Мертвые мальчишки Гровроуза - Gadezz

Все активированные одинаково жуткие – черные субстанции с длинными человекоподобными руками. Их сгорбившиеся тела укрыты самой смертью, словно накидкой, а под капюшоном не разглядеть ничего, кроме темноты и единственного светящегося белым глаза. Или того, что им только кажется.

От фантомов исходит опасность, и я внутренне съеживаюсь, будто мой причиндал между ног на холоде. Они клубятся, и завихрения эти, точно живые, покрывают фантомов снизу доверху, а за ними на асфальте остаются следы переваренной скорби и страхов – пурпур.

Туман скрывает их фигуры, но я слышу звук, приходящий ко мне в самых жутких снах. Всем нам снится одно и то же. То, как фантомы трансформируются в пурпурных псов, завывая и сбрасывая на ходу черную дымку. И именно это сейчас и происходит. Теперь они быстрее, сильнее и проворнее, чем обычные. Охота началась.

Какая же беда произошла с тобой до нежизни, Кеплер?

Я слышу шарканье.

– Базз? – Кензи дергает меня за край толстовки.

– Да. Полный мертвяк.

Минутка про ультразвук. Тот самый, который недоступен человеческому слуху. Именно для этого мы носим на вылазку собачьи свистки и обязательно вешаем поверх одежды. Если произошла активация, важно вовремя успеть их достать. Уиджи мне как-то раз этим спас жизнь. В первый месяц моего пребывания на кладбище. Но проще сказать, чью задницу он не спасал…

Если на тебя прет активированный фантом, другой мальчишка может отвлечь его на себя свистом, а потом снова ты. Переманиваем их, словно перекидываем мяч. Это крайняя мера. Вернее всего сваливать, не оборачиваясь. Вот поэтому мы ходим парами, а не поодиночке, чтобы быть друг у друга на подхвате.

Свист, к сожалению, решение временное. У нас есть ограниченное количество минут, пока пурпурные псы не подобрались слишком близко к Ромео и Грейнджеру. Всегда проходит по-разному. Никогда нельзя предугадать, как долго мальчишки их смогут гонять по городу, прежде чем запахнет жареным.

Грейнджер мечтает создать переносную станцию и уже собирает детали то тут, то там. С такой штукой мы сможем приманивать псов на значительном расстоянии, и это куда безопаснее, чем гнаться со всей дури на велосипеде по улицам, где из каждого переулка на тебя выпрыгивают твои разъяренные травмы. А пока имеем, что имеем, или оно имеет нас.

– Прием, придурки, – переключаюсь я на нужный канал.

Ромео выходит на связь спустя слишком нервный промежуток времени:

– Прием. Мы уматываем. Как вы там?

Я выглядываю из-за кустов:

– Держитесь границы города. Псы вышли на охоту.

Ответа нет.

Я киваю Кензи в сторону дома, и мы выдвигаемся.

– Понял, – возвращается Ромео, тяжело дыша, явно прибавив скорости. – Конец связи.

– Конец связи, – отвечаю я, хоть он уже и не слышит.

Уиджи с Кеплером заперты, и у меня возникает резонный вопрос: почему они там застряли? Догадки лезут в голову, но я понимаю, что смысла в них ноль. Смысл всегда в действии. Делов-то: пробраться внутрь и вызволить их. Проще, чем выйти в овертайм победителем[16].

– Держи дистанцию, – бросаю я через плечо Кензи и достаю свою крошку из-за спины.

Пурпурная бита с гвоздями лежит в моей руке как родная. Сколько ей фантомов размазано, не счесть. Жаль, убить их нельзя, а лишь замедлить. Так бы я даже трико согласился напялить, лишь бы город очистить от травм. Хотя насчет трико, возможно, я и погорячился…

Кензи отстает от меня на пару шагов, пытаясь выйти на связь.

– Прием. Прием?

– Прием, вы на месте? – шепчет Уиджи.

– Да, будем обходить по периметру. Где вы?

Рация издает треск.

– Наверху… Внутри…

– Чего он в конце сказал? – понижаю я голос следом за Уиджи.

– Не разобрал.

Мы отключаем наши рации. Не хватало еще так глупо себя выдать.

В доме темно. Туман во дворе, точно живой, стягивается все плотнее. Клубится настолько, что свет от наших фонариков в нем будто застревает. Мы подкрадываемся к участку почти на ощупь, ориентируясь по очертаниям. Кензи натыкается на невысокую металлическую ограду, и та издает скрежет. Мы замираем. Прислушиваемся, не привлек ли звук гостей.

Кажется, пронесло.

Я зову Кензи за собой, стараясь не терять его из виду. Вытягиваю руку и не спеша иду вперед. Дыхание держу ровное, а бита придает уверенности. Наконец силуэт дома становится отчетливее. Двигаясь максимально бесшумно, я подкрадываюсь к окну.

