Брат моего парня (СИ) - Вашингтон Виктория Washincton

— Какая прекрасная пара, — повторила она театрально. — Прекрасная!

А потом ей хватило буквально секунды, чтобы повернуть голову и, будто нечаянно, задержать взгляд на моей руке в руке Кая. Выражение было невыносимо очевидным: к этому она была не готова.

Я сделала ещё одну попытку — последнюю, отчаянную:

— Мне нужно сказать!

— Потом, Рэн, — тихо сказал Кай и сжал мою ладонь. — Позже. Давай просто… не сейчас.

Он смотрел на меня умоляюще, так нервно, что всё внутри у меня сжалось в комок боли. Но это был не тот момент, когда он услышит меня. Его глаза метались между мной, отцом, матерью.

Томсены обменялись быстрым, недовольным взглядом. Лиз сидела чуть позади, руки аккуратно сложены в коленях, но лицо… слишком спокойное. Слишком ровное, чтобы быть искренним. Она явно ничего не ожидала и точно не хотела быть здесь, когда это случится.

И всё равно никто, никто не давал мне открыть рот.

Все говорили за меня.

Все решали за меня.

И это стало последней каплей.

Воздух вокруг начал звенеть — почти слышимо. Грудь сжалась от злости, страха, отчаяния. Я чувствовала: если не скажу сейчас, буду потом всю жизнь задыхаться.

Но каждую мою попытку забивали чужие «мы рады», «какая прекрасная пара», «как своевременно».

Они подавляли не просто слова. Они подавляли меня.

И единственный человек за столом, кто не участвовал в этом спектакле, был Коул.

Он сидел неподвижно, но его взгляд — тяжёлый, тёмный, прожигающий — был прикован только ко мне.

Он видел, что я хочу сказать «нет». Он видел, что я не могу. Он видел всё.

Шум вокруг стал плотнее. Бокалы поднимались. Кто-то уже начал говорить тост за нас с Каем. За «молодую пару». За «настоящее чувство». За «правильное решение».

Я вцепилась пальцами в край скатерти, будто это могло удержать меня на поверхности.

Внутри всё трещало.

Я должна была сказать нет.

Должна была открыть рот и сделать это — громко, ясно, так, чтобы услышали все. Но каждый раз, когда я вдохнула, кто-то перебивал, поднимал голос, тянуло в мою сторону бокалы, руки, улыбки.

Кай поднялся снова. Он хотел произнести речь. Я видела — он готов. Сейчас он скажет что-то длинное, тихое, красивое и это станет ещё большей ловушкой.

Я открыла рот.

— Кай, не нужно.

В этот момент наружная дверь банкетного павильона распахнулась так резко, что по залу пронёсся холодный поток воздуха.

У всех бокалы чуть дрогнули.

Раздался голос охранника — громкий, напряжённый:

— Простите, что прерываю! Но у нас чрезвычайная ситуация.

Гул затих мгновенно. В зале повисло звенящее молчание.

— На трассе… — охранник запнулся, тяжело перевёл дыхание. — Служба охраны Томсенов звонила. Их старший водитель попал в аварию. Машина перевёрнута. Состояние неизвестно.

Жена Томсена вскрикнула — коротко, пронзительно. Муж рывком поднялся со стула. Эван сорвался с места так резко, что опрокинул бокал, вино растеклось по скатерти тёмным пятном.

— Что?! Когда?! — выкрикнул он, лицо побелело.

— Пять минут назад. Они сообщили нам первыми. Им нужна помощь… и транспорт.

Стол взорвался паникой. Женщины вскочили. Мужчины заговорили громко, перебивая друг друга. Гул поднялся такой силы, что слова в нём тонули, будто в кипящей воде.

Кай схватился за голову обеими руками. Он обернулся к своему отцу, уже переходя на деловой тон:

— Нужно отправить машину. Срочно. Я могу поехать.

— Ты останешься здесь, — жёстко перебил отец. — Это вопрос репутации. Он уже доставал телефон, давая распоряжения.

Мать Кая схватила Лиз за руку, уводя к выходу, будто вынимая её из эпицентра.

Жена Томсена плакала, прижимая руки к лицу.

Эван кричал кому-то в трубку.

Столы, бокалы, тосты — всё рассыпалось в хаос.

И только я стояла на месте, будто весь шум проходил мимо.

Моё «нет» растворилось в воздухе, как будто его никогда и не было.

