Брат моего парня (СИ) - Вашингтон Виктория Washincton

— Вы хотите совмещать работу и обучение. Это тяжело, особенно в вашем университете.

— Знаю, — ответила я честно.

— И всё же?

— И всё же хочу.

Слабость тона я не допустила. Он заметил.

И перешёл к вопросам.

Это был не допрос — скорее проверка на прочность. Он спрашивал быстро, будто хотел сбить ритм, но я не дала. Каждое слово, каждый расчёт, каждая логика — всё приходилось вытаскивать из головы в режиме реального времени.

Он перебрасывал меня с темы на тему:

— Как вы анализируете данные? — Как работает ваш алгоритм распределения? — Что будете делать, если задач четыре, срок один, помощников нет?

Он смотрел не на ответы. На то, как я думаю.

Иногда я замедлялась, чувствуя, как мозг лихорадочно перебирает варианты. Иногда — говорила уверенно. И в какой-то момент заметила: он слушает уже не с холодной осторожностью, а с вниманием человека, который не ожидал совпадения уравнений столь ровно.

Внутри вспыхивала маленькая искра гордости — но я гасила её, чтобы не сбиться.

Когда он отложил ручку, я почти не дышала.

Он поднял взгляд.

— Вы удивили.

Слово прозвучало сухо, но не холодно.

— Большинство первокурсников путаются на третьем вопросе. Вы — нет.

Я сглотнула.

— Спасибо.

Он помолчал — долго, оценивающе.

— Вы понимаете, что работа будет тяжёлой? — уточнил он. — Мы не привязываемся к университету. Не подстраиваем график. Дедлайны бывают ночами. Иногда — сутками. И тем не менее… — он чуть наклонил голову, — вы хотите сюда?

— Хочу, — ответила я без дрожи.

— Почему?

Его голос стал мягче. Не добрее — именно мягче, как будто этот вопрос был важнее остальных.

Я посмотрела на свои пальцы, на папку — всю эту тонкую, тщательную подготовку.

— Мне нужна работа, которую я заработаю сама. И которую никто… — я помедлила, — никто не сможет у меня отнять.

Он не ответил сразу. Только смотрел.

Долго.

Потом закрыл папку.

— Вы приняты.

Три слова. Простые. Но будто ударили током.

Я выдохнула — осторожно, почти неслышно.

— Начнете со следующей недели, — продолжил он. — Часы будут гибкими, но ответственность — настоящей. Мы не играем в «стажёров». У нас все работают. В том числе и вы.

Я кивнула.

— Спасибо большое.

Он поднял бровь.

— Не благодарите меня. Вы сделали всё сами.

Когда я вышла в коридор, сердце билось так сильно, что казалось — его слышно на весь этаж. Я поднесла руку к груди, пытаясь успокоиться. Казалось, что воздух стал чище, что стены стали светлей.

Я — прошла.

Несмотря на дождь. Несмотря на то, что пришла одна. Несмотря на то, что никто не должен был знать.

Когда я шагнула к выходу, я чувствовала себя не выше — устойчивее. Как будто во мне воспылало что-то важное, что-то давно забытое: способность решать собственную судьбу.

И только когда двери холла разошлись, выпуская меня в холодный воздух, я увидела:

Чёрная машина стояла у тротуара. Мокрая. Тёмная. Узнаваемая. Коул не уехал.

И от этого у меня перехватило дыхание сильнее, чем от любого собеседования.

15

Я застыла у входа, не сразу поверив, что он всё ещё здесь.

Асфальт поблёскивал — под уличными фонарями лужи выглядели как расплавленное стекло. Дождь уже не лил стеной, но всё ещё капал, медленно, нудно, будто проверяя терпение каждого, кто осмелился выйти. Воздух был холодным, густым от влаги, а у меня вдруг закололо в груди — от удивления, раздражения и… чего-то, что я не хотела называть.

Он сидел в машине — рука на руле, взгляд направлен прямо вперёд. Я знала, что он видит меня. Знала, что ждёт, когда я сделаю первый шаг. Но в этом было что-то унизительное — будто он был уверен, что я всё равно подойду.

Я стояла ещё пару секунд, притворяясь, что проверяю телефон. Сообщение, что я написала Каю всё ещё было не прочитано. Ни одного звонка. Ничего. Пустота.

