Картонные стены - Елизарова Полина
– А вы уверены, что она жива? – Голос Аглаи дрогнул, а тонкие пальцы машинально потянулись к вискам и принялись активно их растирать. Варвара Сергеевна вдруг заметила, как же Андрей похож на мать.
– Практически на все сто.
– Знаете, я всегда подозревала, что рано или поздно она взбрыкнет. Наверное, этим она мне и нравилась. А больше там не за что было зацепиться.
– Что вы имеете в виду? – нахмурилась Самоварова.
– Ну откуда, скажите мне, у сироты с темным прошлым могут взяться нормальные представления о том, что такое семья? Семья – это значит осознанно наступить себе на горло. Задвинуть на задний план свои эмоции и амбиции. При наличии хитрости и ума этим можно, конечно, жонглировать… Но у Алины нет ни того, ни другого. И этим она мне не нравилась.
Отодвинувшись от Аглаи на безопасное для своего энергетического баланса расстояние, Варвара Сергеевна продолжила внимательно изучать ее лицо.
И словно в раскрытой книге бегло читала на нем многочисленные бурные, но короткие романы, и кружевную ложь, и приторные вздохи в постели с мужем, и продуманные капризы, всю жизнь державшие кабинетного вояку в тонусе, и слезы в подушку или – очень редко – перед подругой, которую после минутной слабости она безжалостно удаляла из своего благополучного дома.
Но чем же был для нее Андрей?
Зудящей надеждой на то, что ее продолжение станет лучше и счастливее или обязательной платой за сытость и праздность?
«Впрочем, кто я такая, чтобы судить… – одернула себя в который раз Самоварова. – Возможно, во мне говорит обыкновенная женская зависть».
Ведь ей самой почти всю недолгую супружескую жизнь приходилось сталкиваться с обратным – капризами и ложью паразитирующего мужа. А дальше, после мучительного для Аньки развода, одной тянуть холщовую, раздиравшую кожу лямку, разрываясь между ненормированной службой и неуютным домом.
И дочь свою она когда-то точно так же упустила.
А прикрывались они с Аглаей, по сути, одним и тем же – долгом. Аглая – перед семьей, она – перед Анькой и службой Родине.
Нет, это была не зависть.
Это скорее было щемящее осознание женской приговоренности к ежечасной несвободе.
– Вы меня слышите? – Аглая коснулась ее плеча. – Что-то вы неважно выглядите.
– Все нормально, – вяло улыбнулась Самоварова. – Давление, вероятно, скачет, я привыкла.
– Да перестаньте вы из себя изображать! – Аглая полезла в свою легендарную стеганую сумку-конверт, придуманную известной на весь мир бунтаркой в середине прошлого века, и, покопавшись в ней, извлекла оттуда небольшой пузырек. – Возьмите, выпейте. Лучше сразу две. Здесь давно уже не все нормально, и вы успели поймать эту заразу.
«Как же все точно это помечают!» – ответила ей про себя Самоварова.
Разглядывая и слушая Аглаю, она не переставала напряженно думать, моля небо об одном: чтобы скрупулезный анализ ситуации и интуиция вели ее по верному пути!
В данный момент она уже не только представляла себе причину Алининого побега, но и наиболее вероятное ее местонахождение.
Теперь она еще и знала так тщательно скрываемое в Алинином дневнике имя онколога…
Надежда была на полковника с его частным сыскным бюро.
Но для того чтобы обратиться к Никитину с очередной просьбой, у нее не было главного – фамилии.
Варвара Сергеевна смахнула со лба капельки пота.
Портрет Алины висел на своем месте. Теперь, как показалось Самоваровой, во взгляде хозяйки дома превалировало злорадное превосходство. Варвара Сергеевна почувстовала, как против воли начали подрагивать пальцы.
– Что это? – Она покрутила перед собой темно-зеленый флакончик.
– Растительные капсулы антистресс. Не бойтесь, это гомеопатия.
– Спасибо. – Самоварова машинально сунула в рот, как и было предложено, две таблетки.
Нехитрый план, как узнать фамилию онколога, уже зрел в ее звенящей голове. Для этого необходимо было отлучиться и дойти до охраны. Но сил же не хватало даже на то, чтобы встать со стула.
– Вы оставили внука с мужем? – спросила она у Аглаи.
