Я буду держать тебя (СИ) - Торен Эйлин

Он сглотнул. Ида видела, что ему жаль очень искренне. Но и столько времени Денис никак не возвращался ни к ссоре, ни к тому, что они обсуждали в машине. И женщина поняла, что отпустило и вообще не разу не злится на него. Больше на себя.

Удалось развернуться в его руках, обнять лицо ладонями.

— Ты тоже прости, – ей было жаль. Его очень жаль. Этот его рассказ. И борщ этот…

Денис кивнул, нагнулся и поцеловал её. Внутри моментом всё перевернулось, потянуло.

Что ж такое, Ида сама малолетка!

Сорокин запустил руки под толстовку, замер, разрывая поцелуй.

— Это что там у тебя, – потянул за ворот, потом задрал одежду. — Ебать… – присвистнул так пошло, что Ида почувствовала, как краснеет.

Вот же – реакция на простую ночнушку.

— Это ночная рубашка, – возмутилась она, — я спать собиралась, вообще-то, когда ты позвонил и не оставил мне выбора этими своими пятью минутами – на рубашку одежду и натянула.

Денис вообще кажется не слушал её, руки накрыли полушария груди, он снова накрыл губы Иды своими, словно затыкая все эти её оправдания и пояснения.

— Шикардос, – прохрипел в неё Сорокин, а потом совсем отключая голову напором своего поцелуя.

— Мороженое, – выдохнула Ида, ругаясь на себя, но и понимая, что они сейчас из этого коридора никуда не уйдут, — растает совсем.

— Бля, – рыкнул Денис, с невероятным трудом отрываясь от неё, но и скинул кроссовки и взял пакеты, проходя из квадрата прихожей дальше в темноту, правда стоило переступить какую-то незримую грань, как включился приглушённый свет.

Аделаида тоже разулась и пошла за ним.

Готовить… чёрт… она согласилась готовить. Глянула на часы – двенадцать ночи. Надо написать Вите, чтобы не ждала? Получается так?

Или всё же получится улизнуть от него, когда она сделает обещанное.

Где-то там, глубоко, она слегка улыбнулась, изучая широкую спину Дениса, который снял и кинул на стул свою толстовку и, оставшись в футболке стал закидывать продукты в холодильник.

Аделаида знала, что он её не отпустит. Знала. Сомневалась в этом? Чуть-чуть. Но так безумно этого хотела. Так сильно. До слёз.

И уже чуть позднее, когда она начала готовить рыбу, перед этим помогла Денису чистить картошку, после чего, порезав, поставила на огонь, ощутила эту волну желания от него ещё до того, как он подошёл и, расставив руки на разделочном столе так, чтобы Ида оказалась в плену, поцеловал её затылок и шею сзади.

— Денис, у меня руки в рыбе и у меня нож, – проговорила Аделаида, но уже совсем нетвёрдым голосом, совсем неуверенная в чём бы то ни было. Особенно, кто она такая и где…

Сорокин властно прижался к ней всем телом. Жарким невозможно.

— А разве красную рыбу нельзя есть сырой? – прошептал в плечо, спуская губами лямку рубашки. — И я выжил после сковородки раскалённой, что мне твой нож?

— Давай… я… Денис… – и просьба дать ей закончить ушла в никуда.

— Очень соскучился, – признался он, перемещая руки на талию, стаскивая штаны эти её спортивные, при этом руками снимая с ног, откидывая куда-то, а поднимаясь целуя уже ноги, попу, слегка задирая ткань ночнушки, переходя на спину.

— Я же не денусь никуда, – нервно выдохнула Ида, очень сильно желая, чтобы он ни в коем случае не стал ждать.

И конечно, как иначе, это же Денис – у него с терпением совсем плохо. Хотя сегодня показал себя совсем с другой стороны. Удивительно. Но и понятно, что сейчас уж терпеть и ожидать не станет.

— Даже, если собиралась, – ухмыльнулся Сорокин, прижимая к себе одной рукой, а потом вытаскивая нож из рук женщины, другой. — Я быстро. Сейчас.

