Принцесса крови (ЛП) - Хоули Сара

Библиотека была уютной: полки занимали каждый дюйм стен, в середине — зона для чтения. Я опустилась на полосатый красно-серый диван, вынула из сумки два свитка, сломала оранжевую печать первого письма и принялась читать.

Я просила Друстана и Гектора конкретики: что они намерены делать с людьми, живущими в Мистее, и как собираются взаимодействовать с деревнями вроде Тамблдауна теперь, когда границы открыты. У обоих — хорошие положения, что меня порадовало. Больше не будет принудительного служения и увечий, а людям, уже оказавшимся в Мистее, дадут возможность вернуться домой — с золотом. Оба предлагали помощь с эвакуацией — если сделать её быстро. Каждого фейри придётся задействовать, когда начнётся бой.

Люди могли бы уйти из Мистея хоть завтра — сопровождение уже устроено. Я гадала, решит ли Мод всё-таки уехать. А Триана — или её доброта и вечная готовность помогать удержат её здесь, пока другим нужно убежище. В Мистее оставались и такие, кто не перешёл в Дом Крови, люди, которые никогда не поверят фейри — даже если фейри предлагает побег.

Гектор и Друстан предвидели и это: оба предложили платить тем, кто останется. Друстан считал, что каждый дом должен взять часть людей — дать кров и жалованье; Гектор — что их надо селить отдельно и платить из казны.

Я провела пальцами по косым строчкам почерка Гектора и по элегантным завиткам Друстана, разрываясь между двумя взглядами. Гектор давал им долю независимости, и мне было страшно за любого человека, которого бы отдали под Свет или Иллюзии. Но Друстан настаивал: каждый дом обязан участвовать в исправлении нанесённого ущерба. Пока кто-то наблюдает за их благополучием, — писал он, — ответственность — лучший путь вперёд.

В конце концов я решила: разумнее путь Гектора. Даже при проверках людей нельзя доверять фейри — они слишком жестоки и лживы. Если такой, как Торин, получит власть над людьми… Лучше не думать.

Во второй половине писем оба переходили к внешним связям. Гектор был готов восстановить контакт с деревнями за Болотом сразу после будущей гражданской войны; Друстан осторожничал: говорил, что узоры насилия слишком глубоко вросли в мышление фейри, и нам нужно время, чтобы это переломить, прежде чем рисковать новыми жизнями. В этом я соглашалась с Друстаном.

Меня накрыла досада. Ответ на вопрос, кого выбрать королём, яснее не становился — так было и во всех прочих пунктах, что я читала до этого. Я швырнула бумагу и вдавила костяшки ладоней в песок усталых глаз.

— Я к этому не готова, — прошептала.

Кайдо ласково сжался вокруг моего предплечья. Скукотища.

— «Скукотища»? — устало рассмеялась я, опуская руки. — Полагаю, тебе нравятся занятия повеселее, чем чтение.

Лучшие истории читаются в россыпях внутренностей.

Я поморщилась:

— Я предпочла бы не потрошить союзников. — Вздохнула и откинула голову на спинку дивана. — Почему я не могу просто выбрать?

Потому что, если я выберу неверно — погибнут люди. Наши армии будут драться иначе — в зависимости от вождя. Наш союз может расколоться.

Тебе тяжело в этой роли. Голос в голове изменился — дальний, ровный — и я вздрогнула. Осколок Крови обычно бесил молчанием: иногда отвечал на вопросы, но в остальном будто охотно предоставлял мне спотыкаться самой.

Я не пыталась с ним говорить — и напоминание о том, насколько он силён, встревожило. Это — щепа бога. Даже эхом чего-то большего он способен заглянуть в мою голову и вытянуть мысли.

А вот теперь тебе интересно, как у меня дела на этой должности? — отозвалась я мысленно, ощутив укол обиды.

Мне всегда интересно.

Но сейчас ты готов вмешаться.

Я не вмешиваюсь в дела фейри.

Я снова провела ладонями по лицу, натянула кожу под глазами вниз:

Не понимаю. Ты вмешивался на испытаниях.

Там было иначе.

Конечно. В Мистее у всего — условие и исключение.

Ты сосуд для части силы богини, — сказал Осколок, видимо решив умиротворить моё раздражение. — Я помог даровать её тебе и могу научить малым вещам — как пользоваться. Но всё должно быть совершено твоей волей.

