Три года взаймы (СИ) - Акулова Мария

Отъезд Талии Леонидовны ощущается как начало конца. Время признания и принятия. Теперь мне и самой понятно, почему я так горько плакала.

Между нами с Андреем рушится. Треск мнимой идеальности травмирует и доставляет боль, но лучше пережить его сейчас, чем когда-то потом.

Я стараюсь давать возможность Андрею проводить время с сыном, третьей лишней к ним не лезу.

У нас с Давой свой мир, у Давы с его отцом — свой. Мы любим сына поровну.

Андрей делает несколько попыток физиологически сблизиться, но на все я реагирую одинаково.

— Давай поедем куда-то, Лен?

— Куда?

— В Доминикану. Тебе понравилось.

По полости рта растекается горечь. Я молчу о том, что ни черта не помню. Мы там только то и делали, что трахались. Сейчас ехать зачем?

— Давиду рано. А я не хочу.

"Не хочу" — мой новый девиз по жизни. Я делаю только то, что должна.

Одновременно растворяюсь в любви к ребенку и травлюсь присутствием его отца.

Как назло, единственные ночи, которые в эти месяцы мы с Андреем провели не под одной крышей — это мои пять дней в роддоме. А так он каждый день возвращается в мой дом.

Я не отказываю Андрею в разговорах за ужином или завтраком о ребенке и быте, если у нас получается провести их вдвоем. Явственно ощущаю, как дистанция растет. Стол снова непреодолимо-бесконечный. Только радоваться этому не могу.

Сегодня мы с мужем впервые за четыре месяца выходим в свет. После мероприятия в оранжерее я не виделась ни с кем из окружения Андрея. Исключение: Михаил и однажды Аврора.

Собираться заново мне страшно.

Страшно всё: впервые оставить Давида с няней без четкого времени нашего с Андреем возвращения.

Смотреть в зеркало и переубеждать себя, что визуально я ничем не хуже других. Не глупее. Не проще. Не ничтожна и не жалка.

Я ребенка родила. Я жизнь дала. Я женщина и мать. Я теперь его не должна в обиду дать. И за себя тоже смогу стоять.

По дороге в Греческое посольство (а сегодня Андрей приглашен на прием посла), на меня периодически накатывает паника. Теперь я опытная: узнала у Авроры, кто ещё будет… Из наших. Оказалось: все те, кого я видеть не хотела бы. И Роман. И Валерия. Весь серпентарий, который шел в комплекте к договору.

Но выхода нет: я обязана исполнять свою часть. Быть прекрасной фасадной женой на три года.

Меня не унижают с порога. Правда я и не думала, что будет так.

Кроме прочего, здесь присутствуют Милославские. Ирина Марьяновна и Виктор Михайлович поздравляют меня с новым статусом. Просят посмотреть на фото Давы, потому что Андрей его никому не показывает.

Получив от мужа только нам двоим заметный кивок, который значит, что если я хочу — он не против, показываю.

Только когда Роман с уже не Элиной тоже подходят, быстро щелкаю кнопку блокировки и прячу телефон в клатч.

Не хочу, чтобы его грязный взгляд, язык и мысли пачкали моего сына.

Кстати, кое в чем Роман определенно был неправ. ДНК-экспертизу никто не делал. Андрей меня не любит, но это не делает его плохим. Слепым. Тупым. Я тоже не лезла с мстительным: "а теперь давай!". Пытаться сыграть на честно озвученных сомнениях, которые он сам и преодолел, — ниже моего достоинства.

Но я не хочу защищаться от колких фраз и отбивать ласковые нападки, поэтому мы с Андреем отходим от Милославских, как только вокруг становится слишком много неприятных мне людей. Я предпочитаю беречь себя и молоко.

Тупой болью в грудную клетку врезается вид знакомого из прошлой жизни лица.

Я впервые за год встречаю человека с Побережья.

Сначала у меня просто зудит переносица, потом я поднимаю взгляд и понимаю, что на меня с мягкой улыбкой смотрит кирие Петр.

Он совсем не изменился. Только одет не по-южному (в белый неизбежно примятый лён), а в элегантный черный костюм с выглядывающим из-под него белоснежным стоячим воротником классической рубашки.

Красивый. Сильный. Благородный.

Моя первая влюбленность.

