Мертвые мальчишки Гровроуза - Gadezz

Мяч затихает. Косяк, в который я упираюсь, издает под моим весом треск, лавандер поворачивает голову в мою сторону. Резко отшатнувшись, я вжимаюсь в стену и задерживаю дыхание. Спустя минуту решаюсь проверить, потому что движения совсем не слышно. Лавандера не видать. И это паршиво. Уиджи и Кеплер наверху, поэтому нам предстоит прошмыгнуть мимо, оставаясь незамеченными, а цель лучше всегда держать на прицеле.

Вероятно, этот лавандер, в отличие от тех других, не смог добраться до новенького, чтобы отработать скрипт. Или же появился позднее, и только это удерживает его от активации. На глаза ему лучше не попадаться, а если он еще и злющий, то нам не позавидуешь. Я бы мог заговорить ему зубы, но это их злит куда сильнее, чем промелькнувшая за секунду до столкновения с рожей бита.

К чужим травмам нос лучше не совать. Этот урок тут усвоили все.

Я подсвечиваю бледного Кензи на крыльце и показываю ему большим пальцем вверх: пора выдвигаться. Он кивает и идет следом. Прохожу в гостиную и внимательно вслушиваюсь. Гулкий, неспешный топот едва уловим шагах в десяти от меня. Прикидываю, что лавандер ходит в районе кухни, поэтому ступаю дальше, предварительно проверяя доски на прочность слабым касанием пятки.

Луч от моего фонарика натыкается на диван, и Кензи за спиной тихо выпускает носом воздух, явно гордясь собой. Так и вижу его детское ликование: «Смотри, Базз, как в “Бесстыжих”!» Закатываю глаза и двигаюсь дальше. Одна из лестниц должна быть слева. Направляю фонарик в темный угол. А вот и она!

За время в нежизни я заметил особенность: лавандеры запоминают расположение в доме иначе, чем мальчишки. Им не нужно нащупывать в темноте предмет, поскольку для них он там, где и был всегда. Поэтому порой передвигать мебель или скидывать вещи – неплохой способ на время сбить лавандеров с толку, но шум – наш враг.

Кензи подсвечивает кухню, и силуэт лавандера попадает в поле зрения и тут же, будто видение, исчезает. Я сглатываю, покрепче сжимая биту. Туман играет нам на руку и одновременно против нас. Не будь его, мы бы давно попались, но идти почти вслепую тоже непросто.

Шаги приближаются и отдаляются. И от этих эмоциональных качелей мои ладони моментально потеют, поэтому приходится вытереть их о джинсы с полным пониманием того, что, если спровоцируем лавандера, спасти никого не сможем.

Я ставлю ногу на первую степень. Вторую. Третью. Половица подо мной издает скрип. Мы застываем, а я пытаюсь побороть первобытный порыв бежать. На лавандера, а не прочь. Нанести удар первым. Но остатки разума твердят сдержаться. Насилие часто приводит к активации, чего мы не можем себе позволить.

Страх передается Кензи, и он стискивает мой локоть. Его частое дыхание щекочет мне затылок, и я ощущаю его как множество насекомых, запущенных мне за шиворот. Звуки пропадают. И даже сигнализация за окном отключается, словно город внемлет тому, что происходит здесь. Видимо, лавандер остановился в тумане, и, кажется, ближе, чем до этого. Явно прислушивается к нам так же, как и мы к нему. Кензи медленно сглатывает.

В свете фонарика, валяющегося на полу, мы точно мишени в тире, а сердце так гулко стучит в ушах, будто одновременно находится на дне темного бассейна.

По дому разносится пропитый и прокуренный мужской голос:

– Хэй, это ты, паршивец?

Лавандер приближается, и я практически вслепую тяну за собой Кензи, двигаясь вдоль лестницы. Надо спрятаться внизу. Переждать. На втором этаже такой возможности может не быть.

Ох, давно я не испытывал настолько зудящего волнения. И оно меня отрезвляет похлеще, чем рисковый пас команды противника, когда счет на табло сравнялся, а каждое действие может стать решающим.

Под лестницей я нащупываю ручку кладовки и с облегчением ее проворачиваю. Внутри много вещей и коробок, и Кензи с трудом поместится даже в одиночку. Мне места не хватит.

Полный мертвяк!

– Базз, – шепчет Кензи, хватая меня за руку с зажатой битой, как раз в тот момент, когда во мгле появляется силуэт крупного мужчины.

– Вот ты где, паршивец, – еле ворочает языком лавандер.

