Девушки судьбы и ярости - Наташа Нган

– Дай ещё кусок ткани, этот уже насквозь промок...

– Вот...

– Продолжай нажимать. Кензо, ты не мог бы...?

– Леи, придержи здесь...

– Я пытаюсь...

– Боги, сколько крови...

– Чжинь! Говори потише! Нельзя, чтобы нас снова нашли!

– О, спасибо тебе, Чжэнь, успокоила!

– А чем тебя вообще успокоить?

– Судя по тебе, ты спокойна, как удав. Разве ты не понимаешь: мы только что вырвались из дворца, убили мадам Химуру и кучу стражников и шаманов… я сама убила одного шамана… Ченна погибла, а Аоки почти...

– Молчи! И слышать не хочу!

От моего рычания Чжинь замолкает. Я сосредотачиваюсь на перевязке Аоки. Её плоть мягкая и скользкая. Пальцам скользко, когда я завязываю узел. Кензо зажимает ей рану, чтобы мы могли наложить повязку как можно плотнее. Чжэнь стирает кровь, а Блю зубами рвёт нашу одежду на бинты, отчего всё выглядит так, будто она раздирает сырое мясо.

Чжинь не преувеличивает: кровь повсюду.

Голова Аоки лежит у Чжинь на коленях, та приглаживает её волосы дрожащими пальцами. В тусклом свете леса Аоки выглядит поразительно бледной. Её глаза закрыты, выражение лица спокойное. Только по цвету её лица и струйке крови, стекающей из уголка рта, понимаешь, что это не обычный сон.

Я касаюсь пальцами её запястья – пульс слабый, но есть.

– С тобой всё будет в порядке, – говорю я. – Слышишь меня, Аоки? Ты будешь жить.

– Леи, – хрипло говорит Кензо. – Когда она очнётся, ей понадобится что-нибудь обезболивающее. В твоей сумке есть травы. Госпожа Ацзами положила их на случай, если случится что-то подобное. Она сказала: ты знаешь, что делать.

Я похолодела.

– Когда Аоки ранили, я опорожнила сумку, – выдыхаю я. – Я… У меня ничего нет.

Наступает тягостное молчание. Мы смотрим на побледневшее лицо Аоки.

Я встаю:

– Здесь должны быть какие-нибудь травы.

– Далеко тебе не уйти! – шипит Чжинь. – Сейчас нас уже ищут сотни солдат!

– Их ненадолго отвлекут, – говорит Кензо.

– Мы целую вечность ничего не слышали, – замечаю я.

Чжэнь обнимает сестру за плечи:

– И всё же лучше держаться вместе.

– Я пойду с ней, – огрызается Блю. – Если будем сидеть и ссориться, как тётушки за маджонгом, от этого Аоки лучше не станет.

Она вытирает испачканные красные руки о подкладку своего ханьфу, оставляя размытые отпечатки. Как и я, она отдала свою верхнюю одежду на бинты для Аоки. От ночного холода у неё по коже бегут мурашки.

Я киваю ей и обращаюсь к остальным:

– Мы недалеко.

– Если что-нибудь случится, я здесь, – успокаивает меня Кензо. – Просто держитесь вместе и соблюдайте осторожность.

Он говорит спокойно, но когда наши взгляды встречаются, он не может скрыть нетерпения.

Никто из нас не знает, долго ли будет действовать отвлекающий манёвр. Кензо объяснил нам ранее, когда мы нашли безопасное место, чтобы спрятаться от королевских птицедемонов: несколько союзных нам стражников покинет дворец через юго-восточные валы и отправится верхом, а мы пойдём на северо-запад через лес, а оттуда попадём в секретный военный лагерь, который Ханно разбили в нескольких милях отсюда, готовясь к осаде дворца. Тем не менее, через пару дней или часов двор поймёт, что мы их одурачили. Что тогда?

Я целую Аоки в лоб, а потом мы с Блю уходим с маленькой полянки. Облака начали рассеиваться, и сквозь кроны деревьев пробиваются обрывки звёздного света. Он наполняет лес мерцающими тенями, отчего я начинаю нервничать ещё больше, пока мы петляем между деревьями. Я напрягаю зрение, чтобы найти полезные травы в редкой листве на земле. Я бы положилась на обоняние, если бы не вонь от крови. Одежда и кожа покрылись коркой, клочья волос прилипли к щекам из-за запёкшейся крови Аоки.

Блю идёт рядом со мной:

– Что мы ищем?

– В основном те же травы, что я давала тебе, – говорю я, рассматривая корни дерева. – Женьшень, расторопша – что угодно, чтобы притупить боль и защитить от инфекции. Если такая рана загноится...

Блю либо не чувствует моего беспокойства, либо предпочитает игнорировать его.

– Это очень полезно, Девятая, – фыркает она, – учитывая, что я понятия не имею, как, ради всех богов, выглядят все эти травы, пока не превращаются в кашу и не воняют у меня на ноге. Не все из нас работали в крестьянской травяной лавке.

– Зачем тогда вызвалась помочь, если считаешь, что это ниже твоего достоинства? – нетерпеливо отвечаю я.

– Кто-то же должен убедиться, что ты не втравишь остальных в ещё большие неприятности, чем сейчас, – хмуро парирует она.

Но меня утешает мысль, что я не единственная обеспокоена благополучием Аоки.

– Лучше всего найти траву хохлатку, – говорю я. – Они хорошо растут в бамбуковых рощах. Ищи маленькие колокольчатые цветы, синие или жёлтые, и густую растительность. Нам нужны их клубни.

Блю хмыкает в знак согласия. Когда она отправляется обыскивать ближайшие кусты, я замечаю, что она хромает сильнее обычного. После всего этого бега и падения на больную ногу удивительно, что она хорошо двигается.

– Как твоя нога? – спрашиваю я.

– Хорошо, – резко отвечает она, и я не пристаю с расспросами.

И всё же, когда 10 минут спустя я натыкаюсь на букетик диких маков – хорошую замену хохлатке – я беру чуть больше, чем нужно.

Мы продолжаем собирать травы, когда Блю спрашивает:

– Что это были за разговоры, что якобы ты должна была сбежать раньше?

Я напрягаюсь:

– Во дворце были мятежники. У них был план, как меня вытащить.

– И ты не сбежала?

– Момент был неподходящий.

– Невероятно… – язвит она.

– В смысле? – я сердито смотрю на неё.

– Ты могла сбежать, но не сбежала. Ты тупая, Девятая?

– Если бы я сбежала, вас бы наказали, – горячо говорю я. – Король, вероятно, казнил бы вас.

– Ну и что? Что я получила от своей фантастической жизни? Боги, неужели ты считаешь, что любой бы хотел очутиться на моём месте?

Враждебность в её голосе меня уязвляет:

– Блю...

Но она поворачивается ко мне спиной, давая понять, что разговор окончен.

Когда мы возвращаемся, собрав достаточно трав, я мягко говорю:

– Мне жаль, что у тебя так с отцом.

Она не отвечает – да я и не жду, что она ответит. Однако, когда