Блэкторн (ЛП) - Джессинжер Джей Ти

Я не знаю, что со мной происходит, но подозреваю, что то, что ждет меня за этим моментом, изменит меня навсегда. Если я вообще это переживу.

Мне нужно сказать ему правду.

— Я прошу прощения за все, Ронан. Но больше всего я прошу прощения за то, что никогда не говорила тебе о своей любви. Потому что я всегда тебя любила. И люблю до сих пор. И всегда буду любить. Если я больше никогда тебя не увижу, просто знай, что я любила тебя всю свою жизнь. Для меня никогда не существовало никого, кроме тебя.

Его голос срывается от переполняющих его эмоций, когда он произносит мое имя.

— Мэйвен. Я тоже тебя люблю, детка. Так сильно. Чертовски сильно.

От этих слов у меня щемит сердце. Затем мое внимание привлекает жалобный детский плач где-то в глубине дома.

Беа.

— Я еду за тобой, детка. Я еду за вами обеими прямо сейчас…

Ронан все еще говорит, когда я сбрасываю звонок.

Я уже собираюсь выбежать из комнаты, как вдруг замечаю тень.

Извиваясь, она выползает из-за занавесок на окнах и скользит по стене спальни, как чернильное пятно, быстро расползаясь, пока не становится неестественно длинной, меняя форму и перетекая на потолок. Ее темная поверхность рябит, как вода от ветра, тень растягивается, охватывая всю комнату, угрожающе обвиваясь вокруг мебели, сворачиваясь на потолке, словно готовясь нанести удар.

В центре витков на бледном гипсе отчетливо виден угловатый контур головы. А также высунутый раздвоенный язык.

Как и вилка на языке, которая высовывается наружу.

Я зажмуриваюсь и повторяю про себя: Это не по-настоящему. Это не по-настоящему. Это не по-настоящему, Мэйвен. Тебе это кажется.

Когда я снова открываю глаза спустя несколько долгих секунд, тень исчезает.

Снаружи завывает ветер. Доски пола в коридоре издают тревожный скрип, как будто по ним ступает невидимая нога. Где-то внизу хлопает дверь.

Мой телефон снова звонит. Это Ронан. Я не отвечаю, кладу телефон на комод и поворачиваюсь, чтобы выйти из комнаты.

И мельком вижу себя в зеркале в ванной. На этот раз вместо роя мух на меня смотрит мое обычное отражение. Бледное лицо, зеленые глаза, распущенные длинные волосы. Вся черная краска каким-то образом смылась, и мои волосы приобрели свой естественный ярко-красный оттенок.

На моем горле две небольшие колотые раны, красные, как капли свежей крови.

На шее висят четки, которые отец О’Брайен вложил мне в руку.

Дрожащими пальцами я сначала прикасаюсь к нежным следам от укусов. Затем трогаю распятие, висящее на конце четок. И то, и другое кажется реальным, но грань между реальностью и фантазией для меня сильно размыта, и я нахожусь в чистилище, где у меня нет доказательств того, что существует на самом деле.

У меня нет доказательств, что я существую.

Возможно, я плод моего собственного извращенного воображения.

Однако крик ребенка, который, как мне кажется, разносится по всему дому, звучит вполне реально и заставляет меня действовать.

Выбежав в коридор, я перепрыгиваю через ступеньку и зову Беа. Я почти уверена, что увижу ее в большой комнате, уткнувшуюся в книгу, но там пусто, а незажженный камин похож на зияющую черную пасть какого-то ужасного хищного существа. В комнате непривычно холодно, повсюду мелькают тени, которые змеями ползут по стенам.

В воздухе витает приторно-сладкий запах чего-то гниющего, настолько сильный, что меня начинает тошнить.

Паника снова охватывает меня, и я бегу на кухню. Там тоже никого нет. В центре исцарапанного деревянного стола стоит миска, полная свежих гранатов.

Согласно мифологии, это единственный фрукт, который растет в аду.

Порыв ветра сотрясает окна, затем начинается дождь, и по стеклам стучат тяжелые капли, которые пугающе похожи на стук когтей по стеклу. Что-то снаружи пытается проникнуть внутрь.

Сердце бешено колотится, я бегу обратно через большую комнату и сворачиваю в неровный коридор, ведущий вглубь дома. Стены, кажется, смыкаются вокруг меня. Мои шаги эхом отдаются от потолка, а затем резко затихают, словно дом поглощает звук.