В душе я ликую и в предвкушении скалюсь.

Придется побегать. Идея вызывает новый всплеск адреналина, и дом превращается в воображаемое поле, на котором лавандер – невидимый мяч. И мне нужно донести его в зачетную зону.

Я вырываю запястье из хватки Кензи, толкаю его в кладовку и захлопываю дверь, едва не ломая рейки. Его расширенные от ужаса глаза – последнее, что вижу, прежде чем срываюсь по лестнице вверх…

Глава 6. План Б

Кензи

Проходит пара минут, прежде чем мне удается выровнять скачущее, словно по горкам, дыхание. Наверху гремело и падало, а теперь… мертвецки тихо. Настолько, что я слышу, как сглатываю и втягиваю носом воздух.

Надеюсь, Базз цел.

Надеюсь, он смог выбраться или спрятаться.

Наверняка знаю одно: лавандер не активирован, иначе давно бы меня нашел.

Я прислушиваюсь к звукам. На улице лают собаки. Ветер наседает на деревья, и ветки поскрипывают, поддаваясь ему. Представляю раскачивающихся висельников: черные птицы выклевали им глаза – пустые, точно два темных колодца.

Кажется, лавандер ходит прямо надо мной или рядом, и от этого мое треклятое воображение слетает с катушек. Дорисовывает картинку, будто он паукообразный пришелец-лицехват, который выпрыгивает на меня из темноты, присасывается, а я барахтаюсь, не в силах ничего сделать.

Страх просачивается под кожу и завладевает разумом. Сердце колотится, стуча по барабанным перепонкам и отдавая в висках. Стены вокруг меня сжимаются. Дышать становится труднее. За пределами дома слышится завывание, но вскоре оно рассеивается – теряется в коридорах и застревает в трещинах, но я продолжаю держать его уме, как в клетке.

Псы… Они совсем рядом?

От этой мысли накатывает тошнота. Я сминаю рукава куртки и закусываю губу, чтобы унять подкрадывающуюся панику. Мне мерещится запах стирального порошка, но это отголоски прошлого. В кармане лежит еще один мяч – последний. Использую впустую – и потеряю преимущество.

Возможно, Ромео и Грейнджер выдохлись, гоняя псов по городу, и тот вой – предзнаменование, что они несутся сюда. Озлобленнее и ненасытнее, чем прежде. И почему Уиджи и Кеплер молчат? Вероятнее всего, не хотят спровоцировать лавандера, навредив нам с Баззом. Да, определенно дело в этом, а не в том, что их сожрали и отрыгнули.

Есть у лавандеров важная особенность – заскриптованность. Они, как любит говорить Грейнджер, напоминают отлаженный код и действуют по выверенной схеме. В мужчине – судя по всему, это папаша Кеплера, – прошит ряд действий, и он должен их выполнить. И чуйка мне подсказывает, что одно из них – найти сына.

Очевидно, травмы Кеплера оказались слишком сильны, раз даже Уиджи попал в передрягу. А мы? Мы все идем одной с ним дорогой. И если та ведет в обрыв, то и падать нам тоже вместе. Один за всех, и все тут придурки.

Лавандеры, проявляющие агрессию, опаснее всего. Одно дело – мои родители, которые снова и снова, точно в зацикленном кошмаре, сообщают мне о болезни папы. Совсем иное – чокнутый папаша Кеплера, моделируя фильм про маньяка, бегает за тобой по дому.

Как преодолеть столь глубокую травму?

Дать отпор?

Если так, надеюсь, Базз его поколотил. Но не сильно. Не хотелось бы активировать.

Постепенно приходит понимание: засиживаться нельзя. Время играет против меня. Не выйду, пока по дому снует лавандер, – застряну тут до рассвета и вряд ли выживу, когда вернутся псы. И все бы ничего, но Уиджи и Кеплер ждут помощи на втором этаже, а в кармане мой блокнот… Останусь в черте города до утра – и он исчезнет, а там, где я впервые его нашел, будет лежать полупустой – мертвый кусок бумаги. Сотрется все, написанное за время нежизни: сюжетные повороты, наметки конфликтов и арки персонажей.

Нет, потерять записи страшнее смерти. Они единственное, что держит меня на плаву. Заставляют бороться и двигаться дальше. Без рукописи нет меня. Нет и папы.

Вспоминаю его голос в тот последний вечер. Тогда я не знал, чем все обернется. Не знал, что отцу станет хуже и наутро за ним приедет