Иногда я чувствовала себя стоящей на краю огромного озера знаний и истории, и всё, что я знала о мире, — лишь рябь от единственного пальца ноги, опущенного в воду. Осколок, дерево, дом, теперь и я — все мы осколки чего-то столь необъятного, что у меня не хватало воображения. Как звали богиню? — спросила я.

Таким вещам не дают имён — по крайней мере, не в том смысле, в каком понимаешь их ты.

Голова начинала раскалываться, тошная мутность от недосыпа ползла от затылка к глазам. Почему ты говоришь со мной?

Ты разрываешься, — сказал Осколок. — Я хочу знать, почему. Хочу понять, как ты понимаешь свою правду.

Какова была моя правда? Я уставилась на книжные полки, пытаясь подобрать слова к этому гложущему, поселившемуся в животе беспокойству. Теперь у меня есть вся эта сила, — сказала я Осколку, — но я всё равно просто… я. Я не стала от этого мудрее, не стала лучшим политиком — ничем. Я не знаю, как восстановить равновесие. Ты создал меня, а потом… — мысль оборвалась: я не была уверена, стоит ли договаривать.

Осколок ждал. Я ощущала его внимание мягкой пульсацией в лбу, будто маленькое существо дышит — вдох, выдох.

Я вздохнула и опустила плечи. Ты вернул меня из мёртвых — и просто… оставил. Словно тебе всё равно, провалюсь я или нет.

Ты боишься, — прошелестел Осколок.

Осколок всегда поощрял меня к честности. Или, по крайней мере, Кровавое Дерево — но они были одной сущностью, как отдельные грибницы, тянущиеся от материнского мицелия. Вероятно, безымянная богиня любила правду — и потому один и тот же вопрос задавался мне снова и снова в разных обёртках: Жалеешь ли ты?

Что такое страх, как не сожаление о том, чего ещё не случилось? Признание сорвалось само: Что, если я не смогу сделать Мистей лучше? Что, если из-за меня погибнет больше людей? Что, если я недостаточно фейри для этой роли?

Ты хочешь быть больше похожей на фейри?

Нет, — отозвалась я мгновенно.

Хотя я им завидовала. Они шли по миру так, словно он у них в долгу. Мне хотелось такой уверенности. Хотелось уверенности, и силы, и мести врагам — не только Имоджен, Торину или Ровене, но и всем фейри, кто лучше бы смотрелся под несколькими лопатами земли. Всем, кого я уже ненавидела, и тем, кого ещё научусь ненавидеть.

Имоджен сказала: фейри любят развлечения, но смерть — не меньше.

Наверное, я и правда хочу быть на них похожа, — призналась я.

Любопытно, — сказал Осколок.

Давление в голове исчезло. Я осталась одна в пустой комнате — не ближе к ответам, чем прежде.

***

Люди заполнили внутренний холл Дома Крови. На них были крепкие ботинки и дорожные плащи, у каждого — кожаная сумка с золотом из моих кладовых. Фонтан журчал посреди них, и, хотя обычно они обходили бы этот алый бассейн стороной, сейчас атмосфера была такой лихорадочно-весёлой, что на разбрызганную кровь никто и внимания не обращал.

Веко тянуло вниз, голова была ватной — удалось урвать всего пару часов сна, — но противиться этому подъёму было невозможно. Вот-вот должны были явиться солдаты Огня и Пустоты — сопроводить людей через Болото к новой жизни, и одна мысль о бегстве пьянила.

Ко мне подошла Триана. В отличие от остальных, на ней было красное домашнее платье и шлёпанцы — потому что сегодня она не уезжала. Она хотела остаться ещё на неделю — как раз после середины месяца, — чтобы убедить как можно больше людей поверить обещаниям Дома Крови. Друстан сказал, что готов устроить второе сопровождение — но это будет последнее до конца войны.

— Ещё кто-нибудь идёт? — спросила я Триану.

Она покачала головой:

— Тринадцать всё ещё не уверены. Боятся, что провожатые их казнят.

Я не знала, как дать им доказательство, что исход будет хорошим. Письмо от кого-то, кто благополучно обосновался? Но если и этого мало, и они захотят остаться — Дом Крови останется для них домом.