Брат моего парня (СИ) - Вашингтон Виктория Washincton

Я нырнула в воду — с головой, чтобы тишина накрыла мгновенно. Холод обжёг кожу, но секунду спустя стало легче. Настолько легче, что захотелось просто остаться так — в тишине, где никто ничего не ждёт и ничего не требует.

Минут десять я плавала без остановки — длинные дорожки туда-обратно, пока мышцы не стали тёплыми, а мысли — медленными. И когда дыхание стало ровным, я решила закончить.

Выйдя, я завернулась в большое белое полотенце, собрала волосы, и заметила в углу дверь в баню. Стеклянная, но запотевшая. Там не было слышно голосов.

Отлично.

Я открыла её, впуская горячий влажный воздух. Пар обволакивал кожу, затуманил зрение, и я шагнула внутрь почти на ощупь — тело уже расслаблялось.

— Занято, — сказал медленный мужской голос.

Я остановилась.

Пар рассеялся — медленно, так, как будто время само решило дать мне секунду на осмысление.

И в следующую секунду я увидела его.

Коул сидел на нижней деревянной полке. Только полотенце на бёдрах. Ничего лишнего. Грудь — широкая, влажная от пара. Волосы чуть темнее обычного. Капли воды медленно стекали по ключицам, по линии пресса, исчезали под полотенцем.

Он поднял взгляд.

И мир, кажется, перестал двигаться.

— Ой, — выдохнула я, сжимая полотенце покрепче. — Извини. Я не знала, что кто-то здесь.

22

Коул поднял взгляд так неторопливо, будто всё происходящее его вовсе не удивило. Никакого смущения. Ни малейшей попытки отвернуться. И это, почему-то, только сильнее и обожгло.

Он провёл по мне взглядом — лениво, изучающе. По каплям на ключицах. По полотенцу, которое я сжимала так, будто оно могло защитить.

Пар сгущался вокруг, расплывался в воздухе, и каждое движение казалось замедленным — почти намеренным. Полотенце на его бёдрах держалось легко.

Он не смотрел нагло или резко — наоборот, будто изучал меня словно что-то новое, неожиданное, но определённо интересное.

— Ничего, — ответил он ровно, будто мы говорили о погоде. — Дверь не закрыта. Это означает, что вход открыт.

Я кивнула, хотя внутри всё было слишком напряжено. Полотенце казалось единственной границей между мной и тем взглядом, который цеплялся к каждой линии моего тела. Я сделала шаг в сторону, пытаясь сохранить расстояние, но пар был слишком плотным. Никакая дистанция не ощущалась настоящей.

Он слегка склонил голову, наблюдая за тем, как я стараюсь держать себя в руках.

— И всё же ты стоишь как человек, которого застали врасплох, — произнёс он спокойно. — Хотя ничего особенно шокирующего наверняка не увидела.

Я с трудом подавила желание закатить глаза.

— Я просто не ожидала, что здесь… кто-то.

— Тем более я, — уточнил он, медленно. — Признаться честно, ты выглядела так, будто готова развернуться и убежать.

Он не издевался — просто констатировал факт. И от этого стало только жарче.

— Я хотела тишины, — сказала я. — Воды, видимо, было достаточно, но хотелось… уединения.

Он чуть наклонил голову назад и провёл ладонью по влажным волосам, стряхнув с них пару капель. Движение получилось плавным, красиво растянутым, будто он делал это неосознанно — но я чувствовала, что он знает, как выглядит в этот момент.

— Здесь действительно тихо, — сказал он. — Если нормально переносишь жар.

Голос опустился ниже — и звучал так, будто он говорил не про температуру воздуха.

Я крепче прижала полотенце к груди.

— Если хочешь, я могу уйти, — сказала я. — Я не хочу мешать.

— Если бы я хотел быть один, дверь была бы закрыта, — ответил он. — Так что вопрос не во мне.

Он посмотрел на меня чуть внимательнее — взгляд стал цепче, глубже, почти тянущим.

— Вопрос в том, хочешь ли уйти ты.

Я замерла. Вроде бы простой вопрос. Но сказан он был так, будто от ответа зависело больше, чем просто «уйти или остаться».

— Мне… действительно нужна тишина, — сказала я тихо. — Но я могу посидеть пару минут здесь. Если это никому не мешает.

