На твоей орбите - Эшли Шумахер

– Нова! – улыбается мама, заметив меня. – Я уже хотела за тобой идти. Ты же не хочешь опоздать на свою первую клубную встречу?

Надеюсь, мама сочтет мой безумный взгляд в сторону Сэма за последствие недавнего пробуждения, а не за абсолютное непонимание происходящего.

Сэм легко улыбается и поднимает в мою сторону чашку.

– Встреча клуба натуралистов, – говорит он, словно я уже слышала об этом. – Начинаем в девять почти каждую субботу и заканчиваем, когда задокументируем как минимум пятнадцать разных образцов. – Он переводит взгляд на маму. – Ей нужно возвращаться к какому-то определенному времени? Иногда мы задерживаемся до обеда и позже, но я с радостью верну ее, когда посчитаете нужным.

Мама улыбается Сэму, а потом смотрит на меня, поигрывая бровями. Очевидно, ей кажется, что Сэм этого не заметит, но он прекрасно все видит.

– На сегодня у нас никаких планов, так что не вижу проблем. Ты не забыла зарядить телефон?

Я всегда заряжаю телефон ночью, но тем не менее отвечаю:

– Не забыла, мам.

– Пиши мне периодически, чтобы я знала, где ты, – говорит она.

– Хорошо. Спасибо, мам. Прости, забыла вчера тебя предупредить.

Она отмахивается и хлопает Сэма по спине.

– У меня как раз сегодня работы много. Спасибо, что позвал ее, Сэм. У Новы есть такая хорошая черта: она везде находит друзей.

На втором этаже звонит ее телефон, так что на кухне остаемся только мы с Сэмом. Сэм и я. Он сидит на кухне, которая пока не кажется моей, но это моя кухня, и на ней сидит Сэм.

Мы улыбаемся друг другу, все шире и шире, но не произносим ни слова.

– Что? – наконец спрашиваю я.

Невероятно, но его улыбка становится еще шире.

– Что «что»?

– Никакого клуба натуралистов нет, да?

Где-то во Вселенной с той же энергией, которая загорается в глазах Сэма, сгорает звезда. Его взгляд падает на мой наряд, явно не предназначенный для похода на природу.

– Я бы надел другую обувь, – говорит Сэм.

Я смотрю на свои шлепанцы.

– Потому что мы собираемся на встречу клуба натуралистов? – дразню его я.

– Ага, – кивает он.

Я закатываю глаза. Наши игры становятся сложнее. А мурашки, пробегающие от шлепанцев до макушки, появились только потому, что он старый друг. Ничего большего.

– Ладно, – говорю я, притворяясь, что расстроилась. – Пойду переоденусь для встречи клуба.

– Можно без иронии в голосе, – говорит он моей спине, пока я поднимаюсь по лестнице. – Мы правда туда собираемся.

– Конечно.

* * *

Мы снова паркуемся у самодельного знака заповедника, только в этот раз соседнее парковочное место занимает гольф-кар, который, судя по внешнему виду, пережил Вторую мировую.

Я так и говорю Сэму, и в ответ он снова одаривает меня сияющей, как звезда, улыбкой. Такое ощущение, словно после нашего второго «правда обещания» он нашел целое созвездие и твердо намерен сжечь его за день.

– Это другая половина клуба натуралистов. Они наверняка уже в заповеднике, целуются или что там еще. – Он на секунду замолкает. – Моя девушка никогда не хотела посещать наш клуб. Не любит насекомых. Кажется, ее однажды клещ укусил и она болела. Короче, я не хочу, чтобы ты думала, будто ее здесь нет специально…

– Нет, я понимаю, – говорю я, и словно какой-то узел в моей груди развязывается. Одно дело – проводить время вместе, другое – исключать из такого времяпровождения его девушку.

Времени на уточняющие вопросы нет, потому что из зарослей вылезает парень с листьями в волосах и свежей царапиной на щеке.

– Ящерица, – объявляет он. – Пошли скорее. Пока не убежала!

Сэм сначала следует за ним, потом останавливается и смущенно протягивает мне руку.

– Мой лучший друг Лис. Его невероятного терпения девушка Лиэнн наверняка тоже где-то тут.

Я беру его протянутую руку.

– У нас в детстве был клуб натуралистов. Я подумал… Ну, я знаю, ты сказала, что то, что между нами, личное, не тайное, но я подумал…

– Нет, – говорю я. – Нет, все… это будет здорово.