Я медленно выдохнула и пошла к машине. Не потому что хотела — потому что устала. Устала держать осанку, устала казаться неприкосновенной, устала от того, что всё время приходится быть «сильной». А еще…Все-таки было обидно, что здесь вместо моего парня находился тот, кто меня терпеть не может.

Когда я подошла ближе, стекло опустилось.

— Закончили? — спросил Коул спокойно.

Я кивнула. — Да.

— И?

Я знала, что он не отпустит без ответа. Знала, что ему нужно услышать результат — не потому что волнуется, а потому что должен убедиться, что я не зря его раздражала весь день. Но всё равно внутри дрогнуло — будто от этого вопроса зависело что-то большее, чем просто факт.

— Приняли, — ответила я, стараясь, чтобы голос звучал ровно.

Он молчал несколько секунд. А потом кивнул. Медленно. Без улыбки. — Я не сомневался.

И это прозвучало не как банальная вежливость. Скорее как признание. Неохотное, но честное.

— Садись, не мокни.

Я обошла машину и открыла дверцу. В салоне пахло кожей и дождём. Воздух был тёплым, но не уютным. Напряжение здесь имело собственную температуру.

— Ты ждал? — спросила я тихо, закрывая дверь.

— Нет, — отозвался он, не глядя на меня. — Просто решил проверить, вдруг не доберешься сама. Минуту назад еще был ливень.

Я фыркнула. — Конечно. Проверка на прочность — твоё хобби.

Он повернул голову — на секунду, но этого хватило, чтобы почувствовать, как под кожей пробежал электрический разряд. — И каждый раз ты её проходишь. Не раздражает?

— Иногда, — сказала я. — Но, видимо, без этого ты не можешь.

— Возможно. — Он снова взглянул на дорогу. — Мне тяжело смотреть, как ты постоянно лезешь в пекло, будто тебе нравится обжигаться.

— А тебе тяжело не контролировать, — сказала я. — Похоже, мы оба страдаем.

Он усмехнулся. — Возможно.

Это был настолько глупый разговор, но что-то в нем без сомнений цепляло. Заставляло сердце биться чаще.

Несколько секунд — тишина. Только тихое шуршание дождя по лобовому стеклу. Потом он спросил: — Будешь прямо тут теперь работать?

— Исследовательский центр. «НоваЛабс». Вроде бы находится через одну остановку.

— Знаю. — Его тон стал чуть ниже. — Частный. Независимый.

— Да.

— Далеко от университета. Уверена, что готова столько времени на это тратить?

— Вполне, — я лишь пожала плечами. Знала, что будет сложно, но других вариантов для себя в целом не видела.

Коул кивнул, будто уже ожидал этот ответ. — Правильное решение.

— Не удивительно, что ты одобряешь, — я откинулась на спинку кресла. — Чем дальше я от вашей семьи — тем тебе спокойнее.

— Это правда, — сказал он без тени иронии. — Но не потому, что я хочу держать тебя подальше. Он замолчал, а потом добавил, тихо: — А потому что не хочу видеть, как они тебя раздавят.

Я повернулась к нему, чувствуя, как что-то дрогнуло внутри. Я не совсем доверяла его словам, но все-таки хотелось бы им поверить. — Думаешь, я настолько слабая?

— Думаю, ты не привыкла к такому. В этом и сила, и слабость.

Он говорил спокойно, но взгляд был слишком внимательным, слишком живым. Так смотрят не на врага. И не на случайного человека.

Мы ехали по мокрой улице, свет фонарей растягивался по лобовому стеклу длинными золотыми полосами. Дождь снова усиливался. В какой-то момент он включил дворники, и ритмичные щелчки разбавили тишину.

— Когда начнёшь? — спросил он. — Через неделю.

— И тебе не страшно?

— Страшно, — призналась я. — Но это нормально.

Он кивнул, будто принял этот ответ. — Страх — хороший индикатор. Значит, ты живая. Да и упертая. Значит справишься.

Я улыбнулась краем губ. — Неужели комплимент?

— Нет. Констатация факта.

— Всё равно приятно.

Он бросил на меня короткий взгляд. — Ты слишком легко довольствуешься мелочами.

— А ты слишком редко позволяешь себе быть человеком.

— Я им не переставал быть, — произнёс более тихо. — Просто научился молчать, когда это никому не нужно.