Брат моего парня (СИ) - Вашингтон Виктория Washincton

— Или скажи, — его голос опустился так низко, что я почувствовала вибрацию кожей, — что не хочешь.

Я закрыла глаза на секунду, будто это могло вернуть мне ясность. Но ясности не было.

Было только желание — тонкое, колющее, пугающее.

Когда я открыла глаза, он смотрел прямо в них.

И в этот момент мы потянулись друг к другу почти одновременно.

Неосознанно. Неосторожно.

Почти встретились дыханием.

Всё внутри сжалось — готовность, страх, желание, вина — всё перепуталось в один удар сердца.

Его рука поднялась к моему лицу. Он не коснулся, только провёл пальцами по воздуху, так близко, что казалось — прикосновение уже произошло.

Губы были в сантиметре друг от друга.

Секунда. Две.

И вдруг — он остановился.

Глаза резко дернулись, будто он вернул контроль за одну болезненную долю секунды.

Он выдохнул — медленно, резко и отступил на шаг.

Жар между нами не исчез. Он стал почти невыносим.

— Ещё мгновение, — тихо сказал он. — И всё бы зашло слишком далеко.

Я стояла, застыв. Полотенце в пальцах, дыхание сбившееся, сердце бешено колотится.

Он провёл рукой по волосам.

И добавил, всё так же тихо:

— Ты не даешь себе отчет в том, что я больше не буду себя контролировать.

Я сглотнула.

— Коул…

Он поднял руку — не касаясь, просто останавливая.

— Не сейчас.

В воздухе повисло то, что могло стать поцелуем, но не стало.

И от этого хотелось дрожать ещё сильнее.

Пар всё ещё колыхался в воздухе — тёплый, влажный, липкий, но того жара, что висел между нами секунду назад, было больше, чем способна создать баня. Это было другое. Опаснее, глубже, честнее.

Я стояла, прижимая полотенце к груди, и впервые за долгое время чувствовала, что внутри меня происходит что-то необратимое. Будто одна деталь сместилась — и вся конструкция начала трещать.

Коул отступил. Но этого шага хватило лишь для того, чтобы напряжение стало заметнее. Он отвернулся на секунду, будто ему нужно было собрать себя обратно. Я тоже попыталась дышать ровно, но грудь будто стянуло.

«Ещё мгновение — и всё бы зашло слишком далеко».

Он был прав.

Но дело было не в физическом касании. Дело было в том, что я снова не остановилась. Даже не попыталась.

И это ударило сильнее пара, сильнее жара.

Кай.

Его имя вспыхнуло в голове как пощёчина. Но не такая, что пробуждает — такая, что заставляет закрыть глаза, чтобы не плакать.

Я вцепилась в край полотенца.

Потому что впервые — впервые — мысль была не скользкой, не осторожной, не тихим шёпотом где-то в темноте.

А ясной. Звонкой. Настоящей.

Мне не быть с Каем.

Она появилась — и не ушла. Не исчезла под оправданиями. Не растворилась в том привычном «он хороший», «он старается», «он мой». Она осталась.

Пульсирующая и болезненная.

Внутри стало пусто — но не от того, что я теряю Кая. Пусто — от осознания, что я давно знала это. Просто не смела подумать.

Слишком много долгих ночей, когда я лежала и убеждала себя, что сказки о страсти — выдумка. Что то, что пишут в книгах — нереально. Что ровность отношений — это и есть любовь. Что того, чего я не чувствую — никто не чувствует.

Но сейчас…

Сейчас я ощущала рядом Коула. И то, как он прожигает меня изнутри. Даже не касаясь.

Я не чувствовала такого никогда с Каем. Ни разу. И от этой мысли стало тошно.

Вина поднялась, как волна — хлестнула по горлу, по груди, по животу. Я зажмурилась, будто можно было удержать её внутри.

Но правда была уже сказана — хоть и без слов.

Я не должна быть с человеком, которого люблю… слишком тихо.

И уж точно не должна быть с человеком… рядом с которым могу поцеловать другого и практически повторить эту ошибку.

Я медленно подняла взгляд — и увидела Коула.

Он смотрел на меня так, будто что-то понял. Но не спросил. Не приблизился. Стоял ровно, дыхание уже почти выровнялось, только тень эмоции не успела исчезнуть.

С ним у меня тоже ничего не будет.

