Принцесса крови (ЛП) - Хоули Сара

От этого чувства было не оторваться.

Я прижала ладонь к тонкой, сладкой боли, разлившейся по рёбрам, согнулась и скривилась — будто он действительно меня повредил. В его лице мелькнула тревога; он шагнул ко мне, протягивая руку:

— Ты…

Я влепила ему пощёчину — так, что у него резко дёрнулась голова.

Он охнул, ладонью прикрыл щёку — и рассмеялся:

— Чёрт, — сказал, разрабатывая челюсть. — Мог бы догадаться. Ты всегда дерёшься грязно.

Мы оскалились друг другу — одно и то же безумие плеснуло в его ликующем взгляде.

Он ответил за мой трюк быстрее, чем должно быть возможно: впился в плечи, толкнул, и только когда пятка зацепилась — поняла, что он подбил мне ногу. Равновесие пропало — я грохнулась на спину. Удар простучал по рёбрам, я втянула воздух и попыталась перекатиться.

Каллен уже был сверху. Он прижал мои запястья к полу над головой, втиснул бедро между моими ногами. Так он держал меня и раньше, но теперь захват был не настоящей борьбой: он полу лёг на меня, наши тела зависли почти соприкасаясь.

Он дышал тяжело — и это было не от нагрузки.

Без ограничений.

Дыхание вырвалось и у меня. Я чувствовала каждую точку соприкосновения — пальцы на моих запястьях, тугой нажим его бедра в самой сердцевине меня, босую ступню, скользящую вдоль его икры. Его лицо было в опасной близости; глаза — почти чёрные, лишь тонкая каёмка синевы вокруг разбухших зрачков.

Это должно было случиться всегда. Я знала это так же верно, как набожные знают писание. Где-то поверх времени это уже было написано.

Я рванулась и поцеловала его.

Первое соприкосновение губ пустило жар по коже. На вкус он был слово кровь и ночь, чем-то таким, каким мог быть только он.

Мой.

Каллен издал хриплый, отчаянный звук — и поцеловал в ответ: яростно, лихорадочно. Металл крови на его языке — медный, искристый — только свёл меня с ума. Я застонала, прижалась к нему, дёрнула удерживаемыми запястьями. Он отпустил — и я обвила его руками, притянула ближе, ближе.

Я ухватила зубами его нижнюю губу и прикусила. Он ответил тем же, зеркаля мой напор. Рты расходились и сходились, а дыхание между нами рвалось, как от жажды.

Наконец-то.

Я толкнула его в плечо, пытаясь перевернуть. Он отдался движению — и уже его спина легла на маты, тело вытянулось подо мной. Оседлав его, я ощутила его ладони на бёдрах и взгляд — такое голодное желание, что оно отзывалось на каждом участке моей кожи. Я обхватила его горло ладонью, наклонилась за очередным поцелуем — и в ладонь ворчанием ударилась его нужда, разлившаяся мне в рот.

Я скользила по его коленям и паху, создавая трение о стояк. Пульс бился у него в горле под моими пальцами, он шёл мне навстречу тяжёлыми, размеренными толчками — брал мои движения и превращал их в ритм. Я жадно прорывала языком его губы, и он отвечал с той же жадностью.

Это было больше, чем похоть. Грязная, отчаянная алчность.

Я сжала пальцы на его горле сильнее. Снова укусила. Рванула бёдрами так, будто трением карала его.

Каллен простонал. Одной рукой вцепился мне в ягодицу, другой, скользнув по спине, ушёл в волосы — сжал в кулак так, что кожу на голове приятно обожгло. Этим хватом он повернул моё лицо, открывая шею. Его губы прошлись по пульсу, язык лизнул — и у меня сорвался стон.

— Да, — сказала я; слово сломалось на выходе.

Он зарычал у кожи и снова перевернул нас. Полностью втиснулся между моих бёдер, и я ахнула, поднимая колени ему на талию, пока его член тугим нажимом вжался в меня. Мы снова целовались, двигаясь в одном бешеном такте. Его волосы были мягкие, у корней чуть влажные от схватки; когда я сжала эти пряди кулаками — вернув ему ровно то же, что он дарил мне, — он издал гортанный звук, от которого у меня дрогнули пальцы ног.

Он оторвался, хватая воздух, и я успела увидеть его взбесившиеся глаза, прежде чем он вернул губы к линии моей челюсти.

