Послушный до дрожи - Анна Кота

Открытость — не поза, а усилие. Держать подбородок на её высоте, не уронить глаза вниз — труднее, чем выдержать пальцы на горле.

— Дыши, — сказала госпожа. — Ровно.

Нейт ровнял вдохи, как учили. В Лунном доме форму держали дыханием, здесь — взглядом. Айвена не терпела укрытий: ни в лице, ни в позе. Кожа слышала её молчание лучше любого приказа.

— Попробуем глубже, — пальцы Айвены легли на его грудь.

Она гладила медленно. Нейт не сдержался — тихий стон прорвался наружу, сорвав дыхание.

Она повела рукой вниз, вдоль живота. Там кожа была тоньше, горячее, и его тело мгновенно напряглось, каждая мышца жаждала её касания.

Айвена опустила ладонь ниже.

Тонкая ткань на бёдрах давно натянулась. Её пальцы скользнули прямо по ткани. Нейт дернулся, всхлипнул так тихо, что этот звук будто разрезал тишину комнаты. Он качнулся навстречу, и гостьи заметили это движение.

Рука задержалась там, обвела контур, чуть сжала. Голова Нейта склонена, рот приоткрыт, дыхание рваное. Но руки оставались на бёдрах, поза — безупречной.

Пальцы госпожи скользнули под ткань. Лёгкое движение — и она сдвинула ее в сторону — тело оказалось обнажено. Свет упал на его возбуждение. На стоящий член, тугой, с влажной каплей на кончике.

Её ладонь замкнулась на нём, движение пошло вниз — медленно, властно.

Нейт застонал, рвано вдохнул. Её пальцы двигались неторопливо, но властно: то поглаживая, то сжимая крепче. Нейт приглушенно стонал, глядя ей в глаза. Он дрожал, но руки всё так же лежали на бёдрах.

Айвена сжала скрепче. Пальцы задержались на головке — скользнули по уздечке. Его бедра подались навстречу, рот раскрылся, дыхание сорвалось с хрипом.

— Без разрешения — нельзя, — сказала Айвена спокойно, глядя на него.

Женщины улыбнулись. Они знали этот код.

Госпожа дразнила его ритмом: то мягко, едва касаясь, то крепко, всей ладонью. Каждый жест был слышен в его стонах.

Айвена сжала, отпустила, снова провела по всей длине.

Нейт застонал громче, грудь выгнулась дугой. Она легко шлёпнула по члену — не больно, дразняще. Он качнулся вперёд, из горла сорвался стон, но взгляд снова поднялся к ней.

Её пальцы двигались без ласки. Как у хирурга, как у скульптора, как у хозяйки. Он держался — сначала легко, потом туже. Мышцы бёдер тянуло, колени чуть дрожали, но колени не сдвинулись с места. Кончики пальцев пульсировали в воздухе, но он не сжимал кулаков: пальцы открыты — таков её код.

— У него дрожат бёдра, — шепнула первая гостья. — Но держится.

— Потому что я сказала, — ответила Айвена.

Слова вошли в него как штифт. Мир собрался вокруг них. Жар сжался в один тугой узел ниже живота; вся кожа стала слухом. Им владело не движение, а её молчание, густое, как ночной воздух.

— Вот… теперь дыхание сбилось. Смотри, сейчас сорвётся, — сказала первая, с любопытством наблюдая.

— Не сорвётся, — отрезала Айвена, глядя ему в глаза.

Его передёрнуло. Он почти слышал, как жилы на шее звенят от натяжения. Хотелось коротко, обезоруживающе стонать — но он не посмел.

— Нет, держит. Умница!

— Видишь? Даже срыв будет по команде.

Гостьи смеялись тихо. То ли от изящного садизма сцены, то ли от восхищения тем, что тело может так послушно стоять на краю.

Первая взяла ещё одну виноградину, провела ей по его губам — медленно. Сок оставил влажную дорожку. Он её не слизнул. Не велено.

— Хорошо, — тихо сказала Айвена. — Не просишь.

В её выдохе мелькнул тон, который Нейт ловил как награду.

Пальцы госпожи сжали крепче — не ради него, ради собственного вкуса момента.

Она ускорилась на едва уловимую долю. Край оказался рядом — так близко, что он почти видел контур.

Внутри всё звенело.

Нейт не сопротивлялся — потому что в этой грани было его собственное равновесие.

Он уводил дыхание вниз, переводил внимание — на язык, на нёбо, на шейные мышцы. Учебные приемы, доведённые до автоматизма. Финал был по-прежнему подвластен ей.

— Довольно, — рука госпожи остановилась.

В уголке её губ мелькнуло то едва заметное удовлетворение, которое она позволяла себе только когда форма отвечала идеально.

Тишина вошла в комнату, как воздух после вспышки. Ни шороха, ни дыхания — только слабый пульс, бьющийся в висках.

Всё стояло на месте, даже свет казался неподвижным.

Нейт остался на краю — распластанный в собственной выдержке, как натянутая струна, вибрирующая тишиной.

Гостьи разочарованно выдохнули, будто им недодали ноту. Айвена подняла бровь, и воздух снова стал её.

— Посмотри на меня.

Он поднял глаза. В этом усилии было столько же покорности, сколько гордости: он отдавал ей не только тело — взгляд тоже.

Нейт почти слышал, как под кожей пульс стучит в такт её дыханию.

Она молчала — ровно столько, сколько нужно, чтобы тишина стала осязаемой.

Потом сказала:

— Я разрешаю.

От её голоса мышцы сами дрогнули, дыхание сорвалось. Слово вошло в него, как ключ. Он откликнулся, но не телом — как будто свет внутри изменил частоту.

Всё, что он держал, сорвалось, как будто внутренний замок щёлкнул по её голосу.

Оргазм накрыл его не только внизу — вспышкой прошёл по позвоночнику вверх, ударил в голову, отдался в груди. Тело сотрясалось, дыхание рвалось хрипом. Он не схватил её — даже сейчас. Руки оставались там, где им велели быть. Лоб сам нашёл её колено, и он прижался, зная, что имел право только на это.

Её пальцы легли ему на затылок, провели медленно, как стирают пот с виска бойцу, который выдержал раунд.

— Хороший, — сказала Айвена, и слова обожгли сильнее, чем огонь под кожей. — Сделал красиво.

Гостьи захлопали — не громко, в такт его вдохам. И в их голосах появился иной оттенок: не только игра, но и уважение к форме.

— Вот это выдержка, — сказала первая. — Я бы…

— Ты — свободна, — сказала Айвена. — А он — принадлежит. Это разная физиология.

Нейт дышал. Ритм возвращался, как волна к берегу моря. Внутри было странно тихо. Не пустота — порядок. Он знал: выдержал не только её руку, но и её взгляд. Это было важнее.

Нейт опустил голову и коснулся губами её ступни. Не как извинение и не как просьба — как благодарность. Её кожа была тёплой, и от