Я попыталась поймать Кая за рукав. Он повернулся ко мне — на секунду, коротко, с болью и растерянностью в глазах.

— Рэн, прости… — выдохнул он. — Мы потом… потом поговорим.

И побежал к отцу.

Меня вынесло из центра внимания так же стремительно, как раньше туда втолкнули. Снова это потом.

Гул вокруг нарастал — тревожные голоса, шаги, телефонные звонки, чьи-то слёзы.

И среди всей этой суматохи только один взгляд нашёл меня.

Тяжёлый. Точный. Пронзающий.

Коул.

Он даже не встал. Он просто сидел на своём месте, будто буря его не касается.

Но смотрел прямо на меня.

Я так хотела разорвать эту связь — но этот вечер сделал это ещё невозможнее.

26

Кай вернулся уже поздно. Дверь домика тихо щёлкнула, и я сразу поняла — он выжат. Плечи опущены. Шаги медленные. На лице тень, от которой внутри у меня что-то дрогнуло, но не так, как раньше. Тогда это была тревога. Сейчас — неизбежность.

Он зашёл в комнату, где я сидела на кровати, и остановился у порога, будто собирался с силами, чтобы заговорить.

— Они оказались в больнице, — сказал он. — Водитель жив. Но состояние тяжёлое.

Я кивнула.

— Я рада, что жив, — тихо произнесла я.

Кай сел рядом, опустив голову в ладони. Его волосы рассыпались по пальцам — усталые, влажные, словно он только что выбрался из бури. И в каком-то смысле — так оно и было.

Он глубоко вдохнул, как будто готовился к прыжку, которому не мог избежать.

— Рэн… — его голос сорвался. — Прости за вечер. Я хотел, чтобы всё было иначе. Совсем иначе.

Я смотрела на него, и внутри всё было тихо — слишком тихо, чтобы назвать это покоем.

— Кай, нам нужно поговорить.

Он поднял голову и мгновенно понял. Значит, видел, что я пытаюсь сказать “нет”? Или действительно понял только сейчас?

В глазах что-то хрустнуло — тонкая, едва заметная трещина, как на стекле, которое удерживает форму, но больше не цельное.

— Нет, — сказал он шёпотом, но в этом шёпоте было больше отчаяния, чем в крике. — Не сейчас. Не после всего, что произошло. Не сегодня.

— Именно сегодня, — ответила я. — Потому что если я подожду ещё один день… будет поздно. Для меня. И, возможно, для тебя.

Он схватился за мою руку будто утопающий — не с силой, но с той безумной бережностью, которая делает ещё больнее.

— Не надо. Рэн, прошу. Не говори это.

Я выдохнула — глубоко, тяжело, чувствуя, как сердце сжимается, но не отступает.

— Кай… я не могу продолжать.

Он резко повернулся ко мне, его голос дрогнул:

— Почему? Ты мне не доверяешь? Ты думаешь, что я поставил тебя в неудобное положение? Или что я недостаточно люблю тебя?

Я закрыла глаза на секунду.

— Ты любишь меня, — сказала я. — Но мы слишком разные. И… я потерялась рядом с тобой. Я перестала понимать, кто я, что хочу, куда иду. А ты — идёшь своим путём, и я только пытаюсь не отставать, не мешать, не утяжелять…

Кай резко, почти болезненно, сжал мою ладонь.

— Ты никогда не была тяжестью! Он прижал мою руку к груди, туда, где сердце билось быстро, отчаянно.

— Рэн, пожалуйста… прошу тебя… не сейчас. Не уходи сейчас.

Уголки его глаз дрогнули — он почти не моргал, будто от этого зависела реальность.

— Если ты уйдёшь… — он сглотнул, голос стал хриплым, — у меня не останется ничего.

Я тихо покачала головой.

— Это не так. У тебя есть семья, планы, будущее…

— У меня есть ты! — его голос сорвался. — Только ты.

Я почувствовала, как горло сжимается — остро, жаляще, как будто это он говорил то, что должна была сказать я, но не смогла.

— Кай…

— Слушай меня, — перебил он торопливо, всхлипывая почти не слышно. — Если тебе нужно время… я дам. Если тебе нужно пространство — тоже. Если хочешь ссориться — буду слушать. Если хочешь работать — помогу. Если хочешь уйти из семьи — уйду с тобой. Просто… не уходи от меня сегодня. Не сейчас. Не так.