Мертвые мальчишки Гровроуза - Gadezz
– В чем был прав Ромео? – спрашиваю я пустую комнату.
Моя нижняя губа предательски трясется, и я шмыгаю носом.
– И какие еще сопли, придурок?
Дрожь переходит на все тело.
– Друзья так не поступают, – шепчу я пустоте, уставившись перед собой. – Не уходят без предупреждения.
Перед глазами встает лицо папы. Его потрескавшиеся синеватые губы и обещание, слетевшее с них невзначай: «До следующего воскресенья, сынок». А на следующий день… он умер. Не было никакого следующего.
Не было…
В попытке отвлечься я достаю свою коробку из-под кровати и остервенело складываю туда кассеты с покрывала. На дне лежат записи Ромео, взятые без зазрения совести из его спальни. В свою защиту скажу: у нас тут после ухода за билборд все вещи мальчишек становятся общими. Только в комнату Ромео я зашел так же быстро, как и вышел. Выскользнул, стараясь не смотреть по сторонам. И вещи ни его, ни Грейнджера мне не нужны. И они сами не нужны мне тоже.
Обхватив себя руками, я зажмуриваюсь и изо всех сил стараюсь сдержать слезы. А они прорываются, словно вода через брешь в дамбе: сперва тонкой струйкой просачиваются в трещину, а затем с шумом. Я бью кулаком по подушке и сползаю с кровати на пол, прикрыв лицо руками.
– Какие же они придурки.
Раздается стук.
– Ты там цел, дурень? – глухо спрашивает Базз.
– Уходи!
– Дык я это… и не зашел. Между нами, – он стучит еще раз, – дверь.
С ним даже не разозлиться нормально!
Что за мальчишка такой?
– Просто отойди тогда!
Базз шаркает, и я слышу удаляющиеся шаги. Затем открывается холодильник. Газировка в стеклянных бутылках дребезжит похлеще генератора. Спустя минуту Базз возвращается, но, кажется, просто проходит мимо. Я выдыхаю. А когда решаю выйти, то натыкаюсь на упаковку черничного йогурта у порога. Поднимаю ее и долго смотрю на закрытую дверь Грейнджера, на ручке которой висят наушники.
Похоже, свою тишину он уже нашел.
Раскинув руки, я лежу совсем один. Во рту – леденец. Подо мной – смятые розы и прогретая моим телом земля. Ночь скользит прочь, словно ветер между столбами электропередач. Солнце бьет в глаза, и я зеваю, пытаясь бороться со сном. Думаю о мальчишках. О тех, кто ушел, и тех, кому это предстоит. За время нежизни я успел ко всем ним привязаться. Прямо как к сладкому…
Базз – конфета с цельными орехами. Можно обломать зубы, но она того стоит. Ромео – дорогой шоколад в красивой упаковке, поэтому такой не стыдно подарить даже девчонке. Грейнджер – кислый мармелад. Читаешь состав, а там – таблица Менделеева и заумные слова. Уиджи – залежавшаяся ириска. Пристанет и не отлипает. Лежит на самой верхней полке, и без акробатики ее не достанешь. Подержишь во рту – тает.
Размечтавшись о батончиках Грейнджера, обозначенных на карте, я не слышу приближающихся шагов. Надо мной нависает тень.
– Привет, – запрокинув голову, я различаю понурое лицо Базза. – Переживаю из-за твоего гамостаза.
Леденец чуть не выпадает изо рта, и я раскусываю его напополам.
– Гамо… чего?
– Гамостаза. Ну, – он чешет за ухом, – лежишь тут и не двигаешься уже много часов. Оно так называется. Постоянство.
– Все в порядке у меня с гомеостазом.
Уголки моих губ против воли ползут вверх, хотя в груди продолжает ныть. Я с кряхтением сажусь, подворачивая под себя ногу, и отбиваюсь от надоедливой пчелы.
– Был бы здесь Грейнджер, он бы тебя поправил. – Я срываю травинку и отбрасываю, затем рву следующую. – Но его здесь нет.
Базз треплет меня по волосам:
– Зацени.
Он достает из прошлой жизни мяч для соккера – круглый и пурпурный. Затем приминает ногой розы, кладет его сверху, отходит чуть назад и с размаху пинает.
– Смотри. Пропустишь же!
Базз прикладывает ладонь к бровям, пытаясь против яркого солнца разглядеть траекторию полета. Мяч летит к билборду по прямой линии, но внезапно делает дугу, облетает его и разбивается в фейерверки. Я приподнимаюсь, вытягивая шею:
– Ух ты!
– Эффект Магнуса, – с гордостью упирает руки в бока Базз и задирает нос.
– Круто, – искренне говорю я и хлопаю рядом с собой.
