Королевская кровь-12. Вороново сердце. Часть 1 - Ирина Владимировна Котова
Ветер становился все сильнее, и все оживленнее было движение под ногами и над головой — очень сложно было перемещаться, не привлекая ничьего внимания. Попадались целые лагеря со жрецами — Алина с содроганием увидела в одном таком большой валун, покрытый бурыми потеками, и еще ускорилась, словно за ней гнались все армии этого мира.
Быстрее, быстрее к дому, прочь из этого жестокого мира, от этих жестоких людей… она неслась так, будто в нее впрыснули живой воды, когда ее вдруг перехватила на одном из папоротников горячая рука и голос лорда Макса попросил:
— Подождите. Иначе нас увидят.
Алина сначала посмотрела на него — бледное лицо, ярко-зеленые глаза, влажная кожа, тяжелое дыхание — эхо ее собственного. А затем — туда, куда он указывал.
Чет, зависший на ветке выше, тоже смотрел вперед.
Там, метрах в десяти от них, находилось расчищенное пространство, на котором копошились тха-охонги, вынимая последние пласты земли со стороны строящегося канала к уже заполненному для их соединения. По всей видимости, здесь намечался конец острова, перемычка, которая скоро будет заполнена водой. И никак было не перелететь через этот промежуток — их точно бы увидели и рабочие на тха-охонгах, и жрецы, которые следили за строительством.
— Придется чуть-чуть вернуться, чтобы нас не заметили, и перебираться на соседний остров, — сказал Чет очевидное.
Алина, тяжело дыша, повернула голову к воде — ветки больших папоротников над каналом отстояли друг от друга метров на шесть.
— Мы-то перелетим, — сказал Тротт, словно вторя ее мыслям, — а ты как?
Волосы его тоже были влажными от пота.
— Перепрыгну, — ответил Чет. — А если нет, — он хмыкнул, — переплыву.
Тротт первым перелетел на соседний остров, скрылся в кроне высоченного дерева, из-за облепившей его пены похожего на белую пирамиду, и кивнул Алине. Та в два удара крыльев опустилась ему в руки.
Четери забрался еще выше, легко пробежал по ветке и с разбега прыгнул вперед — но в этот момент ударил порыв ветра, и Алина ахнула, глядя как дракон летит вниз, в темную воду. Он успел сгруппироваться, нырнуть в рукав рыбкой, почти бесшумно.
Наступила тишина.
— Он выберется, — проговорил Тротт. — Главное, что не разбился.
Однако руку на ее плече он сжал до боли.
Алина перевела взгляд на воду. Там что-то бурлило и плескало, затем начало всплывать на поверхность. Алина присмотрелась, зажала рот рукой, чтобы не вскрикнуть.
На берег быстро выбрался целый и живой дракон, перемахнул через сваленные деревья, полез по светло-бежевой массе к спутникам, вкалывая в нее клинки. За его спиной в воде бултыхалось штук пять огромных — в три Чета длиной — личинок стрекоз, их рвали другие нимфы.
Принцесса посмотрела на пенистую твердую массу, по которой поднимался Четери, и ей вдруг показалось, что она шевелится. А затем… почти у подножия она вспучилась небольшим пузырем, лопнула, и оттуда выбрался полупрозрачный тха-охонг размером с автомобиль. Он, подвизгивая и вереща на пределе слуха, жадно начал поедать эту пену, пока по соседству с ним вылуплялись новые — и тут же кидались жрать ее. Или соседей, которые недостаточно резво вылуплялись.
— Как удобно, — проговорил Чет с нижней ветки, мотнув мокрыми волосами и бросив взгляд на землю. — Сами себе корм.
— Кажется, я понял, что это такое. — Тротт подал руку дракону. Тот не стал отказываться, принял, подтянулся выше.
— Я тоже, — сдавленно сказала Алина. — Это ооте́ка. У нас на Туре такие откладывают богомолы. Это белковый контейнер для яиц, где созревают и появляются на свет нимфы богомолов.
— Так что же… это все вокруг — личиночник? — громко спросил Чет, отжимая короткую косу и с любопытством наблюдая за вылупляющимися тха-охонгами. Сейчас с верхних слоев оотеки свешивались целые гроздья новорожденных инсектоидов, они цеплялись друг за друга, спускаясь к земле, а вылупление все не останавливалось, и казалось, что внизу уже больше сотни нимф. Визг стоял невыносимый.
— Гигантский плодильник. Если считать, что в охонгах смешаны черты муравьев и богомолов, то все становится на свои места, — прокричал Тротт. — Видимо, такие же расположены в других местах империи, а здесь создают новый для обеспечения армии. Каналы для того, чтобы плодились стрекозы, острова для охонгов и тха-охонгов. Вот откуда шум, который мы слышим, — это тысячи стрекоз и охонгов. Однако, — он кинул взгляд вниз, — нужно поспешить, пока эти красавцы не решили, что мы тоже неплохая закуска.
Для Алины последующее движение превратилось в фантасмагоричную смесь фильма ужасов и научно-познавательной передачи. Путники перемещались с кроны на крону, с островка на островок — оказалось, те разделены каналами и поперечно, а на каждом находились разные инсектоиды на разной стадии созревания и линьки. Внизу, меж сброшенных оболочек, визжали и толпились сотни подрощенных охонгов и десятки тха-охонгов. Они дожирали опустевшие оотеки, оставляя на коре деревьев жалкие ошметки, рвали слабых и медлительных. Попадались и пустые островки — Алина на одном из них увидела, как огромный тха-охонг с раздутым подбрюшьем странно выгибается, поднимая задние лапы и обвивая ими огромный толстый папоротник у корней, а из подбрюшья его идет та самая пена, в которую он укладывает зеленоватые яйца и снова покрывает их пеной. Сколько же способна произвести одна самка? Сотню? Сотни?
Видела принцесса и то, как к воде спустился раньяр с парой жрецов, которые стали выдувать в большие дудки что-то вибрирующее, неприятное человеческому слуху, невыносимое. Алина, перелетая с ветки на ветку, даже начала слышать там своеобразный ритм.
И в этом ритме со всех сторон к жрецам из леса, от воды принялись слетаться стрекозы. Они кружили под звуки этих странных дудок, чуть ли не касаясь друг друга крыльями. Всадник на раньяре с жрецами направился вверх — и за ним поднимались стрекозы. К стае присоединялись все новые и новые, пока они не заполонили все в зоне видимости, а затем весь рой полетел за жрецами к равнине.
Видела она и то, как на один из островов, полный уже перелинявших и взрослых охонгов, спускается на стрекозе богато одетый тха-нор со свитой. Как он, ничего не боясь, ступает на берег, — и охонги явно подчиняются его мысленным командам, послушно собираясь вокруг, а он оседлывает одного из них — и вся стая уходит следом по мелководью и наведенным