Предатель. Моя сестра от тебя беременна (СИ) - Барских Оксана
Как только я вхожу в гостиную, вспоминаю вдруг ее слова, которые крепко засели мне в голове.
”Почему ты не можешь быть, как все?”
Тогда я была на эмоциях и не смогла бы ей ответить, так как и сама не знала ответа на этот вопрос. Точнее, знала, не могла бы правильно сформулировать в том бедламе, в котором оказалась.
А сейчас я уже понимала и себя, и свои мечты, и цели.
Зачем мне быть, как все? Чтобы угождать другим? Нет уж. Довольно с меня. Я хочу быть цельной личностью, ни от кого не зависеть, особенно от мужского настроения. И особенно верности.
– Что ты хотела, Зина? Ты ведь не просто так пришла. Надеюсь, тебя не Глеб и его семейка подослала? Или, может, наши родители тебе в уши напели что-нибудь, чтобы ты хоть что-то сделала?
Последнее я говорю опрометчиво. Из меня выливается язвительность. Зина ведь всегда была ведомая. Сначала ей управляли родители, теперь она перешла под ответственность Глеба и его мамаши. Так что я не обольщаюсь насчет того, что прийти ко мне и надавить на жалость – это сугубо ее идея и ничья больше.
Зина поначалу не отвечает, даже головы не поднимает от колен. Продолжает перебирать нервно пальцы, словно собирается с мыслями, не знает, как начать разговор и рассказать то, что ее явно сильно гложет. Никогда еще я не видела ее настолько задумчивой. Обычно она ни о чем не беспокоилась, а сейчас, наоборот, ведет себя так, словно на нее скинули тяжелый неподъемный груз.
– Как ты, Варь? – начинает она глухо издалека и поднимает на меня взгляд.
Не сказать, что он у нее бегающий, но явно что-то не так. Она ведет себя беспокойно и не знает, как подобраться к самому главному.
– Говори прямо, что тебе нужно, Зина. У меня нет ни времени, ни желания говорить о том, как у меня дела, какая на улице погода, и что у меня нового.
Я говорю гораздо резче, чем раньше, и она дергается. Непривычна ей новая я. Такая, какой меня сделали они с Глебом. Больше не беспокоюсь о том, не испорчу ли кому настроение, и от этого так легко на душе, что у меня улучшается настроение.
– Может, чаем угостишь? – слегка недовольно говорит Зина, и я удивленно приподнимаю бровь. Неужто я слышу свекровкины нотки в ее голосе?
– Нет. Не угощу. Ты чаи распивать сюда пришла, или поговорить? Давай быстрее, Зина, говори, что хотела, и уходи. Ко мне скоро гости придут, так что не тяни и выкладывай.
Я складываю на груди руки и нависаю над Зиной, не собираясь разводить политесы тут и церемониться с ней, так что она вынужденно сжимает ладони в кулаки и поджимает губы, выражая свое недовольство. Благо, на этом оно и заканчивается. Вздумай она начать на меня наезжать, полетела бы махом с лестницы. Такое чувство, словно я и ждала этого, но стараюсь об этом не думать.
Гнев – чувство саморазрушительное, и его мне теперь хочется избегать. В конце концов, я кормящая мама, и именно от меня зависит, как будет питаться дочка. Какими эмоциями, как бы странно это не звучало.
– Ты не могла бы поговорить с Глебом, Варь? – выдыхает Зина и привстает, прижимая ладони к груди.
– О чем? Нам с ним не о чем говорить. Нас ждет развод и точка. Так и передай ему, что я к нему не вернусь, и пусть он больше тебя за этим не подсылает.
Я злюсь, что она посмела заявиться ко мне ради такой нелепой просьбы, но снова сказать ей что-то грубое не успеваю. Она отрицательно качает головой, опровергая мои предположения, и тем самым даже заинтриговывает.
– Меня не присылал, Глеб, Варя. Я сама пришла, – снова говорит Зина и вздыхает. – Ты точно не вернешься к Глебу?
Вопрос кажется мне странным, но я не игнорирую его. Уже догадываюсь, чего она от меня хочет, но всё равно жду, когда сподобится озвучить просьбу.
– Точно не вернусь.
– То есть Глеб тебе не нужен?
– Не нужен?
– Не нужен, – с ухмылкой повторяю за ней.
– Точно-точно?
