Бабочка огня (СИ) - Ловыгина Маша
– Рита! Рита!
Я замерла.
– Рита!
Это был голос Ильи, и звучал он совсем рядом... Я не могла двинуться, тело стало тяжелым и неуклюжим. Я решила было, что у меня галлюцинации, но вдруг рядом со мной раздались шаги, а потом кто-то схватил меня за плечи.
– Нет! Нет! – Забилась я в чужих руках, и дети подо мной заскулили.
– Рита, Рита... это я... Илья!
– Ты?! – В горле образовался ком. Я попыталась поднять голову и посмотреть на него, но смогла лишь привалиться виском к его колену.
– Полиция уже здесь, – прошептал он, помогая мне подняться.
Сквозь туман перед глазами я наконец смогла разглядеть его. Это был Илья. Я вцепилась в него и тут же заметила, как скривилось его лицо.
– Тебя ранили?
– Царапина, – пробормотал он. – Ты в порядке?
– Да...
Я опустилась на колени стала ощупывать Ваню и Макара. Затем подняла их с земли и прижала к себе. Я не знала, что с их отцом, и боялась спросить об этом...
Глава 62
Рита
Темноту разрывали всполохи света и вой полицейских сирен. Кисловатый запах пороха и крови смешивался с дорожной пылью и ароматом цветов, высаженных в самодельных клумбах из автомобильных шин под окнами чайханы.
Голова кружилась, в ушах все еще звучали отголоски выстрелов, и видит Бог, мне вряд ли когда-нибудь удастся это забыть. Я видела лежащие тела и в растерянности наблюдала за тем, как полицейские сажают в машины тех, кто остался жив в этой смертельной перестрелке.
– Рита... Рита... – Повторял Илья, прижимая меня к себе так сильно, что я уже не представляла, могло ли быть иначе.
– Откуда ты? – Спросила я, как только он ослабил объятия и ухватился за собственное предплечье.
И тут же осела на корточки. Ноги не держали, что, скорее всего, являлось доказательством посттравматического синдрома, который я переживала.
У мальчиков были совершенно белые лица и расширенные от ужаса глаза. Я стала ощупывать их тела и, наверное, тем самым причиняла им еще большее беспокойство, но не могла остановиться.
– Я успел доехать до стоянки. Кончился бензин, – сказал Илья и тоже опустился рядом с нами. – Потом услышал выстрелы. Расстояние досюда всего метров сто, а показалось, что... – Он замолчал и тяжело вздохнул. – Я ведь даже не был уверен, что ты именно здесь. Просто побежал наперерез, чтобы...
Он не успел закончить, потому что к нам подошел здоровенный мужик в темном пуленепробиваемом жилете.
– Говоров, мать твою! – Грозно рыкнул он. – Ну, кто бы сомневался! Как ты вообще... – Заметив наконец меня, он поджал губы, а затем посмотрел на жавшихся ко мне мальчиков.
– Вы – Маргарита Дымова?
Я нахмурилась. Откуда он мог знать мое имя? И тут до меня дошло.
– А вы – Руденко?
– Он самый... Значит, вы и есть Рита? Маргарита Дымова? – Уточнил он.
Я с горечью усмехнулась и ответила:
– Да. Только теперь я не Дымова, а Кречетова...
Слова вырвались сами собой. Это была правда, которую я должна была сказать. Я почувствовала взгляд Ильи, но уже в следующее мгновение его рука легла на мое плечо.
– Вот, значит, как? – Недоверчиво покачал головой Руденко. – А дети?
– Сыновья Кречетова. – Я хотела добавить, что официально они являются и моими детьми, но не стала делать этого при них.
– Ну... с этим мы позже разберемся.
Надсадно зазвучали сирены скорой помощи. Несколько машин остановились вдоль дороги.
В эту секунду у меня в голове вдруг что-то щелкнуло, будто переключился тумблер.
– Посмотри за мальчиками, – попросила я Илью, поднялась и медленно побрела к лежавшему навзничь Кречетову.
Его грудь прерывисто вздымалась, сквозь губы вырывались хриплые булькающие звуки. Лицо превратилось в серую маску. Он был тяжело ранен, и я склонилась над ним, не в силах поверить в то, что видела. Я должна была ненавидеть его всем сердцем, но он был отцом двух мальчиков, которых по-своему любил, и тоскливая жалость подступила к моему горлу.