Его губы чуть дрогнули — не в улыбке, а в лёгком, едва заметном удовлетворении.

— Разумеется не мешает.

Он жестом указал на дальний край полки.

— Сядь.

Не приказ. Но и не просьба. Скорее приглашение, от которого почему-то невозможно отказаться.

Я села, стараясь держать спину ровно, как будто это могло укротить то, что творилось внутри. Деревянная полка была горячей, полотенце впитывало пар, и воздух между нами стал настолько плотным, что его можно было почти коснуться.

Коул откинулся слегка назад, положив руку на колено, и повернул голову ко мне. Его взгляд был спокойным, но в нём сверкала та особенная внимательность, которая всегда тревожила — будто он видел глубже, чем положено.

— Ты избегала меня весь день после произошедшего, — произнёс он без обвинений. — Решила, что легче прятаться?

Я напряглась.

— Я никого не избегала.

Коул медленно провёл взглядом вдоль моих плеч, будто оценивая не слова, а то, как я дышу.

— Избегала.

Я хотела возразить. Сказать, что он ошибается. Но в его голосе не было сомнения, а в моих мыслях — нужных слов.

Он продолжил:

— И всё же пришла сюда. Именно сейчас. Когда вокруг тебя слишком много чужих взглядов и слишком мало воздуха.

Я стиснула край полотенца.

— Потому что здесь тихо, — сказала я.

— И потому что здесь нет Кая, — добавил он так же спокойно, как будто прочитал то, что я сама боялась думать.

Я подняла глаза — и встретила его взгляд.

Там не было издёвки. Не было злости.

Только уверенность.

Только понимание, которое хотелось отрицать.

Только правда.

Пар вокруг нас дрожал, будто ждал следующего движения.

23

Пар держался плотным, как ткань. Воздух дрожал от жара, и я — вместе с ним. Коул сидел напротив, но расстояния между нами будто не существовало. Оно растворилось вместе с паром, оставив только две точки — меня и его. Всё остальное перестало иметь значение.

Он откинулся чуть назад, но это движение только подчёркивало ширину его плеч, линию ключиц, влажный блеск кожи. Казалось, что пар обтекает его так, как вода обтекает камень — подчёркивая форму, силу, власть.

— Даже сейчас ты держишься за полотенце, как будто оно способно остановить то, что происходит между нами.

Я сильнее сжала ткань.

— Ничего не происходит.

Он усмехнулся — коротко, горячо, почти темно.

— Тогда почему ты дрожишь?

Я открыла рот, чтобы возразить, но воздух вдруг стал слишком густым. Ответ не приходил. Только ощущение, что его слова ударили точно туда, куда нельзя было.

Коул поднялся медленно. Очень медленно.

Как будто давая мне время — не уйти, а осознать, что я не ухожу.

Полотенце на его бёдрах сдвинулось на миллиметр — достаточно, чтобы мне пришлось заставить себя не отвести взгляд. Ноги стали ватными. Сердце рванулось в горло.

Он подошёл ближе — не вплотную, но настолько, что температура вокруг изменилась. Жар потянулся ко мне, будто от него исходило собственное тепло, отличное от пара.

— Рэн, — произнёс он тихо, почти шёпотом. — Хочешь правду?

Я моргнула.

Коул наклонился чуть ниже, до уровня моего лица. Его дыхание коснулось моей щеки, и от этого меня словно тряхнуло изнутри.

— Ты не боишься меня, — сказал он. — Ты боишься себя рядом со мной.

Губы пересохли. Я едва сглотнула.

— Это… неправда.

— Правда, — его голос стал глубже.

Его пальцы едва коснулись моих — лёгкое, почти невесомое касание.

Я не отступила.

Он провёл кончиками пальцев по тыльной стороне моей руки. Такой мягкий жест — но будто ток прошёл по коже, разрезая воздух между нами.

Полотенце на мне чуть дрогнуло — и его взгляд упал туда, где влажная ткань почти касалась ключиц. Глаза стали темнее.

— Скажи, что хочешь уйти, — произнёс он негромко.

Я не сказала.

Он сделал ещё один шаг. Теперь между нами было не больше десяти сантиметров. Его грудь — горячая, близкая. Его дыхание — неровное. Не только я теряла контроль.