способность досталась в нежизни: помнить всё. С ним безопаснее всего, поэтому жребий и придумали. Чтобы никому не было обидно.
С моей гиперэмпатией одни сложности. Толку от нее, как от чтения мыслей Уиджи. Всех мы только раздражаем. Но я поступил хитрее – соврал (не осуждайте), будто могу это контролировать, а на самом деле нет. Правду знает только Уиджи. А порой я ощущаю чужие эмоции настолько остро, что вынужден уходить подальше – в рощу или на кладбище.
Сбегать.
Считаю, мне повезло больше, чем Уиджи. Чувства не голоса в башке. Когда в ней собираются несколько мальчишек, наверное, можно сойти с ума. А мне налипшие эмоции потерпеть несложно. Главное – соблюдать дистанцию. Так, на подъезде к городу мне стало не по себе. От беспокойства, которое нас окружило, росло и преумножалось по мере приближения. А оно мне надо?
Помню, то ли из-за Базза, то ли по вине Ромео словил паническую атаку. При жизни со мной подобных фокусов не случалось, а тут – здрасьте… Кому-то приснился такой страшный сон, аж до меня добрался. Но я никому не рассказал. Не хотел жаловаться.
С Уиджи относительно комфортно. Он сухарь, и эмоции свои на меня, как одежду на стул, не скидывает. Зато Грейнджер – с виду нейросетка в коже – иногда улетает в депрессивные стратосферы, и находиться с ним рядом становится невыносимо. Сегодня иначе. Он едет впереди, подсвечивая влажный от дождя асфальт, а мне хорошо. Изредка долетает тревожность и тут же рассеивается.
Пахнет свежескошенной травой. За забором одного из домов тявкает пес. Видимо, чтобы остальные собаки на районе не забывали, кто тут главный. А чуть дальше, вверх по улице, орут коты, перебивая приглушенную ругань за первым горящим окном на пути.
С развитием казино Гровроуз сильно изменился. Раньше после захода солнца отпускать детей гулять родители не боялись. Мы слонялись до водохранилища, лазили по заброшенному заводу и бродили по кладбищу, прячась от смотрителя с сачком. Те дни прошли. Город обеднел, а там, где царит бедность, отхватывает кусок и криминал. И количество закрытых замков на дверях постепенно выросло.
У нас в запасе пара часов. Здесь сложно уследить за временем. Оно скачет или обманчиво тянется, поэтому приходится ставить таймер на наручных часах. До супермаркета один поворот направо, проехаться по прямой – и цель достигнута.
Школу мы все стараемся объезжать. Нет ни одного мальчишки, кому она не оставила бы шрама. Впрочем, церковь напротив тоже отличилась. Есть там люди хорошие и плохие, как и везде. Но поскольку однажды я потерял в ней сознание из-за духоты, мне, проезжая мимо, неосознанно хочется жать на педали сильнее.
Я бы так категоричен не был, если б не слова священника в тот день: «Не выносите мальчика на улицу! Раз ему тут дурно стало, то за стенами святой церкви и умереть может!» А я – ребенок, у которого недавно скончалась бабушка. Подумал, это она решила меня забрать на тот свет: не хотела скучать по любимому внуку. Испугался до икоты, но верить не перестал. Сам только не знаю, во что именно.
С Ромео иначе. В церковь он заезжает при любой возможности и заходит туда всегда один. Сидит там на коленях у алтаря и выпрашивает у Боженьки хорошенькую девчонку. Что же еще? Ума не приложу. Ладно, это всё мои фантазии. Уверен, он просит не сидя, а стоя, чтобы не испачкать моднявые рваные джинсы.
Как вы поняли, в пару с ним я встаю с неохотой. Особенно если его снедает жажда, хотя бывает это – по моим наблюдениям – реже, чем у остальных мальчишек. Объяснений этому два: родители не убиваются из-за смерти сына или сын не убивается в разлуке с родителями. В случае Ромео оба утверждения верные. С виду не скажешь, но травм у него не меньше, чем у Базза. И долго находиться с подобным мальчишкой в одном помещении мне сложновато. А с моей гиперэмпатией тем более.
За кровью мы выбираемся несколько раз в месяц. В первые полгода нежизни бывает и чаще. У всех по-разному. Происходит оно следующим образом: один караулит снаружи дома, второй – пьет. Часто покормиться не получается: то травма выскочит, то штаны за забор зацепятся. Вот и преследует чувство голода нас по пятам, словно тень, которую отбрасывают фонари вдоль дороги.
Супермаркет располагается на перекрестке в центре. Недалеко от школы, поэтому затариваться продуктами мы ходим с осторожностью. Куда ни плюнь – везде поджидают опасности. Вы не думайте, будто я невежда. Это устоявшееся выражение. Я бы плеваться не стал. Воспитательный подзатыльник от матери за выкинутый на дорогу фантик мне запомнился хорошо. С тех пор стараюсь не мусорить.
Припарковав велики, мы снимаем шлемы, подхватываем рюкзаки и, чуть присев, пробираемся к стеклянным витринам. Поблизости