– Естественно… Возможно, Антону придется пожить у нас. Когда станет понятно, что с Алиной и может ли она и дальше воспитывать ребенка, мы с мужем примем решение. Но издеваться над внуком я не позволю!
– А почему мальчик не может вернуться сюда, к своему отцу?
– Вы здесь живете уже несколько дней… Неужели не заметили, в каком мой сын состоянии? Или вы считаете, что я могу положиться на Алинину подружку, мечтающую лишь о члене? Или на зашуганную училку из Бишкека?
– А сыну вы, значит, совсем не доверяете…
– Разве не очевидно, что у него проблемы с алкоголем и психикой? – как будто речь шла о чужом человеке, сухо вопросила Аглая.
– Не более чем у многих нынешних гиперактивных мужчин. К тому же он сейчас в состоянии шока. С каждым днем отсутствия жены его паника усиливается. Мальчик мог бы его отвлечь, ведь ребенку требуется внимание отца.
– До выяснения обстоятельств по Алине это исключено, – отчеканила Аглая Денисовна.
– Но это, видимо, решать не вам, а отцу ребенка, – возразила Самоварова.
– Он такой же отец, как и предприниматель. Ноль без палочки, – усмехнулась мать Андрея. – Вы на этот дом и его дорогостоящие рубашки не ведитесь, мой сын неисправимый понтярщик. Он будет всю жизнь крутиться и залезать в долги, но внешний лоск для него превыше всего. Все ему в жизни, благодаря нам, давалось легко. Скажу вам откровенно: он не хотел ребенка… Когда Алина залетела, он прискакал к нам и заявил, что намерен склонить ее к аборту, мол, время заводить детей еще не пришло. Но мы с отцом решили, что наличие полноценной семьи его, возможно, урезонит, сделает серьезней… Мы настояли на том, чтобы она сохранила беременность.
– Я думаю, Алина в любом случае ее бы сохранила.
– Разве вы с ней знакомы? С чего вы взяли? – развела руками Аглая Денисовна. Алые маки на черном шелковом платье вдруг начали расползаться, расслаиваясь у Варвары Сергеевны на глазах.
– Дайте ему шанс, – через силу встав со стула, тихо попросила она.
– Кому? – делано удивилась Аглая, но по ее лицу было видно: она прекрасно поняла, что Самоварова имела в виду не просто возвращение ребенка.
– В каждой семье случаются сложные периоды… Но после этого, возможно, для ваших ребят откроется какой-то новый путь.
– Я вас умоляю! Обойдемся без красивых фраз. Для начала она должна объявиться.
Наконец заметив, что собеседница едва стоит на ногах, Аглая молча взяла ее за руку и накрыла второй рукой руку Самоваровой.
В столовой по-прежнему баловались лучи солнца, и Варвара Сергеевна невольно залюбовалась игрой крупного, ограненного россыпью бриллиантов изумруда на одном из перстней Аглаи.
Теперь им обеим осталось только замереть, глядя в камеру невидимого фотографа. Брюнетка сдержанная и брюнетка страстная…
На те мгновения, пока негатив проявлялся, они вдруг отпустили прожитые годы и, хохоча, так и пошли – рука в руке – по усыпанной белом пухом Тверской. Прошли мимо клуба с полуголой красоткой на шесте. Но едва любопытная Варя уставилась в темное, манящее неизвестностью окно, карточка успела высохнуть и раствориться в бесконечности Вселенной.
– Валерий Павлович сказал, вы работали в полиции. А Антон мне рассказал, что мамы нет дома с понедельника. Вы женщина, да еще и следователь. Вам, так же, как и мне, все должно быть уже ясно, – сказала Аглая Денисовна.
Самоварова выжидала, к чему она клонит.
– Если она их бросила, почему не оставила записки? Не написала сообщения? Разве так можно? Мы с вами взрослые женщины, мы прекрасно понимаем, что…
Аглая обернулась на фото невестки.
Под взглядом Алины она вдруг поплыла, теряя слова.
И Самоварова увидела во вновь приоткрывшейся книге тяжелую бархатную штору, по одну сторону которой, по всем правилам этикета, был накрыт на круглом столе обед, от гуся на большом блюде шел пар, и чинные пары, обсуждая последние новости, неспешно рассаживались, ожидая блистательную хозяйку, а хозяйка, стоя по другую сторону завесы, нагая, отлично сложенная, с рассыпанными по плечам волосами, щедро выплескивала на очередного любовника всю свою нерастраченную в супружестве страсть.
