Хризолит и Бирюза - Мария Озера

— Тише, — прошептал Нивар и закрыл мне рот холодной ладонью, от которой пахло лавандовым мылом и табаком. — Ты не должна этого слышать.

Я попробовала оттолкнуть его, но он только крепче прижал меня к себе, и я ощутила, как спиной уткнулась в старую каменную стену. Пыль и влажный холод. И он — напротив, такой близкий и непрошеный. Мои брови, сведённые у переносицы, говорили громче всяких слов, но он не отводил взгляда, молчал, упрямо удерживая меня в полумраке, пока за тонкой перегородкой продолжался разговор.

Нивар чуть склонил голову, как будто изучал не меня, а ту бурю, что гремела за моими глазами. Сердце билось в горле. Невыносимо громко. Я чувствовала, как дрожит ткань платья у него под пальцами — дрожь моя, а с ней и то невыносимое чувство, которое не имело имени. Гнев? Страх? Или…

Я зажмурилась. Нет. Это не то.

Это было похоже на пьяное влечение — дикое, иррациональное, как в старых романах, где герои сходят с ума от одного взгляда в холодной зале при свечах. В моей груди бушевал вихрь, слишком много страсти для такой тесной комнаты и слишком мало воздуха, чтобы дышать.

Я пытаюсь отогнать эту мысль, но колено Нивара между моих ног и напряжённые мышцы его бедра возвращают меня обратно. Всё сливается в едва переносимое ощущение: запах ткани тонкой рубашки, жар, исходящий от его тела, и тот хищный, невозмутимый взгляд, с которым он всё это наблюдает. Ничего не вижу — только хризолитовые глаза, светящиеся от полоски света через маленькую щелку двери, и горделивую осанку, словно вырезанную из гранита — достоинство у него в крови, хоть и прикрыто ледяной выдержкой.

Мне становится мучительно волнительно. Я не в силах пошевелиться. Даже попытка уловить слова Маркса и Барона за дверью тщетна, как будто весь мир замер, а в ушах гулко бьётся лишь собственный пульс.

Дрожа, я медленно поднимаю руку и касаюсь его плеча, словно проверяя, не призрак ли он. Прикосновение — тонкое, едва ощутимое, — и я, словно во сне, подаюсь ближе, всем телом чувствуя его: плоть, рельефный пресс, твёрдые бёдра.

— Ты в порядке? — слышу его голос, тихий, почти шёпот, так близко, что моё дыхание стучится о его грудь, от чего внутри щемит.

Я только киваю. Всё остальное — вне моих сил.

— Ты дрожишь, — почти шёпотом говорит он.

И в этом шёпоте — не забота, нет. Что-то другое. Как если бы он знал — знал, почему дрожу.

Ощущая это и без его подсказок, поднимаю на него взгляд и задерживаю его. За дверью слышны хождения: к мужчинам присоединился кто-то еще, но я не могу узнать новый голос, потому что в голове происходит хаос, мешающий концентрации. И это еще больше дает желания стать ближе — чувство, что рядом кто-то есть еще.

— Не шевелись, иначе тебя услышат, — прижав сильнее меня к холодной стене в каморке, томно произносит Нивар, и мне начинает казаться, что ему самому нравится ситуация, в которой мы оказались.

Тёплое дыхание касается моей шеи, и я невольно приоткрываю губы, не в силах дышать носом. Рука Нивара опускается мне на бедро, пальцы слегка сжимают ткань платья, заставляя кровь быстрее бежать по венам, я перевожу взгляд на его лицо и вижу ту искру, которая была мной обнаружена во время танца на балу. Щеки мои вспыхивают, чувствую капельку пота, текущую между лопаток. Надеюсь, что жарко не только мне.

Тепло дыхания Нивара блуждает по моей шее, через ухо оно возвращается к моему лицу. Мгновение, и его губы оказываются в губительной близости к моим. Противиться очевидному желанию кажется мне абсолютно глупой затеей, и, еще до того, как я решила поддаться ситуации, его губы накрывают мои в настоящем поцелуе, чему тайно я только рада. Пылко, горячо настолько, что я не могла представить, что такой холодный человек на такое способен.

Дыхание вконец сбивается, и я забываю, что я некогда могла дышать. Он всем телом наваливается на меня, и я чувствую его колено у себя между ног. Стон сам вырывается из глубин моего подсознания.

— Тихо, — Нивар произносит это настолько тихо и томно, будто голос звучит только в моей голове.

Изгибаюсь под ним и прикусываю губу, едва в силах поднять взгляд на него.

— Ты такая красивая, — слышу эхо его голоса у себя в голове.

Он наклоняется и целует мою шею, спускается к груди, едва касаясь, опускает с плеча рукав платья, второй рукой скользит по оголенному бедру, поднимая юбку выше, что вот-вот коснется моего нижнего белья. Я, будто в тумане, приподнимаю ногу навстречу касаниям, и его рука соскальзывает к трусикам, опуская пальцы на самое разгоряченное место. Он больше не кажется таким холодным, когда начинает меня гладить, и так ласково, что стягивает все мои ощущения в тугой узел внизу живота.

— И такая мокрая, — слышу его тихую усмешку, скользящую по голосу, как тень. Мои щеки горят от смущения и возбуждения одновременно, сердце колотится всё сильнее, а тело уже почти теряет контроль. Я пытаюсь собраться, но его пальцы предательски отодвигают край белья и медленно проникают в мою влажность, вызывая волну сладострастного томления, которое растекается по всему телу.

Наслаждение накатывает, и я прижимаюсь к нему еще сильнее, чувствуя его член через льняные брюки. Желание ощутить его полностью, без преград и расстояний, охватывает меня с неумолимой силой, в темноте я нахожу его губы и запутываюсь рукой в светлых волосах, то сжимая, то расслабляя руку, в зависимости от его движений.

Краем уха ловлю шаги проходящих мужчин, звук закрывающейся входной двери, и мир вокруг словно отступает, становясь далеким и бессмысленным. Нивар вдруг отстраняется, словно забывая о своих желаниях, и молча выходит из каморки, оставляя меня в состоянии невесомости, на пике забытого блаженства, растерянности и тихой тревоги.

Глава VII

Еще несколько мгновений я стою в темноте узкой каморки, пытаясь прийти в себя и поспешно поправляя юбку. Во мне бушуют две противоположные силы: одна — злая, колючая, готовая швырнуть в лицо этой самоуверенной верховной выскочке всё, что я о ней думаю; вторая — куда более коварная — томно шепчет: «А если бы он не остановился?..» Именно её, сладостную и постыдную, я стараюсь задушить в зародыше.

Собравшись с силами,