И это тоже. Порочный. Пошлый. Со своей властной тёмной аурой, подчинявшей себе Аделаиду полностью. Властитель. И сейчас ведь ей бы возмутиться, что он такое сказал, а она поплыла, дрогнула. Будто уже не спастись и этот секс на немного, пару раз, не больше… только секс. Только. И так и должно быть, если это секс. Всего лишь? Это же уже определённый отпечаток должно отложить, но…

20

Денис укусил её за другое плечо, потом уложил корпусом почти в эту самую рыбу, но ему плевать было. Ада выводила его на эмоции, которых хотелось, как закинуться кайфом, чтобы не всплывать оттуда вот, из этого охеренного состояния – срать, что наверное с ней так нельзя, но и нет… можно.

Он же чувствовал эту отдачу, находившую волной, в руках вибрировала. Аде вообще не надо много, чтобы кончить, как и ему, потому что он терпел столько времени.

Сука.

Она вчера наждачкой по нему прошлась, сломала кайф вызванными и скрутившими виной и обидой. Охерела. И он ведь так злился. Адски злился! Чуть не въебался по дороге, до того как, решил, что надо всё же бухать там, где понятно всё – только поэтому поехал к Козырю, наплевав на то, что там Витка тусила.

И Дениса крыло это. Разрывало до воя – все бабы стервы и суки? У него или никак или вот так – и он убеждался, убеждался же, да? Примеров вокруг тьма!

Прессанул на этой эмоции Виту, хотя не надо было. Но по итогу – Колян разрулит, да?

Сорока вообще никогда не понимал, что такое это – не можешь забыть, избавиться, выкинуть из башки. Это же просто…

А вот Аделаиду не получалось. Вообще. Пусть он для себя что-то там решил, что-то там попытался утрамбовать, внутри разозлиться, но прилично накидавшись, ведь собирался ехать к ней после Козыря.

Собирался.

Штурмом взять квартиру эту её, даже дверь снести, и объяснить, что шипеть на него, как змея ядовитая, нельзя, нельзя кидаться вещами и особенно посудой. Его так переклинило, что… он же едва сдержался, чтобы нормально среагировать. А она? Сковородка, бля!

И Денис обязательно трахнул бы её, в воспитательных целях. Потому что одного раза видно не достаточно!

Только такси вызвал Козырь, адрес обозначил хаты Щербакова.

И Ден, приехав, снова взорвался, накрутил себя, но тут же понял, что ведёт себя аккурат, как его отец по жизни. Только у Дениса в обличии от папули мощь была… Он, как локомотив без тормозов. И с горки.

Раз за разом въезжая в это, ненавидел это поведение и себя в нём до тьмы в глазах. Только это и получил в наследство. Бля!

И даже бухой, Сорока не хотел, чтобы Аду коснулась эта его сторона, пусть он уже сделал это, пусть он уже прессанул… а значит сейчас усугубит? Сделает хуже.

Потому он пожелал водителю удачи и вышел.

Поднялся в квартиру и рухнул в кровать, забывшись пьяным сном.

И это утро с этой “Сашенькой”, холод от Аделаиды в его сторону, будто его не было, а потом выходка на льду. Восторг внутри Сорокина от лёгкости, с которой она сделала эти прыжки, и потом срубило переживанием Шепелевской…

Пусть Ада и посмеялась над реакцией своего тренера, но Денис ухнул в неё. Он испугался.

А дальше статьи.

И она не отвечала на звонки! Она его и правда в чс кинула, охуела!

Что ему было делать?

И когда она вылетела к нему, злюкой этой, валькирия карманная, мелкая заноза, ему не говорить хотелось, а утащить её на заднее сидение тачки. Он даже забыл, что хуже накосячить уже не может, что потерял её.

Потому и сидел, как прибитый, пока она выговаривала все эти откровения. Выпотрошила его. И больше всего херачило, что Сорокин бессилен. Он даже не мог пойти и прибить этого Давыдова – потому что тот, сучёныш, сдох!

Денис никак не мог выкинуть из головы образ Ады на фото с награждения, которое было прикреплено к статье о ней.

Солнечная и мелкая, мягкая, нежная. Невероятная. Сорока через фото понимал, как она тяжело дышала, как сдерживала слёзы в тот момент. Видел кроху… она и сейчас кроха, а тогда?

И этот уёбок её уронил?

Денис не собирался изливать Аде душу, не собирался говорить всего этого про себя. Он не хотел компенсировать, или уровнять их, нет, он просто пытался заглушить её боль, своею… там… у себя глубоко внутри. Потому что болело, бля, до сих пор. Столько лет, а он никак не унимался, никак не отпускало его это беспросветное днище.