Брат моего парня (СИ) - Вашингтон Виктория Washincton

Я молчала пару секунд, капли дождя на моей коже стали ледяными, папка могла вот-вот промокнуть.

И меня выбесило — до боли — что он прав. Как бы я к нему не относилась, сейчас это был самый подходящий вариант. До остановки пешком идти минут пятнадцать, а я уже и так мокрющая.

Сжав губы, я дёрнула дверцу. Мгновение — и я оказалась внутри, на кожаном сиденье, дрожа от холода и злости одновременно.

Дверь закрылась — отрезав шум ливня, оставив только его запах и тишину.

Он взглянул на меня краем глаза.

— Упрямая, как всегда, — сказал он. — Но хотя бы не совсем глупая.

Я повернулась к нему, но промолчала.

Машина плавно сорвалась с места.

А у меня внутри вновь что-то дернулось — болезненно, слишком знакомо.

Потому что рядом со мной снова сидел человек, которого я должна была ненавидеть.

И которого — несмотря на всё — я никак не могла перестать чувствовать каждой клеточкой тела. — Только мне не к общежитию, — тут же уточнила я. — Если можешь, довези, пожалуйста, к остановке.

13

Салон был тёплым, почти душным после улицы, а я ещё не успела согреться: одежда липла к коже, под коленями скапливалась вода, волосы стекали по плечам тонкими холодными струйками. Я ощущала себя неуютно. Как и в целом от того, что нахожусь рядом с ним, так и от того, что порчу его дорогущий салон. Коул вёл машину уверенно, будто дождь был только фоновым звуком, не влияющим ни на дорогу, ни на него самого.

Несколько секунд он молчал. И эта тишина раздражала сильнее, чем любой его комментарий.

— С какой стати ты вообще вышла под такой ливень? — спросил он наконец, не отрывая взгляда от дороги. — Мозг отключился? Могла переждать в универе.

— Мне нужно было идти, — сказала я ровно, упрямо глядя вперёд.

— Куда? — так же спокойно спросил он.

Слово скользнуло между нами, как скальпель — тонко, почти холодно.

— Неважно.

Он коротко усмехнулся. Даже не усмехнулся — выдохнул воздух так, будто я сказала что-то предсказуемо глупое.

— Очевидно важно, — сказал он. — Иначе ты бы уже вывалила мне в лицо очередную язвительность.

— Коул, — произнесла я сухо, — это не твоё дело.

— Всё, что происходит на моей территории, — моё дело, — сказал он так, будто я должна понять смысл какой-то скрытой фразы. — А ты вышла с кампуса и шла куда-то с документами под дождём. Это уже подозрительно.

Я прижала папку ближе к груди. Она была почти сухой — чудом, скорее всего.

— Серьёзно? Теперь моё передвижение по городу — твоя «территория»?

Он бросил на меня короткий взгляд. Острый, раздражённый, но слишком внимательный.

— Когда ты выглядишь так, будто готова упасть в обморок, — да, это становится моей территорией. У тебя лицо бледнее мела.

Внутри что-то дёрнулось. Не от нежности — от злости на сам факт, что он говорит это так, будто ему действительно не всё равно.

— Я в порядке, — сказала я. — Могу сама добраться куда хочу.

— Я видел, как ты «добираешься», — сказал он тихо. — Без зонта, без нормальной куртки, в туфлях, которые скользят на мокром асфальте. Прекрасная тактика, Рэн. Очень стратегическая. Хочешь сломать ногу? Или просто простудиться до госпитализации?

— Прекрати преувеличивать.

— Я не преувеличиваю, — его голос стал ниже. — Ты промокла насквозь

Я почувствовала, как злость поднимается выше. Но и… что-то ещё. Не хотелось признавать это вслух.

— Мне надо было успеть в одно место, — сказала я осторожно.

Он медленно повернул голову.

— В какое?

Не вопрос. Требование.

Я сжала пальцы на папке. И понимала, что он всё равно не отстанет. Коул не был из тех, кто сдается после первого «нет».

— Это личное, — выдохнула я.

— Прекрасно. Я ведь спрашиваю как посторонний.

— Ты не посторонний. Ты… — я осеклась. Слишком остро. Слишком честно.

Его взгляд на долю секунды стал темнее.

— Я кто, Рэн?

Я отвернулась к окну.

— Неважно.

