Да, шеф! - Джинджер Джонс

Женщина снимает ногу в тапочке из овечьей шерсти с педали и смотрит на посетителей подслеповатыми глазами. Катушка с хлопком останавливается.

– Тюрбан, – улыбается Фрейя, водя рукой вокруг головы. Как-то не очень получилось изобразить религиозный головной убор, дама явно думает, что странная девушка вдруг решила сплясать.

– Мне нужен тюрбан для фестиваля. – Теперь уже Хардж обводит края своего шелковистого черного дастара. Получается похоже на нимб, и Фрейя невольно смеется. Хардж тоже улыбается. – Что-нибудь на голову.

– А, – говорит женщина, поднимая костлявый палец, мол, поняла.

Схватившись за край стола, она переносит вес на переднюю часть стула и медленно поднимается. Фрейя чувствует себя виноватой за то, что побеспокоила даму. Стол качается, и горячая коричневая жидкость плещется из стороны в сторону в чайной чашке, а моток синих ниток падает на пол и закатывается за кусок ткани.

Старушка, ковыляя и перебирая в руках четки, удаляется в соседнюю комнату. Проходит добрых десять минут, Хардж и Фрейя обмениваются озабоченными взглядами, но тут хозяйка, запыхавшись, появляется снова, но уже в большой фетровой черной шляпе, которая могла бы прийтись впору снеговику.

– Это? – спрашивает она.

– Вроде того, – отвечает Хардж, листая галерею в телефоне и показывая даме фотографию себя в молодости в тюрбане.

– А, – улыбается женщина, снова поднимает палец и, шаркая ногами, бредет к полке в глубинах магазина.

– Тот кусок, что на витрине, очень красивый! – кричит ей вслед Хардж, но она даже не оборачивается.

Фрейя и Хардж снова переглядываются, а хозяйка приходит обратно с тремя рулонами под мышкой, весом с нее саму. Выкладывая каждый на прилавок, она предлагает гостям рассмотреть товар: рубиново-красный бархат, небесно-голубой отрез с тиснением пейсли для текстуры и мерцающую золотую ткань, которая переливается на свету.

– О боже, красота какая! – Хардж тянется к золотой вуали и проводит кончиками пальцев по ткани так, как если бы растирал вместе масло и муку, чтобы замесить песочное тесто. – Она намного тоньше, чем тот дерьмовый индийский хлопок, который мы носим дома.

Женщина моргает, глядя на него затуманенными глазами.

– Дерьмовый индийский хлопок?

– Нити совершенно иначе соткали. – Он неловко шаркает. – Наша ткань намного плотнее, у нее более толстое плетение. А эта куда лучше, учитывая, какая жара снаружи.

– Нравится? – спрашивает продавщица.

– Да я в восторге! – признается Хардж.

Морщинки вокруг ее глаз становятся глубже.

– Ты будешь выглядеть как король. – Старушка разматывает рулон золотой ткани, придерживая ее резиновым наперстком на указательном пальце, а потом смотрит на Харджа и постукивает себя по носу. – Ты хочешь вновь обрести духовность. Миссис Анастасис точно знает.

Фрейя оглядывает магазин в ожидании появления миссис Анастасис, но затем понимает, что женщина говорит о себе.

– Нет, я просто хочу хорошо выглядеть, – усмехается Хардж.

Миссис Анастасис кивает.

– Но сначала тебе нужен чай.

Несколько мгновений спустя они сидят в темной, пахнущей нафталином комнате и ждут, когда снова придет миссис Анастасис. Каждый предмет мебели любовно укрыт белым покрывалом с замысловатой вышивкой – комод из тикового дерева, обеденный стол из красного, набор кофейных столиков, вложенных друг в друга, и неудобный деревянный диван, подушки которого вшиты в хлопковое покрывало, напоминающее Фрейе ее детское. Даже похожие пятна от сока проглядываются. Побеленные стены увешаны картинами маслом в темных деревянных рамах, а комод заставлен коллекцией безделушек – фарфоровые чайники, мандолина из высушенной тыквы, маленькая белая статуэтка женщины с ребенком на руках, стеклянная ваза с сухим букетом, колода выцветших игральных карт, композиция из павлиньих перьев и старомодная швейная машинка.