– Рита...
От едва слышного сиплого голоса у меня закружилась голова и, словно камнем, сдавило грудь.
– Я здесь, – прошептала я, вглядываясь в заострившиеся черты.
– Рита... – Повторил он, а затем закрыл глаза.
Меня оттолкнули санитары. Кречетова переложили на носилки и потащили к машине скорой помощи.
– Вам с детьми нужно показаться врачам, – подошел ко мне Илья. Мальчики держали его за руки, и только сейчас я поняла, что все это время находилась в прострации. А ведь о детях следовало позаботиться в первую очередь! К тому же Илья тоже был ранен.
Я потрясла головой, пытаясь избавиться от царившего в голове гула и восстановить хоть какое-то подобие мыслительной деятельности, а затем потерла виски.
– Тут дети! Заберите их отсюда! – крикнули совсем рядом, вырывая меня из вязкой эмоциональной трясины.
Я вздрогнула. Илья, поняв мое состояние, приказал:
– Иди вместе с ними!
– А ты?
– Я буду с вами!
Он не задавал мне вопросов, а у меня вряд ли нашлись бы силы, чтобы ответить на них. Я только начала осознавать, что среди окружавшей меня темноты появился луч надежды – еще совсем слабый, почти призрачный, но с каждой минутой обретавший силу и власть над ней. Я не думала о том, что будет дальше, и не позволяла своим эмоциям взять над собой верх, как делала все то время, пока боролась за свое место под солнцем, за свою свободу и жизнь. Человек, который был со мной рядом, чувствовал меня как никто другой. Его ладонь, испачканная грязью и кровью, сжимала мои пальцы, и ее тепло проникало через мою кожу, даруя покой и уверенность.
Я никогда не была слабачкой, но не бывает людей без слабостей. А моей слабостью стали чужие дети.
Мне хотелось взять их на руки, но я смогла удержать только Ваню. Зато когда Илья поднял Макара, а тот обхватил его за шею и уткнулся в его плечо, мои глаза наполнились горячими благодарными слезами.
У этих детей, как и у меня, не было безупречного детства. И теперь они стали моими по закону. При всех моих чувствах к Кречетову, я не могла не признать, что он принял правильное решение. Для себя самого, для них, и, получается... для меня.
Оказавшись в салоне скорой помощи, я усадила мальчиков на кушетку и следила за действиями врача, словно была их настоящей матерью: ревностно и страстно, желая лишь одного – чтобы им не причинили вреда и не обидели. Смешно сказать, после того, что мы пережили, пожалуй, я вела себя не самым адекватным образом. Но разве кто-нибудь посмеет осудить меня за это?
Как и обещал, Илья поехал вместе с нами. У него оказалось сквозное ранение плеча, рубашка насквозь пропиталась кровью. Уму непостижимо, как он все это время терпел и делал вид, что все нормально!
Он смотрел на меня, и от его взгляда мне становилось чуть легче.
«Как хорошо, что ты нашел меня...» – Мысленно призналась я.
– Как хорошо, что я нашел тебя, – вдруг сказал он и улыбнулся.
– Вам лучше лечь, – посоветовал ему врач.
– Все в порядке, – отмахнулся Илья, не сводя с меня взгляда. – Теперь все в порядке.
Мне и детям выделили отдельную палату. Все это время Илья был рядом, несмотря на то что его пытались загнать в операционную. Только когда я наконец убедила его в том, что мне нужно заняться детьми, он согласился уйти.
Я знала, что меня ждут допросы и выяснение обстоятельств нападения, но Руденко пообещал, что все это будет завтра. Сейчас я была не в состоянии ни говорить, ни что-то объяснять.
– Я оставлю оперативника за дверью, – сказал он на пороге палаты.
– Зачем?
Руденко посмотрел сначала на Макара, потом на Ваню и пожевал губами.
– Стрельба в городе у ресторана произошла по приказу Кречетова, – сказала я тихо, чтобы мальчики не услышали. – А это нападение, я уверена, дело рук Мелкумяна.
– Вам многое известно, – прищурился Руденко.
– Нет, это все, что я знаю. Слышала, пока ехала в машине. Скажите, а Дмитрий...