— Тогда скажи мне, куда ты ехала, — настойчиво повторил он, будто возвращаясь к прежней теме, но не отпуская подповерхностного смысла. — И адрес назови, я тебя отвезу.

Я сжала зубы.

Он продолжал спокойно:

— Кай должен был тебя забрать. Он не приехал. Ты пошла под дождь. С документами. Значит, место важное. Очень.

Я не ответила.

Он бросил взгляд на папку.

— Это не учебники. Не отчёты. Формат другой. Собеседование?

Слова попали точно в цель. Я чуть вздрогнула, хоть и пыталась скрыть.

Его голос стал ледяным:

— Почему ты едешь на собеседование?

Я глубоко вдохнула.

— Кай знает?

— Нет, — сказала я тихо. — Я… собиралась сказать ему сегодня. Когда он приедет. Но он не приехал. И… — я замолчала, кусая губу.

Коул смотрел прямо на дорогу, но каждая его мышца была напряжена.

— И ты решила ехать одна, мокрая до костей? — спросил Коул медленно. — Гениально.

— Не твоё дело, — повторила я.

— Если бы ты попала в больницу, — процедил он, — это как раз стало бы моим делом.

От него исходил ровный, почти опасный голос, от которого по коже побежали мурашки.

— Я нормально себя чувствую, — выдавила я. — Хватит.

Он замолчал. Но тишина была не легче.

Через секунду он сказал:

— Куда вести?

Я повернулась к нему.

— На остановку.

— Нет.

— Коул…

— Я отвезу тебя туда, где у тебя назначено собеседование. Ты не войдёшь в здание мокрой и дрожащей, как будто тебя только что вытащили из бассейна. У тебя есть шанс — не собираюсь смотреть, как ты его проваливаешь.

Я медленно выдохнула.

— Ты не знаешь, где это.

Он повернул руль, будто ему не нужны были координаты.

— Узнаю от тебя.

Он ждал.

Я чувствовала, что проигрываю.

И всё же сказала:

— Адрес в телефоне.

— Отлично. Дай его мне.

— Нет.

Он усмехнулся. Низко.

— Тогда диктуй.

И я поняла, что выбора у меня больше нет.

Потому что рядом сидел человек, который всегда добивается своего.

И — к своему ужасу — тот, кому я этот ответ всё равно дала бы.

Я продиктовала адрес медленно, будто каждое слово было чем-то личным, чем я делиться не собиралась. Коул слушал так внимательно, что на секунду мне даже стало не по себе — он будто записывал не цифры, а сам факт моего выбора, будто это имело значение.

Когда я закончила, он кивнул едва заметно и переключил передачу мягким, точным движением. Машина ускорилась почти бесшумно.

— Далеко, — сказал он.

— Знаю.

— Это не просто «далеко». Это… на другом конце города.

— Можешь не заморачиваться и высадить меня на остановке..

Он бросил короткий взгляд, острый, как скальпель, но мои слова проигнорировал:

— Чтобы никто не узнал?

— Чтобы твоя семья не решила, что я хочу откусить кусок от их приличного имени, — сказала я сдержанно. — Чтобы никто не подумал, что я использую Кая. Чтобы не говорили, что мне кто-то помог. И чтобы… — я чуть замялась, — чтобы ваша семья не возомнила, что я пытаюсь стать частью бизнеса, круга, сферы влияния. Чем дальше — тем лучше.

Несколько секунд он молчал. Просто смотрел перед собой. Но от этого молчания становилось жарче, чем от его слов.

— Неплохой ход, — сказал он наконец.

Я чуть повернулась к нему, удивившись.

Он продолжил, не глядя на меня:

— Далеко, значит меньше шансов, что кто-то из «наших» увидит. Меньше поводов для сплетен. Меньше точек давления. Ты выбрала работу, о которой никто не догадается. Никаких пересечений с семьёй.

Он усмехнулся — коротко, холодно.

— На самом деле это умнее, чем всё, что делает половина студентов, мечтающих подлизаться к чужой фамилии.

— Я не подлизываюсь, — резко сказала я.

Дождь стучал по стеклу ровно, почти гипнотически. Салон был тёплым, но от его присутствия снова побежали мурашки.

— Мне просто нужна работа, — сказала я тише. — И мне не нужно, чтобы ваша семья… осуждала. Или обсуждала. Или вмешивалась.