И рядом с ним… Законная жена.

Я видела фото с их свадьбы. Это было очень по-гречески и красиво.

Незнакомая мне девушка-гречанка и сейчас выглядит прекрасно. Она высокая и стройная. Напоминает грациозную виноградную лозу. С большими темными глазами и очень красивым поистине греческим профилем. Пропорционально выразительными носом и подбородком.

Они друг другу идут. А я…

Пропускаю момент, когда в висок врезаются губы договорного мужа. По телу разбегаются мурашки и они не имеют ничего общего с удовольствием или желанием вызвать ревность у Петра.

Просто… Мне гадко и больно. Но я рада, что у него брак не такой.

Не такой же?

Дергаюсь и увожу взгляд. Несколько секунд чувствую, как Андрей прожигает в щеке дыры, а потом его окликают.

Этот вечер для меня из разряда перетерпеть. Я не подхожу к Петру. Ни к кому не подхожу. Только изредка и издали наблюдаю за чужой нормальностью.

Жена Петра чем-то напоминает мне меня же, только раньше, не теперь. Если долго наблюдать, можно заметить в ней легкую скованность и абсолютное доверие к мужу.

Внутри меня разрастается то же болезненное чувство, что изнутри разъедало, когда смотрела на Аврору и Игоря. Между ними — нежность. Трогательность. Чувства.

Я не ревную Петра. Но я ревную к чужой любви.

Хочу без слов уйти на балкон, но Андрей ловит за кисть.

Глазами спрашивает: «ты куда?», а я ловлю себя на злости. Неконтролируемой злости на него.

Хочется брякнуть: не твое чертово дело!!!

Сдерживаюсь.

Силой воли разжимаю горло, вспоминая всё добро, которое для меня сделал он и его семья.

— Выйду подышу. И няне позвоню.

— Можем вместе.

Мотаю головой и выворачиваю кисть. Не можем. Я бы не хотела.

Тру горящую кожу, направляясь на балкон.

Андрей предлагал договориться с няней на всю ночь. После приема поехать в квартиру. Я отказалась.

Зачем мне квартира если дома ребенок ждет?

Выйдя на балкон, прохожу до перилл, сжимаю их и делаю щедрые вдохи.

Невпопад вспоминаю, что где-то в это же время в прошлом году я свалилась Андрею на голову с новостью о беременности. Я тогда была в отчаянье. Тогда мне казалось, жизнь безвозвратно утрачена. А потом было лучше. Сейчас снова сложно. Но это же не навсегда, правда?

Странно, но не боюсь преследований Романа. Думаю, заказные статьи на нас с Андреем — это даже не происки конкурентов, а «подарки» от однопартийцев. Глупо предполагать, что внутри их партии конкуренции нет. Андрей слишком хорош. Его свои же хотят утопить. Он выстоит. А мне неважно.

Но шаги сзади всё равно звучат. Я ещё не оглянулась, а по спине волной расходится теплый воздух с мелкими-мелкими песчинками. Надвигаясь на меня, шумит прибой. Бризу тут делать нечего, но его привез с собой человек.

Петр останавливается рядом со мной и повторяет мою позу. Только голову поворачивает.

Смотрит внимательно. Улыбается.

Слишком тепло. И пахнет от него слишком домом.

Я не справляюсь.

Смотрю в ответ.

— Привет, Еленика. Я рад тебя видеть.

— И я вас, кирие Петр. — Мне больно, но я рада. — Извините, что не подошла. Вдруг вы меня уже не помните.

Его улыбка кажется мне осторожной и трогательной. Я бы хотела улыбнуться в ответ, но тяжесть происходящего вокруг не пускает.

Мужчина меняет позу: поворачивается ко мне туловищем и скользит по периллу. Не касается, но я чувствую тепло пальцев.

— Помню, конечно, Лена. Мы все тебя помним.

Смотрю на пальцы. Потом в лицо.

— Поздравляю вас со свадьбой. У вас очень красивая жена. Как ее зовут?

— Арианда.

Киваю. Ей и имя это идет. Она вся похожа на вазу. Но вслух похвалить не получается.

Ищу ее в зале и нахожу. Она разговаривает с кем-то из женщин и улыбается. Пересекаемся с ней взглядами и разлетаемся.

Что она обо мне знает?