— Ты… — выдохнул он мне в кожу. Движение губ было лёгким, как крылышко мотылька, но дальше он впился в чувствительную точку, и я подалась к нему, дёрнулась. — Ты — мой конец, Кенна.

Я не поняла, что он имел в виду, — да и некогда было понимать: он осыпал горло жаркими влажными поцелуями. Одна ладонь рухнула на грудь, грубо сжав.

Это был не выверенный жест искусного соблазнителя — чистая, переполняющая страсть. Каллен распадался на части.

Я жадно приняла удовольствие: вскрикнула, когда его зубы сомкнулись в ямке между шеей и плечом; запрокинула бёдра навстречу, прижала его ещё ближе и, впившись в волосы, дёрнула его лицо вверх — чтобы снова вкусить его губы.

Ты, вихрем пронеслось в голове, пока его язык входил в мой рот. Ты, только ты. Всегда — ты.

Может статься, он станет и моим концом.

— Скажи, чего ты хочешь, — прошептала я ему в губы.

Он глухо простонал:

— Всего. — И забрал мой рваный выдох себе. — Каждый дюйм твоей кожи, каждое прикосновение, каждый звук, который ты издаёшь.

Его ладонь скользнула под тунику; шершавые пальцы прошли дорожкой по дрожащему животу, зацепились за край ткани и, недовольно хмыкнув, втиснулись выше — до тех пор, пока тёплая ладонь не легла прямо на сосок. Искра удовольствия сорвалась вниз, и я громко застонала, выгибаясь.

Каллен вторил моему стону. Он катал грудь в ладони в том же ритме, в каком двигались его бёдра. Его член — твёрдый, настойчивый — прижимался к клитору, и пол словно уплывал из-под ног. Мне было тесно внутри собственного тела от этой жгучей жадности.

— Я представлял это, — выдохнул он, уронив лоб к моему, пока рука и бедро сводили меня с ума. — Слишком часто. Слишком много ночей в одиночестве — мечтая о невозможном. Ненавидя себя. Ненавидя всех, кому ты улыбалась, и каждого, кто тебя ранил. Ты даже не поймёшь, насколько глубоко это сидит.

В ушах тонко зазвенело.

— Насколько глубоко что? — прохрипела я, извиваясь навстречу.

— Потребность. — Он отстранился ровно настолько, чтобы посмотреть на меня; в его взгляде было не только желание — там была мука. — Я разорву весь мир ради тебя, Кенна. Я не заслужил ни секунды этого, но слишком жаден, чтобы остановиться.

— Я… — мыслей уже не оставалось. Давление между ног сжимало живот, дрожь бежала по конечностям. Я сжалась внутри, представляя, как он входит в меня. Оргазм поднимался так стремительно, что становилось страшно.

Звон усилился. На краю зрения мелькнуло что-то золотое.

Каллен выругался и резко отпрянул.

— Подожди… — я неуклюже приподнялась. Ноги ещё широко раздвинуты, и эта внезапная пустота между ними казалась невыносимой.

Он сорвался к валявшемуся на полу копью и метнул его. Наконечник лязгнул о стену — прямо под золотой птицей, едва успевшей отскочить. Металл издал звенящий чирк и юркнул в вентиляционную решётку.

Меня мелко трясло.

— Что это?

— Чей-то шпион, — мрачно сказал он. Провёл дрожащей рукой по распухшим от поцелуев губам. Я превратила его в беспорядок: спутанные волосы, горящие скулы, грудь ходит ходуном, будто он пробежал пол Мистея.

Моё дыхание было столь же рваным; голова кружилась от похоти и смятения. Я поднялась, колени дрожали, в груди холодком сходилась тревога.

— В смысле — шпион?

— Он был металлический. Значит, зачарованный.

Меня окатило холодом. Я вспомнила его рассказ: Кайдо — не единственный странный артефакт. Есть скрипки, что поднимают мёртвых… и металлические звери, повторяющие всё, что при них сказано.

Живот провалился. Стыд вспыхнул обжигающим пламенем.

— Кто мог его послать?

— Не знаю. Но выясню, — сказал Каллен, поднял копьё, челюсть перетянулась жилкой. — Проклятье.

Хотелось завыть то же самое. Наш первый поцелуй, первый шаг за черту — и кто-то выдрал этот миг у нас из рук. А если бы нас не прервали, случилось бы ещё одно «впервые»: теперь, когда я знала, что могу прикасаться к Каллену, — я не собиралась останавливаться.

Нет. Я никому не отдам это. Провела ладонями по бёдрам, пытаясь унять дрожь.