Три года взаймы (СИ) - Акулова Мария

— Как? — Андрей спрашивает, прожигая во мне дыры. Я испытываю злодейское удовольствие, впитывая его эмоции. Мы никогда не ругались. Ни разу. А сегодня хочется больно. Хочется чувствовать.

— Дико.

Мужские губы подрагивают, но это не имеет ничего общего с весельем. Он воспринимает, как комплимент.

Сжимаю кулак и бью его в грудь. Результата ноль.

Хотя нет — он отрицательный.

Андрей сжимает сначала одну мою кисть, потом вторую. Заводит за спину и за полторы секунды связывает на запястьях узел из галстука. Чтобы не упасть — упираюсь за спиной. Он подается вперед.

— Совсем спятил? Пусти меня к ребенку, — шиплю. И ни черта не получаю.

Уверенные пальцы зарываются в залакированные волны на моем затылке. Андрей доставляет мне дискомфорт, но не жалеет.

Трогает губами губы. Раздвигает их.

Я дергаюсь назад, но сегодня не работает. Муж заставляет себя целовать. Самоутверждается, а не просит или ласкает. Мое тело постыдно отзывается. Кровоток ускоряется. Температура растет до лихорадочной.

Я чувствую толчки языка и почти сдаюсь его требованию, только в голове всё равно вспышками мои обиды.

Поймав момент — прикусываю Андрея за язык. Он ругается и наказывает, продолжая ещё грубее. Поцелуй приобретает вкус металла. Я теряю способность нормально дышать.

Когда оторваться — решает он. А я решаю его ненавидеть.

Андрей жмет лбом на мой лоб и давит взглядом.

— Не понравилось, как я с твоим любимым Петром разговаривал? — От злости поджимаю губы. Грудную клетку разрывает.

При чем тут… Господи. Когда он любимым-то был? Придурок!

Пытаюсь пятиться на пятой точке, но Андрей вбивает промежностью в свои бедра. До искр из глаз. Дурной.

Мщу ему. Мотаю головой и ёрничаю:

— Ты права не имеешь.

— Мы муж и жена, Лен.

— На три года. Один уже прошел.

Сжимает челюсти. По ощущениям — сейчас с губ сорвется мат, но нет. Андрей немного смягчается. Снова тянется к моему рту. После минутного сопротивления я сдаюсь неизбежности.

Мы снова целуемся. Глубоко и убийственно. Не знаю, для кого: для меня или Андрея.

— Руки освободи, они немеют.

Я требую и Андрей, как ни странно, слушается.

Задевает губами губы, грудью тревожит сверх-чувствительные сейчас соски, развязывая свой же узел. Склонившись, прижимается ртом к шее. Я запрокидываю голову, как бы протестуя, а сама губы кусаю. И снова во рту металл.

— Не буянь.

Да конечно.

Как только чувствую свободу — снова толкаю. Снова без толку.

Андрей скатывает платье вверх по моим бедрам и дергает вниз стринги. Я сопротивляюсь. Ткань трещит.

Мое:

— Нет! — Звучит откровенно истерично.

Мы дышим быстро и рвано. Смотрим друг другу в глаза на очередной паузе.

— Сколько ещё нет? — В ответ на хриплый, голодный вопрос молчу. — Дай мне что-то, Лен. Дай мне, что можешь…

Его просьба разбивает мне сердце. Я прекрасно понимаю, какими будут последствия моих действий: либо да, либо вольная. Ему надо. Ему не обязательно уламывать меня…

Сука. Больно.

— Петр приглашал нас на свадьбу?

Андрей тоже цедит сквозь зубы «с-сука», запрокидывая голову. Опускает ее и сжимает мои щеки.

— Тебе на свадьбу к нему хотелось?

— Почему ты за меня решаешь? Почему ты ему не позвонил? Зачем ты мне обещал?

— Я первый, кто тебе спиздел?

— К черту. Пошел. — Толкаю. Андрей не пятится. В моих руках в разы меньше силы. Во мне в разы меньше воли.

Да и воля моя играет против меня.

— На что ты так злишься, Лена?

— Я злюсь на тебя. Ты играешь не по правилам.

— В жопу блядь правила.

Андрей подается вперед, а я борюсь с ним, как будто за жизнь.

Ни поцеловать себя нормально не даю, ни раздеть. Жадные сжатия то там, то тут, выглядят одновременно правда дикими и ломают мое сопротивление, пока не рычу и не толкаю отчаянно.

Не знаю, что срабатывает, но на сей раз Андрей пятится.

