Хризолит и Бирюза - Мария Озера

— Неужели ты никогда не мечтал просто расслабиться и насладиться моментом? — бросила я на него игривый взгляд.

Он молча смотрел на меня, но в глазах уже пробивалось понимание. Я ощущала, как его напряжение постепенно спадает, словно лед тает под солнечными лучами.

— Только когда рядом со мной бутылка красного вина, джанум, и прекрасная леди, — самодовольно закинув ногу на ногу, сказал он, и я вдруг узнала в нём прежнего Идена Герца из мужского клуба Жизель. — Вина, к сожалению, не наблюдаю.

— Мандарин — почти апельсиновый сок, — саркастично ответила я, намекая на случай с обедом, когда Иден не позволил официанту налить мне вина.

— Я и не претендую, — принц виновато поднял руки, демонстрируя капитуляцию, но в его взгляде сквозило тихое веселье.

Бросив короткий взгляд на мирно спящую птичку, Иден поднялся с кресла и принес с кровати меховое одеяло, которым тут же укрыл меня. Я почувствовала, как его тепло обнимает мои ноги, словно приглашая к спокойствию и безмятежности. Иден опустился рядом, положив голову на мои бедра.

Мы молчали. В тишине комнаты слышалось только тихое дыхание Идена, и его спокойствие постепенно передавалось мне. Я позволила себе провести пальцами по его иссиня-черным волосам, ощущая тепло его лица и мягкость присутствия. Мы словно оказались в отдельном мире, где не существовало тревог и забот — только уют и доверие.

— Иден…

— Офелия…

Мы одновременно заговорили и, столкнувшись взглядами в свете камина, легко рассмеялись.

— Говори ты, — тихо произнесла я, касаясь мочки его уха.

— Всё не то, чем кажется, Офелия, — внезапно сказал он, обвив меня за талию и прижимаясь к моему животу. — Отец не любит предателей. Он верит, что предательство передается по наследству. Буквально.

Его взгляд потяжелел:

— Мой отец умеет использовать людей, их страхи и слабости. Каждый, кто предал его однажды, становится угрозой. И он помнит.

Я вздохнула, ощущая, как холод жестокой реальности пробежал по спине. Мы были фигурами в чужой игре, где правила диктовались не нами. И всё же в этом мире, полном предательства и страха, единственным надёжным союзником мог быть только он.

— А что, если мы не делаем ничего плохого? — спросила я, опасаясь услышать отказ. — Что, если мы просто будем… собой?

Иден поднял голову, и в его глазах засверкнула искорка надежды.

— Это было бы прекрасно, — тихо ответил он, — но мы не можем игнорировать реальность. Наши жизни зависят от решений других. Каждый наш шаг может стать инструментом в чьей-то игре, и это пугает меня не меньше, чем тебя.

Я чувствовала, как его слова обжигают, но в них таилась странная сила. Мои руки скользнули с волос к шее, к плечам, к спине. Просунув ладонь под рубашку, я ощутила холодные, но твёрдые рубцы, каждую борозду на его коже. Медленно провела пальцами по ним, словно пыталась стереть следы прошлого, но понимала: они были частью его, неотъемлемой и настоящей.

Он развернулся ко мне, и в его ледяных глазах играли искры страсти, смешанные с загадкой. Я видела, как он сражается с собственными демонами, и знала: моё прикосновение может стать и поддержкой, и испытанием. Мы оба были пленниками своих страхов, и всё же наши души, полные ран, будто тянулись друг к другу.

Я медленно наклонилась ближе, и дыхание его касалось моей кожи, вызывая лёгкое дрожание. Он замер. В этот миг мир вокруг словно исчез, оставив только нас двоих. Между нами завязался таинственный танец, полный молчаливых обещаний и едва уловимых прикосновений — пальцы, едва касающиеся руки, лёгкое соприкосновение плеч, дыхание у шеи.

Сильными руками он оттолкнулся от пола, мгновенно сократив расстояние между нами. Закрыть глаза показалось естественным. Иден коснулся моих губ осторожно, словно спрашивая разрешения.

Время притихло. Его дыхание касалось моего лица легким ветерком, и в груди зажглось что-то теплое. Я не могла ни думать, ни говорить, только ждать. В дрожащем мгновении решила ответить на его прикосновение, чуть приоткрыв губы. Мои пальцы скользнули по его запястью, ощутив тепло, которое струилось по телу.

Иден ощутил мою готовность и прижал меня к себе. Его поцелуй оказался всеобъемлющим — мягким и в то же время сильным, он заставил забыть обо всем запретном и невозможном. Между нами возникло невидимое соединение, обещающее больше, чем одно мгновение. Его руки обвили мою талию, а пальцы едва касались кожи под моей ночной комбинацией, и это прикосновение отзывалось в каждом нерве.

Я открыла глаза и увидела в его взгляде отражение своих чувств — желание, страх, надежду. Каждое мгновение расцветало, и я поняла: это не просто поцелуй. Это было начало чего-то важного, и, возможно, я была готова к этому.

Его ладонь скользнула по моей спине, и я прижалась к нему сильнее. Мягкий нажим его пальцев на бедра, лёгкое прикосновение подбородка к моей щеке — всё это создавало ощущение полного доверия. Все сомнения и страхи рассеялись, как утренний туман под солнцем. Я знала: если падать, то только вместе.

Иден оторвался от меня, его лицо оказалось ближе, чем когда-либо. В его глазах горел огонь, но не только страсть — там был и вызов, и боль, и странная нежность. Я ощутила, как он обнимает меня не только телом, но и душой, будто пытаясь удержать от падения в пропасть.

— Я не отпущу тебя, — тихо сказал он, и эти слова стали моим якорем. Внутри меня зрела надежда, но вместе с ней — тревога. Я понимала: несмотря на все преграды, я готова идти вперёд, куда бы нас ни унесло это чувство.

— Иден, я…

— Я знаю, что у тебя с Ниваром непростые отношения, — голос его стал глухим, а прикосновение щекой к моему лицу было почти болезненным. — Я вижу, как он смотрит на тебя. Не как брат на сестру. И ты на него — тоже.

Сердце забилось сильнее, как пойманная птица. Я отвела взгляд, чувствуя, будто кто-то сорвал с нас с Ниваром тонкую вуаль, под которой мы прятали тайну. Слова Идена сделали это чувство реальным, осязаемым, опасным.

— Эта любовь никуда вас не приведёт, Офелия, — его пальцы погрузились в мои волосы, а затем он опустил голову мне на плечо. — Я буду ждать тебя вечность. Но есть вещи, у которых есть срок.

Его голос проникал в меня, как холодный ветер этой зимней ночи, оставляя ледяной след. Воспоминания о Ниваре обрушились потоком — его смех, искренние