Измена. Бей на поражение - Зоя Астэр
- Ты думал, я ради платьев стану перед тобой на цыпочках ходить?
Стас качает головой усмехаясь.
- Нет, дорогая, за то, что ты устроила, цыпочек недостаточно. Я жду, что ты приползёшь на коленях.
Стас сваливает из ателье, пообещав напоследок прислать ответный сюрприз.
- Думаешь, он сделает это? – Галя прикладывает ладони к горящим щекам. – Приклеит наши лица к чужому телу и выложит в сеть?
Смотрю на подругу серьёзно.
- Ну мы же проделали с ним почти то же самое, - напоминаю я. – В общем-то, моральное право на это у него теперь есть.
- И тебя не волнует такая перспектива? – в ужасе спрашивает Галя.
- Волнует, конечно, - признаюсь я. – Но ты ведь сама решила бить на поражение, помнишь? Встречай последствия. Не думала же ты, что они не станут отвечать? Подожди, ещё твой муж не объявлялся.
Галя растерянно смотрит на меня. Кажется, она не задумывалась до этой секунды о том, что мужья не будут безропотно сносить издевательства.
До поздней ночи мы торчим в ателье, пытаясь как можем, спасти положение. Переназначаем встречи невестам. Ещё раз досконально проверяем, какие из платьев пропали, а какие остались висеть на вешалках.
Подсчитываем убытки и планируем бюджет на будущее. Если очень-очень сильно постараться и сэкономить кое-где на материалах, возможно, нам удастся не разориться и не подвести положившихся на нас невест.
Больше всего меня беспокоят три невесты, кроме Луизы, свадьбы которых должны состояться в ближайший месяц. Их платья были почти готовы и тоже пропали.
Я отдаю себе отчёт в том, что им, как и скандальной диве, замена может прийтись не по вкусу. А вернуть им аванс, украденный Стасом, уже не получится. Мне и этот-то кредит дали со скрипом, под бешеные проценты. Больше взять неоткуда. Галя посетила пять банков, и везде в четвёртом кредите ей отказали.
Как мне надоели эти бесконечные долги! Только кажется, что вот-вот расплатишься со всем, и обязательно что-нибудь происходит…
Аванс за платье Луизы я всё-таки возвращаю ей переводом на карту.
Печально смотрим с Галей на сумму, оставшуюся на счёте. Она очень близка к нулю. Попали мы с ней по-крупному.
Ночью у Гали прихватывает желудок. Да так сильно, что приходится вызвать скорую. Это её недолеченный гастрит обострился. С ней такое бывает, если понервничает.
Подругу забирают в больницу. А я утром привожу ей забытые тапочки и кружку, узнаю от врача, что раньше чем через десять дней Галю не отпустят, и еду в ателье в печальном одиночестве.
Значит, придётся справляться самой. Тревога просто зашкаливает. Я переживаю о здоровье подруги и о том, что без её рук работа над восстановлением платьев будет продвигаться в два раза медленнее.
Уныло переставляю ноги со ступеньки на ступеньку, поднимаясь на второй этаж к ателье, и буквально натыкаюсь на Пупсика.
То есть на Платона Богдановича Гроднева, если я правильно запомнила.
Мужчина в строгом деловом костюме выглядит откровенно злым. Он нервно барабанит пальцами по перилам и недобро щурится.
Сжимаюсь внутренне, предвкушая отповедь. Он ведь не говорил, во сколько заявится, а утро - понятие растяжимое.
Запоздало соображаю, что следовало набрать тот номер, с которого он звонил мне вчера, и предупредить, что приеду позже, но я так волновалась за Галю, что не подумала об этом.
Интересно, сколько он тут торчит? Мог бы и сам позвонить, вообще-то…
Достаю из кармана сотовый и морщусь от досады: мой телефон благополучно разряжен в ноль. Опять же из-за всех этих скорых и больниц, я забыла поставить его на зарядку…
Нервно сглатываю под злобным взглядом, которым буравит меня Гроднев.
- Если я сказал, что заеду утром, портняжка, - рычит он, нависая надо мной, - то это значит, что ты должна ждать меня с семи утра с кофе в зубах и радостной улыбкой!
12
- А как можно улыбаться, когда у тебя что-то зажато в зубах? – уточняю я под хмурым взглядом мужчины.
Невинно хлопаю ресницами.
Если уж этот тип позволяет себе агрессивные наезды в стиле «я тут первый самец на деревне», то и мне не зазорно использовать женские хитрости. Прессует меня при каждой встрече, как гопник очкарика. Надоело.
Притвориться недалёкой глупышкой – проверенный вариант. Мужчины не знают, что с этим делать.
Распахиваю глаза пошире. Смотрю на Гроднева подобострастно до карикатурности. Признаю, это почти что откровенный стёб. И мне приходится прилагать усилия, чтобы не рассмеяться.
- Мне так жаль, что мои ничтожные дела заставили вас потерять так много вашего драгоценного времени, - вкладываю в голос столько раскаяния, сколько вообще могу. – Позвольте искупить вину. К сожалению, я не умею ничего больше, кроме как шить свадебные платья. Хотите, сошью и для вас тоже? Как вы относитесь к длинным пышным юбкам?
Снова хлопаю ресницами.
Гроднев смотрит на меня растерянно и тоже хлопает ресницами.
Главное — не ржать, Полина!
Клянусь, в начале моего униженного монолога он выглядел довольным. Реально привык, что люди так к нему обращаются? Жесть.
Платону Богдановичу понадобилось время, чтобы понять, что я стебусь.
Он ухмыляется, и я чуть выдыхаю. Кажется, получилось немного разрядить обстановку.
- Больно язык у тебя длинный, Полина Сергеевна, - говорит он уже не так свирепо и кидает быстрый взгляд на наручные часы. – Пошли давай, у меня действительно нет времени на всю эту ерунду.
Он кивает на запертую дверь ателье.
Печально вздыхаю и лезу в сумочку за ключами.
На бетонном полу под дверью лежит большой чёрный пакет.
- Вы привезли вашу рубашку, чтобы я сдала её в химчистку? – спрашиваю я.
- Что? – Гроднев хмурит брови. – Нет, этот пакет тут уже был, когда я пришёл.
Наклоняюсь и берусь за полиэтиленовые ручки. Интересно, что же там такое?
- А рубашку, которую ты облила, уже давно отстирала домработница, - говорит мужчина, стоящий за моей спиной.
Поворачиваю ключ в замке и захожу в ателье.
- Непуганая ты, Полина Сергеевна, - добавляет он, следуя за мной. – Творишь чёрт-те что, хамишь и даже не извиняешься… надо бы тебя по жопе отшлёпать в профилактических целях… чтоб в ещё большие неприятности не влипла.
Я открываю пакет и заглядываю внутрь.
Там набиты мотком куски белого и молочного шёлка. Смятые обрывки серебристого фатина. Торчащие из ткани нитки. Огрызки лент. Погнутые дуги от корсета.
Мешок доверху набит изорванными и изрезанными