Его идеальная рубашка прилично смята. Взгляд блестит ярче, чем под алкоголем. Губы искусаны моими зубами.

Он ведет по ним, вполне возможно допуская увидеть кровь. Но её нет. И секса тоже не будет.

— Иди к черту, Андрей. И не пугай мне ребенка. — Шиплю и самой дурно от слов.

Взгляд мужа темнеет. Брови сводятся. Я не понимаю, что между нами, но сейчас хочу, чтобы он ушел.

Совпадение это или нет, но из спальни начинают доноситься тихие похныкивания.

Давид почти никогда громко не плачет. Мы успеваем раньше. А сейчас вдвоем слушаем. Андрей — съехав взглядом с моего лица на столешницу.

Трясет головой. Возвращается к глазам.

— Лена, — зовет. И я не могу не ответить. Тучи до одной разошлись, он взял себя в руки. Его взгляд абсолютно прозрачен. А я немею от боли. — Я не хочу, чтобы ты с ним общалась. Пожалуйста. — Это настоящая просьба. И мне надо кивнуть.

Мне не сложно. Я и не собиралась. Но вместо этого мотаю головой, обхожу его и щелкаю замком.

Во мне мешается дурацкий детский протест и вполне взрослое желание себя отстоять.

Подойдя к кроватке, хватаю Даву. Начинаю укачивать. Дрожу из-за выброшенного в кровь адреналина и шагов. Не к нам, а мимо.

Андрей проходит по спальне, спускается вниз, с громких хлопком закрывает входную дверь. Дальше — путь к машине и зажегшиеся фары Мерседеса, которые слепят даже на втором этаже. Он не пил, но это не значит, что мое сердце не вылетает из-за волнения.

Ворота, которые были закрыты на ночь окончательно, снова разъезжаются.

Я врастаю ногами в паркет вместо того, чтобы спуститься и попросить не уезжать.

Этой ночью Андрей впервые не ночует дома.

Глава 42

Лена

Я добилась, чего хотела.

Или в чем убедила себя, как в необходимости.

Мы с Андреем достигли изначально-договорного уровня отчужденности.

Муж вернулся в дом только на следующий вечер. Был спокойный. С тех пор держит со мной дистанцию.

С сыном — как всегда. Бережно. Хрупко. Трогательно. С восторгом, который подсвечивает карие глаза. Нежно до моего разбитого сердца.

Со мной — вежливо.

Мы не поднимаем тему вечернего разговора.

Мы вообще не поднимаем темы.

Дни идут за днями. Я мантрой повторяю про себя, что дистанция дает мне облегчение. Что так у меня чище в голове. Легче жить. Хочется.

Петр не писал мне и не звонил.

Я, конечно же, тоже. Я и не собиралась с ним общаться, но Андрею сказать это не позволяет упрямство. Мне приятно, что староста до сих пор готов подставить свое плечо. Только я снова его не выбираю.

Тогда я выбрала Андрея.

Сейчас среди всех я выбираю себя.

Пора браться за голову. Материнство материнством, но Давидка подрастет и у меня тоже будет жизнь. Из чего она будет состоять — зависит от меня.

Я хочу чувствовать себя бодрой, свежей, интеллектуальной и интеллигентной.

Стать не «Певи. Чкой», а Ириной Марьяновной, даже если муж-депутат к тому времени будет уже бывшим.

Благодаря Андрею я познакомилась с новыми людьми. Расширила свой опыт и кругозор. Благодаря ему у меня есть возможности, которых ещё недавно не было.

Я хочу продолжать развиваться.

Вернуть власть над своим телом и разумом, эмоциями и желаниями. Откладывать некуда. Время несется просто бешено.

Вместе с попытками Андрея вернуть секс пропадает и дикое напряжение. Или я перестаю его чувствовать.

Мы с мужем друг друга не трогаем. Не задеваем. Не тянемся.

Сотрудничаем.

Я работаю женой депутата и матерью его сына. Андрей обеспечивает нас материально и страхует, как отец.

Няня Марина становится неотъемлемой частью жизни. После первых осторожных приглашений на несколько часов я начинаю полноценно ей доверять.

Мы строим график, который позволяет мне заниматься не только Давидом, но и собой.

Я записываюсь на курсы обучения сразу двух языков: английского (который определенно нужно подтянуть) и греческого. Вторые найти было значительно сложнее, но я чувствую себя ответственной перед сыном. Хочу, чтобы потом мы учились уже с ним вдвоем.