В этот момент Зина напоминает мне ребенка, который хочет заветную конфетку, которая предназначена не ей, но ей очень хочется.
– Точно-точно.
Я киваю и вижу, как ее накрывает облегчением, а затем она начинает плакать. Тихо так, в себя, только плечики трясутся. А вот у меня в душе ничего не переворачивается. По-человечески, как и любого другого, мне ее немного жаль, так как она живет по чужой указке, но в целом мне всё равно. Она уже перестала быть мне родным человеком, о котором мне стоит заботиться. Раз она решила, что достаточно взрослая, чтобы вести половую жизнь с мужем сестры, да еще и рожать от него, то пусть сама отвечает за себя и свое благополучие. С меня эта обязанность давно снята.
Зина, когда немного успокаивается и уже не всхлипывает, снова поднимает на меня взгляд и смотрит решительно. Даже подходит ближе, почти вплотную, словно хочет затормошить меня, но не делает этого. Понимает, что касания излишни.
– Глеб не хочет на мне жениться, Варя. Может, ты поговоришь с ним, убедишь, что между вами точно всё кончено? Тогда он…
– Тогда он что? – слегка насмешливо переспрашиваю я, когда она замешкалась. – Женится на тебе?
– Да! – выпаливает она, а мне становится одновременно и горько, и смешно.
– Ты же сама мне недавно говорила, что он тебя не любит и замуж не возьмет, – говорю я, наклонив голову набок, и изучающе осматриваю ее, не понимая, что изменилось за то время, что прошло. – Так что же теперь? Ты иного мнения?
– Всё дело в тебе, Варя! Он надеется, что вернет тебя, поэтому и не смотрит по сторонам. Не видит меня! А я ведь рядом, еще и ребеночка жду от него. Какая разница, кто жена? Мы ведь с тобой сестры, даже внешне похожи. А я даже моложе тебя, почему он не может выбрать меня?
Она напоминает мне потерянного воробья, который не может найти дорогу. Цепляется за то, чего нет. То, что сама себе в своей же голове и придумала.
– Глеб знает, что я к нему не вернусь, не прощу его. Я сто раз ему об этом говорила.
Даже не знаю, почему я не выгнала Зину в тот же момент, когда она просить меня о том, что я точно не сделаю. С ее стороны это верх наглости приходить ко мне и убеждать, чтобы я поговорила с почти бывшим мужем, чтобы после развода он женился на своей же любовнице. Сюр, не иначе.
– Так скажи в сто первый! – повышает голос Зина, и я выпрямляюсь.
– Сбавь тон, Зина. Не забывай, что я не обязана вообще тебя слушать.
– Прости, – покаянно говорит она и опускает глаза в пол. Снова всхлипывает, но меня ее слезы и боль не трогают.
– Глеб и его дальнейшая жизнь меня не волнуют. Так что если ты пришла только за этим, то лучше уходи. Разговора у нас не получится, говорить с Глебом на эту нелепую тему я не собираюсь. А если не нравится что, вон, убеждай свекровку, что ты будешь ей отличной невесткой.
После моих слов Зина напрягается, и я подмечаю это невооруженным взглядом. Усмехаюсь, кое-что понимая раньше младшенькой.
– Что, не люба ты ей, как невестка?
Я не удивлена, так как даже мне с моим высшим образованием она была не рада, что уж говорить про деревенскую простушку, предел которой – крутит коровам хвосты. Наверняка именно так Агафья Давидовна и отзывалась о Зине. Это в ее стиле.
– Что же мне делать тогда? – спрашивает вслух Зина и обхватывает себя руками.
– У вас же с родителями план. Родишь и уедешь обратно. Никто и не узнает, что ты не девочка.
Я пожимаю плечами, так как это больше не моя проблема. Все они, включая Зину, взрослые люди, которые изначально знали, на что шли. Так что решать их проблемы и помогать морально я никому из них не обязана.
– Но как же малыш? – удивленно посматривает на меня Зина, и в ее глазах я вижу неподдельную наивность. Она и правда не понимает, что делает что-то не так. Блаженная.
– Ты у меня это спрашиваешь? Ты же во всем слушаешься родителей, вот и спроси у них. Не хочешь воспитывать ребенка, отдашь его законному отцу. Глеб, как никак, усердно старался, чтобы ты забеременела.
– Он не хотел этого ребенка, – нехотя добавляет Зина и как-то странно отводит взгляд.