Коридор превращается в извилистый лабиринт, уводящий меня все дальше и дальше от того места, где я начала свой путь. Вдалеке раздается издевательский смех. Хотя я проходила по этим коридорам сотни раз, вскоре я теряю ориентацию. Кажется, будто дом движется: двери открываются в кирпичные стены, где когда-то были знакомые комнаты, пол поднимается и опускается, словно дом дышит.

— Беа! Беа, где ты?

Я резко останавливаюсь, пытаясь расслышать слабый ответный крик.

Он доносится откуда-то снизу. Я смотрю на половицы.

Из подвала.

Как только эта мысль приходит мне в голову, дом словно понимает меня и подстраивается. Полумрак в коридоре слегка рассеивается. Давящие стены словно отступают.

Я иду вперед, напрягая слух, чтобы не пропустить крики, которые становятся все громче. Я врываюсь в дверь, за которой начинается крутая лестница, и чуть не срываюсь вниз.

Я вовремя хватаюсь за деревянные перила, чтобы не сломать себе шею при падении, и спускаюсь, спускаюсь, спускаюсь в темноту.

Сейчас мне не нужен свет. Я знаю, куда иду.

У подножия лестницы грязный пол. В нескольких метрах от меня в него встроены массивные деревянные двери подвала. Слабый сквозняк, идущий от них, теплее окружающего воздуха и пахнет характерным смолистым ароматом мирры – травы, которая часто используется в различных ритуальных практиках.

Например, при жертвоприношениях.

Мои нервы на пределе, я хватаюсь за тяжелые круглые железные ручки дверей подвала и распахиваю их.

Меня обдает потоком горячего воздуха. Волосы разлетаются в стороны. Затем что-то твердое ударяет меня между лопаток, и я падаю вперед в кромешную тьму.

Я приземляюсь на твердую поверхность. У меня перехватывает дыхание, и в тот же миг я ударяюсь лбом о камень. Оглушенная, я стону, и перед моими глазами вспыхивают звезды. Боль пронзает каждую клеточку моего тела и парализует.

Меня переворачивают на спину. Невидимые руки хватают за запястья и лодыжки. Потом меня поднимают и некоторое время несут, моя пульсирующая голова свисает вниз, а волосы волочатся по полу. Затем меня опускают на холодную твердую поверхность.

Я слышу лязг металла, и чувствую, что на мои руки и ноги надевают тяжелые цепи.

Когда зрение наконец проясняется, я поднимаю глаза и вижу высокую фигуру, стоящую надо мной. Одетая в длинную черную мантию с капюшоном, закрывающим голову, фигура окутана мерцающим красным светом.

Свет исходит от костра, разожженного на каменном полу в центре пещеры, в которой я нахожусь.

Пещера огромна, а потолки так высоки, что теряются в тени. Из основного пространства ведут многочисленные проходы, в которых царит кромешная тьма. Я нахожусь в центре какого-то подземного лабиринта из туннелей, который, как я чувствую, простирается далеко за пределы поместья Блэкторн.

И глубоко, глубоко под землей.

Напротив меня к большому прямоугольному камню прикован обнаженный мужчина. Камень грубо отесан, он возвышается прямо над полом пещеры. Его края стерлись от долгого использования.

По бокам камня видны зловещие пятна цвета ржавчины.

Живот мужчины покрыт красными отметинами – странными символами, нарисованными прямо на его бледной коже. Он выглядит одурманенным, его глаза закрыты, а голова безвольно болтается из стороны в сторону. Из его горла вырываются беспомощные стоны.

Он потерял очки в тонкой оправе.

Это Эзра.

Камень, на котором он лежит, – алтарь.

Вокруг алтаря небрежно разбросаны фрагменты костей, словно их вышвырнули. По всей пещере, по сути, разбросаны обломки костей. Насколько я могу судить, пол покрыт ими, словно гротескным белым ковром, который тянется до входов в туннели. Одни кости обуглены, другие сломаны, а некоторые совершенно целы.

Здесь, должно быть, сотни скелетов. Тысячи.

Черепа крошечных младенцев выглядят наиболее ужасающе. Их пустые глазницы осуждающе смотрят на меня.