Девушки судьбы и ярости - Наташа Нган

Его рука проходит насквозь.

Близняшки ахают. Блю ругается. У меня самой сводит всё внутри. Даже после всех невероятных магических подвигов, которые я видела, это что-то другое. Дворцовые стены, великая защита Сокрытого Дворца, который простояла почти 200 лет, теперь разрушены рукой молодого шамана.

Руза убирает руку, и близняшки снова ахают, словно не веря, что она снова появится.

– Это не больно.

Кензо выстраивает нас в шеренгу перед потайным отверстием.

– Выходим по одному, – говорит он. – Как только выйдете, спрячьтесь за деревьями. Не идите дальше. Подождите меня.

– Ты идешь с нами? – спрашиваю я Рузу.

– Мне нужно вернуться на место, – мотает головой он. – Иначе поймут, что что-то не так.

– Не может быть… – говорит Блю с отвращением. Она оглядывает ряды скованных шаманов. – Ты... ты не можешь...

– Я должен – и сделаю, – Руза переглядывается с каждой из нас, на его губах та же решительная улыбка. – Берегите себя, Бумажные Девушки. Надеюсь скоро увидеть вас всех снова.

Он задерживает на мне свой взгляд, затем отступает, и Кензо подводит меня к стене, которая так долго держала меня в плену.

Я задерживаю дыхание и переступаю порог.

Боли нет – но есть буйство ощущений: покалывание, звуки и пульсация в ушах и электрические мурашки, от которых язык скручивается во рту. Я бреду дальше, ослеплённая чарами, словно миллионом световых пятен от созерцания солнца.

Затем, так же внезапно, как это началось, всё исчезло.

Я вышла.

Дворец остался за спиной.

У меня нет времени наслаждаться этим. Дезориентированная внезапной темнотой, я, пошатываясь, подхожу к ближайшему бамбуковому дереву и прижимаюсь к нему. Странный гул Храмового Двора сменился слабыми ночными звуками: снующие в лесу животные; далекий топот и крики стражников; шелест листьев на ветру. Затем следует резкий вдох – и появляется Блю, материализуясь, как призрак, из прочной на вид стены.

Она бросается ко мне, оглядывается по сторонам. Грудь её вздымается, рассеянный свет от жаровен на высокой балюстраде отражается в её чернильно-чёрных глазах и отблескивает на лазурных волосах.

– Боги… – только и может вымолвить она.

– Я знаю, – шепчу я.

Чжинь следующая, за ней быстро следует Чжэнь, которой приходится тащить сестру за собой под тень деревьев, зажимая ей рот рукой. Затем Аоки и, наконец, Кензо.

Я смотрю на стену, как будто Ченна тоже может выйти из неё, со сверкающими серьёзными глазами и сжатым в жёсткую, решительную линию губами.

Но, конечно, она не выходит.

Рядом со мной Кензо вглядывается в лес. Жутковато-белые стебли бамбука испускают слабое жемчужно-зелёное свечение, и я вспоминаю, что лес тоже покрыт шаманскими чарами. Не успеваю я спросить Кензо, не повлияет ли это на нас, раздаётся оглушительное карканье.

Кензо подносит палец к губам.

Над головой дугой изгибается большая тень.

Чжинь опять хнычет. Сестра крепче прижимает её к себе. Рядом Блю держит Аоки, которая по-прежнему спокойна, хотя слёзы текут по её круглым щекам. Губами она продолжает твердить ту же беззвучную молитву: "Мой Король… мой Король…"

Мы мучительно ждём, пока летящая фигура двинется дальше. Я не знаю, из Цумэ ли он, элитной королевской гвардии птицедемонов, или из Белого Крыла Канны. В любом случае, демон ищет нас. Когда они проносятся над дворцом, взмахивая сильными крыльями, Кензо жестом выводит нас вперёд.

Едва мы делаем шаг, как снова раздаётся карканье.

На этот раз Чжэнь не успевает закрыть рот сестре.

Встревоженный крик Чжинь не такой громкий, но, как треск ветки в полуночном лесу, он разносится по тишине.

Птицедемон визжит и пикирует прямо на нас.

Мы срываемся с места и, спотыкаясь, углубляемся в лес. Испуганные рыдания Чжинь сопровождают наш топот и неистовое дыхание. К крику первого птицедемона присоединяется ещё один крик. Что-то колышет листву над головой. Раздаётся треск ветвей, сверху летят листья. Крылатая фигура проносится сквозь лес.

Пронзительный крик девушки сотрясает воздух.

Всё происходит слишком быстро, чтобы в этом был какой-то смысл. Мы в панике разбегаемся. Непонятно, кому принадлежит крик, пока птицедемон в форме огромной вороны, облачённой в золотые доспехи Цумэ, не взмывает вверх, а в её острых, как бритва, когтях болтается девушка.

– Аоки! – кричу я.

Я бросаюсь к ней, но слишком поздно, она поднимается слишком высоко, что я не успеваю её ухватить...

Раздается шорох серого меха.

Демон-ворона визжит и отклоняется в сторону.

Она цепляется крылом за деревья и кубарем падает на землю в лесу. Кензо хватает её. Ему повезло, что демонесса не раздавила его, упав на бок. Он карабкается к покрытой перьями шее и с рокочущим рычанием проводит лезвием по горлу.

Когда тело демонессы обмякает, её когти разжимаются, и Аоки освобождается.

Я обнимаю её, убирая медно-рыжие волосы ей с лица.

– Аоки! – кричу я, в панике забыв о всякой скрытности. – Аоки, поговори со мной! Ты ранена? Аоки!

Она стонет. Её лицо бледное. В уголке рта вздувается кровавый пузырь. Мои колени кажутся влажными. Я опускаю взгляд и вижу лужу крови – блестящие струйки, хлещущие из её живота. Моё ханьфу обычное чёрное с золотой отделкой, у Aoki – светло-зелёное, но оно уже темнеет.

Там так много крови, что я сначала не могу разглядеть её рану.

Едва мне это удаётся, земля уходит у меня из-под ног.

Откуда-то поблизости доносится лязг когтей о металл. Кензо сражается со вторым птицедемоном. От их взмахов волосы разметались по моим щекам, но я едва замечаю это, склонившись над обмякшим телом Аоки. Слёзы капают на её запрокинутое лицо. Я вытаскиваю пакет с припасами, который дал мне Кензо, и в отчаянии опустошаю его, хватая первый попавшийся рулон ткани и прижимая его к её израненной плоти.

Он пропитывается насквозь в одно мгновение.

Всхлипывая, я сжимаю зазубренную линию на её животе, где его порвала острым когтём демон-ворона, но кровь продолжает пульсировать под моими пальцами, исчезая из них, как рука Рузы в стене. И вот Кензо здесь, заключает Аоки в объятия, и другие девушки возвращаются, едва сдерживая крики при её виде. Блю цепляются за мою руку тонкими пальцами, и мы снова мчимся через тёмный лес. Нас преследуют крики других птицедемонов, но мы бежим и бежим, оставляя кровавый след Аоки на земле.

Её призрачно-бледное лицо висит над плечом Кензо, а губы больше не шевелятся.

26. Леи