Улыбаясь во весь рот, Базз опускается в траву и вытягивает длинные ноги перед собой. Я снимаю с головы чуть пожухлый венок и надеваю ему на голову.
– Это в честь чего? – он поправляет его, сияя, точно ребенок, заполучивший сладость.
– Тебе идет.
Базз довольно ухмыляется:
– Спасибо.
Мы молча разглядываем горизонт, над которым, словно цепляясь за кучевые облака, скользит, скрываясь за холмами, косяк птиц. В поле гудят шмели и стрекочут кузнечики. Ветер заигрывает с розами, сталкивая их и склоняя к земле. Мимо нас пролетают две бабочки. Они кружатся в танце и исчезают в густой траве, оставив о себе лишь воспоминание.
– Так глупо сидеть тут и ждать, что Ромео и Грейнджер вернутся. – Неожиданно сам для себя я нахожу дверь в невидимой стене и тут же смущаюсь: – Ты не подумай, мне за них радостно, просто…
– А если Ромео исчез навсегда? Он ведь мог проснуться на новом кладбище. Там, где поселились его родители. – Базз смотрит в небо, провожая взглядам пролетающий над нами самолет. – Вдруг наше – одно из многих. Говорят же, что, куда бы ты ни отправился, травмы последуют за тобой.
– Надеюсь, ты ошибаешься, – тихо, почти глотая звуки, произношу я. – Ты знал, насколько Ромео ненавидел возвращаться домой? Не как большинство мальчишек. – Я поворачиваюсь к Баззу, пытаясь поймать его взгляд. – По-настоящему.
Он смотрит на меня минуту, не выдерживает и отводит глаза.
– Догадывался.
– И травмы у него уродливые. Такие не преодолеть, пока тебя душат и не дают сделать глоток свежего воздуха. Поэтому Ромео мечтал отсюда убраться. Уехать туда, где родители его не достанут. – Я отрываю бутоны роз и бросаю их в сторону билборда, будто угрожаю всей роще. – Надеюсь, эта рухлядь его забрала. Если на той стороне Ромео нет, вернусь и…
– Обидишься? – посмеивается Базз.
Я надуваю губы, готовый вот-вот применить секретную технику щекотки, как слышу шелест травы со стороны мотеля. Мы с Баззом поворачиваемся и замечаем Уиджи. Вровень с ним бежит пурпурный кот. Его хвост топорщится как труба.
– Это Кеплера, – разъясняет мне Базз.
Они подходят к нам. Кот запрыгивает Баззу на коленки, ластится и, точно по щелчку пальцев, мурлычет.
– Постой-ка, – я пристально смотрю на комок шерсти, словно могу видеть насквозь. – Если он здесь, то Кеплер… не потерян?
Уиджи засовывает руки в карманы штанов и покачивается на пятках.
– Возможно. Но та пурпурная рыбка осталась в аквариуме, хотя мальчишка давно ушел. Особо не надейся, Кензи.
– Это потому, что мы ее кормим, – ухмыляется Базз. – Я бы и сам уходить не захотел.
Я хмыкаю и поглядываю на Уиджи с подозрением:
– Ты чего это не спишь?
– Собирал вещи, – он зевает, прикрывая ладонью рот. – Ночью вылазка.
Базз кусает травинку:
– Так скоро?
– Нас трое. Еды и воды нужно меньше, но и разделиться мы не сможем. И надо запастись впрок на случай ухода одного из вас.
– Из нас? – Я скрещиваю руки на груди. – То есть о своем уходе ты даже не задумываешься?
Уиджи закусывает щеку, разворачивается назад к мотелю и бросает через плечо:
– Капитан покидает судно последним.
– Капитан тонет с кораблем, – я кричу ему в спину, а затем добавляю: – А мне что делать без тебя? Подыщи другую метафору! Я же не умею плавать! А если шлюпка перевернется?
Он засовывает руки в карманы спортивных штанов, и по роще разносится его смех, резонируя с моим предчувствием беды.
Ненавижу запах стирального порошка. Постоянно ищу повода избежать вылазки в прачечную любыми способами. Не подумайте, будто я грязнуля. Отдаю мешок с вещами одному из мальчишек, и bbai[71]! Но не могу же я им назвать истинную причину, почему отлыниваю?
Это было бы примерно так: знаете, в один погожий солнечный денек меня заперли в шкафу, и я слышал, как моего близкого друга бил отец, но ничего не смог сделать, а потом просто сбежал. Ах да, в нежизни меня снова закинули в кладовую. После этого фантомы сожрали Кеплера, и теперь каждую треклятую ночь он приходит ко мне в кошмарах. Да-да, не жалейте меня. Давайте сюда ваши дырявые носки! Я прокручу их все на деликатном режиме.
Нет уж.