Звяканье фарфора извещает о том, что миссис Анастасис уже в пути, и Фрейя садится ровнее, прямо как в церкви. Она старается отвести взгляд от Харджа, который с любопытством перебирает фарфоровые статуэтки на подоконнике, но это сложно, ведь они такие хрупкие.

Мгновение спустя появляется молодая женщина, ровесница Фрейи, с длинными заплетенными волосами и кольцом в носу. Незнакомка несет поднос с чайными чашками и тарелку с посыпанной сахарной пудрой выпечкой. На плече девушки красуется татуировка Бетти Буп [16]. При движении картинка растягивается, и подвязка на бедре мультяшной красотки удлиняется. Девушка улыбается гостям, замечает эмблему «Золотой ложки» на сумке Харджа и тут же отшатывается.

– Бабушка не знала, голодны вы или нет, – говорит она подчеркнуто безразличным тоном. – Старайтесь не брать горелые. Начинка похожа на клей, так что если у вас есть пломбы, то ненадолго.

– Ого, у тебя такой классный английский, – замечает Хардж.

– Международная школа в Афинах, – отвечает девушка с каменным лицом.

Миссис Анастасис выходит из темного коридора с чайником чая и что-то бормочет своей внучке. Та закатывает глаза, желает гостям удачи и топает наверх, ее тяжелые шаги раздаются где-то над головой.

– Shiamishi. – Миссис Анастасис опускает поднос на журнальный столик, прямо на вышитую первоцветами салфетку с оборками.

– Шиамиши, – отвечает Фрейя на приветствие, складывая руки как в молитве, и смотрит на Харджа, мол, присоединяйся.

– Ой, извините. Шиамиши, – подхватывает Хардж, вставая с дивана и отвешивая глубокий поклон. Миссис Анастасис усмехается.

– Шиамиши – это панигири… выпечка. Вы не знаете?

Фрейя смотрит на хозяйку опустевшим взглядом.

– Вот, держите… – Миссис Анастасис указывает на аккуратно сложенные корзиночки из теста фило и вручает каждому по тарелке. – Сегодня мы празднуем день святой Марты. – Она рисует костлявым пальцем на груди воображаемое распятие и смотрит в потолок. – На именины святого на столе всегда должны быть панигири.

Фрейя вгрызается в пирожное. Оно рассыпается у нее во рту, и на тарелку каскадом падают мелкие хлопья. Начинка состоит из ароматной манной крупы и цветов апельсина, что отлично сочетается с хрустящими, маслянистыми слоями теста с ноткой корицы.

– Вкусно, – бормочет Фрейя.

– Вы приехали за «Золотой ложкой»?

Миссис Анастасис берет рулон золотой вуали и расстилает его на обеденном столе, пока не находит отметку, которую сама сделала черной ручкой.

– Да. Мы остановились на холме у братьев Базигу, – говорит Фрейя, вспоминая, как Ксантос присел под виноградной лозой, чтобы продемонстрировать полупрозрачные листья сорта Ксинистери. Какой страстью горели его изумрудные глаза!

Вспоминает сильные мужские бедра. То, как бережно он погладил шероховатую сосновую шишку у своих ног. «Отличный источник клетчатки и витамина С». Она так восхищается его чутким отношением к природе. «Кому трава, а кому и салат». Как он не захотел срезать цикорий, потому что тот кустик остался последним.

– Братья Базигу, – цокает миссис Анастасис и качает головой, прикладывая к отметке огромную деревянную линейку. – Я про них все знаю. Ненадежные. Неверные. Неотесанные. – Она с громким треском рвет ткань вдоль линейки.

Фрейя чувствует легкую боль в груди.

– Правда?

– Правда. – Миссис Анастасис держит ткань за углы,