Между нами ощущается нерешительность, которой не было вчера, когда кто-то, какая-то другая я, смелая и совсем нерассудительная, взяла контроль над моими руками и ощупывала лицо и волосы Сэма, словно он был ракушкой, найденной на берегу моря. Словно я имела право его изучать. До того, как мы согласились «просто быть нами», что бы это ни значило.

Похоже, мы будем держаться за руки и играть в клуб натуралистов – что теперь кажется мне очень подозрительным, учитывая, что он пригласил своего лучшего друга и его девушку, у которых наверняка есть собственное мнение о том, что Сэм проводит время не с Эбигейл, а с другой девчонкой. Однако я не нахожу в себе сил сказать, что все это – плохая идея, и вернуться в машину.

Особенно когда Сэм держит меня за руку и тянет туда, откуда доносятся восхищенные возгласы Лиса и спокойный голос Лиэнн, которая говорит:

– Ты ее спугнешь.

Та, кого боялись спугнуть, оказывается очень колючей, очень угрюмой ящерицей, которой явно не нравится, что мы прервали ее солнечные ванны. Лиэнн с трудом удерживает ее на камне. Она постоянно передвигает ладони, не давая ящерице сбежать.

– Нарисуй ее уже скорее.

Я полагаю, что Лиэнн обращается к Лису, однако Сэм выпускает мою руку, лезет в карман шортов и достает маленькую тетрадку на пружинке и красный карандаш. Он садится на корточки рядом с рогатым существом, и карандаш начинает летать по чистому листу. Когда он встает, я вижу невероятно точный набросок нашей ящерицы: от кончика хвоста до мрачного взгляда.

– Э-э, извини, с каких пор ты так рисуешь? – спрашиваю я.

В этот раз улыбка Сэма не похожа на горящую звезду. Наверное, потому, что она слегка самодовольная.

– Справедливости ради, я не в первый раз такую рисую.

Лис поднимает ящерицу, которая начинает дергаться у него в руке. Когда существо успокаивается, Лис подносит к ее боку небольшую мерную ленту.

– Почти десять сантиметров, – говорит он и присвистывает, а Сэм заносит число в тетрадку рядом с наброском. – Самая большая из всех, что мы находили, да?

Лиэнн забирает у Сэма тетрадь, пролистывает ее (как же много там страниц!) и отдает обратно.

– Последняя была около восьми. У нас победитель.

Отпущенная на свободу ящерица скрывается из виду. Кажется, ей не особо понравился клуб натуралистов.

Я все жду неловкого знакомства, но ничего не происходит.

Я как будто всегда здесь была. Будто мы всегда были здесь, вчетвером топтали траву, продирались сквозь заросли и ходили по тропинкам в поисках «друзей» (как называет их Лис) или «образцов» (как называет их Сэм).

Мы с Лиэнн согласились называть все, от животных до растений и камней, «дружелюбными образцами». Лиэнн заверила меня, что в этом вопросе лучше оставаться нейтральной.

– Нас с тобой тут уже не будет, а эти двое продолжат спорить о терминологии, – говорит она мне.

Мы сидим на соседних камнях, недалеко от нас Лис держит ветку, чтобы Сэм мог зарисовать обнаруженные на ней круглые пятнышки – Лис настаивает, что это «яйца от друга».

Лиэнн заявила, что «это скучно даже для натуралистов», поэтому мы с ней сидим и расщепляем травинки ногтями. У наших ног уже собралась внушительная кучка зеленых ошметков.

– Сколько вы с Лисом встречаетесь? – спрашиваю я Лиэнн. Меня удивило, как просто она заявила о том, что ее тут не будет, а значит, она не верит в вечную любовь.

– О, года два уже, – отвечает она. У нее длинные светлые волосы, как у русалки, – о таких я мечтала в детстве. Она заправляет прядь за ухо, не отрывая взгляда от травы. – Мы не следим.

– Звучит… хорошо, – искренне говорю я.

Последнее время я размышляю, не испортило ли меня отсутствие постоянства в жизни. Мог ли тот факт, что у меня нет дома, сломать что-то в моем ДНК. Наверное, это и есть причина, по которой я так хочу пойти в университет и полностью посвятить себя учебе, кружкам и друзьям.

– Согласна, – говорит Лиэнн. И, словно