В доме подозрительно спокойно. Кензи присаживается на корточки, а я прикладываю ладони к стеклу в попытке рассмотреть хоть что-нибудь значимое. Замечаю слабое свечение в гостиной, видимо, от оброненного фонарика, как вдруг… На одной из стен мелькает человекоподобная тень, и я отшатываюсь, чуть не поскользнувшись на влажном газоне.

– Твою ж…

– Кто там? – подхватывает меня под локоть Кензи.

– Похоже, лавандер или прыгун. Не разглядел.

Видимо, одного Уиджи и Кеплер все же не активировали, и теперь он снует туда-сюда, точно заблудившийся в стенах школы призрак. Есть у нас тут свои легенды… Но сейчас не об этом. Дело плохо, ведь разбираться предстоит самим. И одновременно хорошо, поскольку активируйся все фантомы разом, возможно, спасать стало бы некого.

Мы могли бы связаться с Ромео и Грейнджером, но мальчишки явно далеко. Вряд ли этот фантом услышит свисток, даже если мы его активируем, потому что радиус действия ультразвука примерно девяносто ярдов, а это охренеть как мало в масштабах города. Да и проблем пацанам добавлять не хочется. Им и так не позавидуешь. Удирать от псов – полноценная кардиотренировка, и у нас здесь действует своего рода правило: «Один мертвый мальчишка двоих не стоит, но два за одного постоять должны».

Однако риски есть всегда, и мы их стараемся учитывать. Они стараются. Я-то к анализу совсем не склонен. И – между нами, девочками, – свою жизнь на жизнь любого мальчишки я обменяю не раздумывая.

Мы обходим дом по периметру, для ориентира держась у стен. Влажность высокая, и я шмыгаю носом. Неприятный холодок гуляет по открытым участкам кожи – пощипывает и забирается под одежду. Мы подходим к лестнице во дворе, и я оставляю Кензи на стреме, а сам поднимаюсь по ступенькам. Преодолеваю несколько пролетов, и наконец я у двери.

Ручка не поддается.

Заперто.

– Уиджи? Кеплер? Вы там? – шепчу я, прижимаясь лицом к щели в дверном проеме.

В ответ тишина.

Прорваться внутрь силой не проблема, но я не знаю, в какой из комнат находятся мальчишки и почему они не могут выбраться. К тому же лишний шум нам ни к чему. Можно попытаться влезть на второй этаж по трубе, но этот дом старый – ветхий и пахнет плесенью. Выдержит ли? Сейчас такие не строят. Вот и мой скрипит настолько, что ночами слышат соседи. Придется обойти лавандера, не активировав до фантома, а для этого надо действовать хитрее.

Я спускаюсь, и Кензи вздрагивает.

– Это я, не ссы. Наверху не пройти.

– За задней дверью слышны шаги, – указывает он себе за спину.

– Придется через главный вход.

Он потирает руки, озирается и нерешительно кивает.

– Мне тоже это не нравится. – Я хлопаю его по плечу: – Пошли.

Мы возвращаемся к деревянному крыльцу, поднимаемся и прислоняемся к стене. Входная дверь практически выбита и висит на петле. Так активированные фантомы и выходят – напролом. А лавандеры, на радость нам, запертые двери открывать пока не научились.

Я заглядываю в пронизанный светом моего фонарика мрак, придерживая рукой Кензи, и осматриваю прихожую. Жаль, этим тварям плевать на свет. Увидеть, как они сгорают, словно вампиры на солнце, было бы наверняка приятно.

Туман уже пробирается внутрь, но видимость сохраняется. Если тут бродит агрессивный лавандер или прыгун, то мы в заднице. А чтобы узнать, так ли это, придется проверить на своей шкуре.

Кензи понимает с полуслова и достает из кармана крутящийся с писком мяч. Затем закидывает в просвет гостиной, будто гранату. Шагов фантома не расслышать, поскольку где-то на соседней улице разрывается автомобильная сигнализация. Видимо, мальчишки все еще гоняют псов по городу, и это меня воодушевляет. Они справляются. Остальное за нами.

Переступаю через порог прихожей и высовываюсь в дверной проем, ведущий в гостиную. Так тесно, что мне в бок упирается вешалка с верхней одеждой. Пахнет сальной кожей, потом и – на удивление – мятной жвачкой.

Над мячом стоит, точно забаговался, лавандер. Не прыгун, и этот факт приносит мне облегчение. Судя по габаритам, крупный мужчина. Возможно, отец или дед. Кеплер перевелся в нашу школу в тот период, когда часть моих воспоминаний съедали лейкемия и побочки от лекарств. Помню, меня постоянно терзало чувство, будто бегаю один