Мы оба это знали.

Он слишком закрыт. Слишком сломан. Слишком честен в своём мраке, чтобы построить что-то ровное, светлое. С ним — боль, огонь, падение.

И всё же…

Он заставлял меня чувствовать. Слишком много. Слишком сильно.

— Тебе надо идти, — тихо сказал он. Не резкость. Не холод. Почти мягкость. — Здесь жарко.

Я едва выдохнула. В горле стоял ком.

— Наверное… да.

Я попробовала пройти мимо него — не касаясь, но воздух всё равно дрогнул между нами, будто тело запомнило то, что мы почти сделали.

У самой двери он сказал:

— Рэн.

Я обернулась.

Его взгляд был всё ещё тёмным, но уже собранным. Там жил контроль. Тонкий. Почти болезненный.

— Ты правильно сделала, что остановилась.

Я ответила так же тихо:

— Мы оба.

Он кивнул. Больше ничего.

Я вышла в коридор, а когда дверь за мной закрылась, сердце ударило так сильно, что я прислонилась к холодной стене, пытаясь дышать.

Мы не поцеловались.

Но это вызывало больше эмоций, чем любой поцелуй в моей жизни. Конечно, кроме того, что был с самим же Коулом.

И пока пар стекал по коже, а полотенце отяжелело от влаги, я понимала:

Я стою на грани. И назад дороги уже нет.

От автора; Мои замечательные! Огромное спасибо за вашу активность в отзывах) Читаю каждый и мне безумно приятно) Последние пару дней меня температурит, поэтому не отписывала вам под отзывами) отвечу на каждый, как станет немного лучше! Обожаю вас

24

Я вышла из бани уже не чувствуя пола под ногами. Казалось, что воздух вокруг стал тяжелее, будто мир медленно менял траекторию, а я — просто стояла в центре этой смены, пытаясь не потерять равновесие.

Мне нужно было поговорить с Каем. Нужно было сказать ему правду — не о том, что произошло, а о себе. О том, что между нами что-то начинает рушиться. Что я захлебываюсь тишиной там, где должна чувствовать опору. Что я больше не могу быть тем человеком, который притворяется, что ничего не меняется.

Я собрала волосы, переоделась и несколько минут сидела на краю кровати, пытаясь собрать мысли в слова. Но вместо слов внутри стояло одно чувство — тяжёлое, давящее, как мокрое одеяло.

Надо поговорить. Обязательно. Сейчас.

Я поднялась, выдохнула и уже была готова выйти из комнаты… когда дверь распахнулась.

На пороге стоял Кай.

Он выглядел так, будто бежал — дыхание сбивалось, глаза были слишком яркими, а пальцы дрожали едва заметно. Но это была не тревога, не испуг. Что-то другое. Собранность перед прыжком, напряжение перед важным моментом.

— Рэн, наконец… я тебя искал, — он шагнул ко мне так близко, что пришлось отступить. — Нужно идти. Мы опаздываем.

— Куда? — спросила я осторожно.

— На ужин. Официальный. Все уже собираются. Отец негодует, что мы задерживаемся.

Он пытался улыбнуться, но улыбка получалась слишком быстрой, слишком нервной. Его ладонь коснулась моей руки — тёплая, мягкая, привычная… но ощущалась странно липкой.

— Подожди, Кай, — я попыталась говорить ровно. — Нам нужно поговорить.

Он замер. Всего на миг. И сразу отвернулся..

— Не сейчас, пожалуйста, — сказал он тихо, быстро, почти на выдохе. — Я… прошу. Давай после ужина. Это очень важно, хорошо? Для меня. Для нас.

Слово «нас» прозвучало глухо, как будто он сам в него не верил.

Я хотела сказать, что именно об «нас» я и хочу поговорить. Что внутри меня уже что-то стоит на грани, и если не сказать сейчас — я распадусь.

Но он снова взял меня за руки — крепко, почти умоляюще.

— Рэн, прошу. Просто поддержи меня там. Что бы ни произошло. Не задавай вопросов. Не удивляйся. Не спорь. Просто… будь рядом. Только сегодня. Его дыхание стало быстрее. — От этого зависит очень многое.

Слова ударили по груди, как камень.

Я почувствовала, как что-то внутри напрягается. Тонко, неприятно. Предчувствие — почти физическое.