Послушный до дрожи - Анна Кота

Нейт остался на коленях. Грудь ещё рвано поднималась. Горло помнило её пальцы — саднило приятно, напоминая: он всё ещё в её руках, даже когда она молчит.

Поначалу он удерживал форму привычно: прямая спина, ровный наклон головы, неподвижные руки. Но минуты тянулись вязко, и тело, уже надломленное сценой, начало сдавать быстрее.

Каждая минута — как служение, каждый вдох — как взнос за право быть здесь.

Колени немели, бёдра ныли от напряжения, спина налилась свинцом. Дрожь в плечах возвращалась каждый раз, когда он пытался вдохнуть глубже.

Тишина звенела.

Она принадлежала ей. Он — тоже.

Когда напряжение стало походить на пытку, Айвена отложила книгу, взгляд её скользнул по нему — и этого было достаточно, чтобы его усилия обрели смысл.

Лёгкий жест рукой, и его отпустили:

— На сегодня достаточно.

Нейт поднялся, колени дрожали, но не от слабости — от счастья выдержанной проверки.

Он поклонился и вышел, унося с собой её ритм в своем дыхании.

Комната встретила его строгостью: кровать, зеркало, шкаф — голые стены. Но для него всё пространство свелось к ощущению: её пальцев внутри и горечи дыхания, которое она отбирала.

Нейт опустился на край кровати. Ладони дрожали. Губы пересохли, и, проведя по ним языком, он снова ощутил вкус её кожи.

В памяти вспыхнуло: «В этом доме ты будешь дышать только тогда, когда я позволю». От этих слов внутри всё сжалось, дыхание снова сорвалось, словно она всё ещё держала его за подбородок.

Тело ответило так же, как всегда откликалось на власть: пульсом, жаром, желанием. Он сжал простыню, будто её ладонь. Мысли возвращались к руке госпожи — к тому, как она входила, удерживала, проверяла.

Это не было лаской — это было испытанием. Но именно в проверке Нейт ощутил покой.

В груди стало странно легко — не от похвалы, а от того, что он выдержал.

Он не подвёл хозяйку Лунного дома. Оказался достоин места, на которое его поставила Элира Морвен.

В этом и было его спокойствие — когда знаешь, кому принадлежишь, и кто держит твоё дыхание.

Нейт выдохнул с облегчением — и воздух показалсяей.

Глава 6. Первый ужин

Стол для сопровождающих накрыли в малом зале.

Белая скатерть, серебро, линия свечей в бронзовых подсвечниках.

Из кухни тянулся густой аромат жареного мяса с пряностями — тёплый, плотный, как сама тишина за столом.

Марлен сел первым. Эл — рядом, чуть отодвинув стул. Нейту указали место напротив; он сел, стараясь держать спину ровно, словно это тоже было частью правил.

Служанки внесли блюда.

Эл повернулся к Нейту и сказал ровно:

Пар поднялся от горячего хлеба. Следом на стол поставили кувшин с напитком и внесли жаркое, и воздух наполнился густым ароматом пряностей.

Лея — рыжеватая, быстрая, улыбка будто приклеена. Марен — тёмная, медленная, ставит блюда с точностью.

Когда Лея нагнулась к Марлену, его ладонь лениво хлопнула по бедру. Жест — будничный, как будто дозволено. Она не изменилась в лице, только движения стали резче.

Нейт отметил это.Марленпозволяет себе лишнее.И все молчат.

Горничные ушли, оставив их втроём.

Марлен постучал ногтем по краю бокала.

Эл встал сразу, налил вино, словно так и должно быть. Сел обратно — без звука, без взгляда.

Взгляд Марлена скользнул по хлебнице. Эл уже подвинул её ближе, лёгким движением, будто уловил намерение раньше, чем оно стало жестом.

Всё происходило молча, точно, как в отлаженном механизме.

Нейт чуть сжал колени под столом, удерживая тело в покое — вмешаться нельзя.

Все они — служебные. Никто не обязан прислуживать Марлену за столом. Но в точности движений Эла чувствовалась навязанная воля.

Марлен задержал на Нейте взгляд. Лёгкая усмешка тронула угол губ — не вызов, а молчаливый вопрос:«Ты понял?»

Нейт не отвёл глаз. Только вдохнул чуть глубже, выравнивая спину. Странное чувство встрепенулось в груди.

В школе телесной линии, где он учился, те, кто позволял собой помыкать, долго не держались.

Драться было запрещено — любое насилие считалось порчей отклика. Но всегда можно было встряхнуть, прижать, дать понять:«не лезь». Он слишком хорошо помнил, как издевались над теми, кто не сумел дать отпор. Синяков не оставалось, но взгляд тускнел хуже, чем от побоев.

Мальчиков с опустевшим взглядом, списывали в модели, где тело использовали как манекен. Или ещё хуже в серый профиль — где личность стирали подчистую, переписывая под функцию.

Тогда Нейт понял главное: давать садиться себе на шею нельзя.

Ни в школе. Ни здесь.

Лёгкий звон ножа о край тарелки вернул его в зал.

Марлен говорил о работе. Голос ровный, уверенный — человек, привыкший распоряжаться:

— Сегодня проверил «Сферу». Бардак. Касса не бьётся. Завтра снова наведаюсь. Если начнут юлить — выкину всех. Хозяйка любит порядок.

— Конечно, — ответил Эл. Глаза опущены, голос ровный, будто он произносил это сотни раз.

Нейт знал:элитныхсопровождающих готовят именно к такой работе — вести дела, держать цифры в голове, говорить от имени господ. Это была власть — чужая, но настоящая.

В его школе рядом были только такие же, как он — телесные мальчики для отклика. Их учили дышать, ублажать, подстраиваться. Элитные оставались чем-то из другой жизни.

Марлен жевал медленно, лениво. Бокал снова оказался у него в руке — Эл уже наливал. Пальцы держали край стола, словно тот был единственной опорой.

— «Мирамар» снова проваливает атмосферу, — продолжил рассуждать Марлен. — Не бар, а проходной двор. Люди приходят, но не задерживаются.

— В «Мирамаре» делали ставку на яркость вместо глубины, — заметил Эл, осторожно выбирая слова. — Для клуба это гибло.

— Во, заговорил. Искусствовед, — усмехнулся Марлен. — Но прав.

Нейт отметил: Эл говорил ровно столько, чтобы комментировать, а не спорить.

«Искусствовед» — значит, из бывших элитных. Тогда тем более в этой сервильности было что-то неправильное.

Покорность — для господ. Между равными — это слом. Прогнуться — значит погаснуть. А погаснуть — значит перестать быть нужным.

Нейт не вмешивался, но внутри уже знал: он не позволит собой помыкать.

Марлен усмехнулся и бросил на него короткий взгляд:

— А ты что молчишь, новенький? Думаешь, зачем тебе это знать?

— Хоть представляешь, сколько бабок льётся через один клуб за ночь?

Нейт покачал головой.

— Конечно, ты не в теме, — Марлен усмехнулся краем губ. — Но скоро поймёшь: госпоже