Гусеница в стиральном порошке: повесть о любви и страсти - Танита Флайт

Эрик снова заговорил о наших с ним отношениях. Он спрашивал меня, как нам жить дальше, говорил, что мы застряли на одном месте. И я, по его мнению, должна принять решение о моем месте жительства. С ним – во Франции, или в Москве – без него. Я снова стала объяснять, что не вижу возможности своего существования во Франции. А он просил меня быть рядом с ним и разделить его "большую" жизнь, которая сильно отличается от моей. «Большая жизнь» означало – дом, точнее, два дома, дети, работа. И поэтому, говорил он, нет смысла ему следовать за мной. Мы снова ни к чему в конечном счете не пришли. Что делать, ни он, ни я не знали.

Но сегодня мы в Марокко! В горах. Пока все идет неплохо. А что будет завтра? Посмотрим. Мы собрали свои вещи и приготовились к переезду в Марракеш, в отель под названием «Мамуния» (это всего в часе езды на машине от Имли). Мы ехали по извилистым узким дорогам Марокко. Я размышляла, почему я здесь оказалась, что принесет эта поездка моей душе. Может, здесь я смогу прочувствовать в полной мере слова, сказанные когда-то Эриком: «Люби то, что имеешь». Впрочем, точно такие же слова говорит мне мой папа:

– Я всегда рад тому, что имею. Большего мне и не надо.

За этими мыслями пролетело полпути. И тут мы увидели нарядный табор, состоящий в основном из верблюдов и осликов. Остановились. И решили сделать фото. Эрик и местные берберы потащили меня вглубь стада к белому верблюду, приглашая присесть на него, и пообещали, что подниматься он не станет. Я отказывалась наотрез. Ну, не хотелось мне этого делать. Даже ради хорошей фотографии. Поэтому я взяла с них обещание, что верблюд не сдвинется с места. Но как только я села, сразу же почувствовала, как земля под ногами задрожала, пространство вокруг закружилось, потому что верблюд решил встать на свои длинные ноги. Это привело меня в ужас. Не знаю почему. Но от неожиданности я начала визжать, как резаная, из глаз полились слезы.

Через три секунды берберы опустили на колени испуганного верблюда. Берберы даже денег не взяли, зато все потом громко смеялись. А Эрик в машине начал, как всегда, читать мне нотации. В заключение этого маленького инцидента я сказала, что не надо заставлять меня делать то, чего я делать не желаю, тогда я и не буду визжать. Я была не в настроении садиться на верблюда. На что он добавил, что, когда у меня это настроение появится, мы сядем на самолет и прилетим к этому верблюду еще раз.

Мы продолжили свой путь. Вот и отель «Мамуния». По словам Эрика, это лучший отель в Марокко, а может, и в мире. Четыре человека в нарядных национальных костюмах открыли перед нами дверь. Мне нравится, когда передо мной открываются двери. Кажется, что весь мир лежит у твоих ног. Сногсшибательный холл в бардовых тонах с хрусталем и золотом, со скульптурами и богатыми картинами просто покорил меня. Женщина в белых одеяниях с лучезарной улыбкой встретила нас миндальным молоком и финиками на подносе. Да уж, шикарная обстановка богатства и роскоши, ничего не скажешь.

Шесть месяцев назад этот отель, в уже реконструированном виде, пышно открыли с участием многочисленных звезд. Расписной потолок, мозаика, дорогой текстиль, мрамор, расписанные двери, множество мелких деталей – все говорило о том, что ничто, ничто в этом здании не осталось без внимания. Специальный человек взбивает подушки. Потрясающие музыканты играют джаз. Если перечислять все роскошные детали, не хватит и целой книги. Скажу только, что, когда мы вышли в сад, он совершенно поразил наше воображение. Многоголосица поющих птиц и запах апельсиновых деревьев, перемешанный с запахом жасмина, зеленая трава и оливковые деревья. Сразу видно, что всё посажено в определенном порядке и со знанием дела.

Здесь все люди ходят в «Прада». Люди, а не дьявол, как сказано в одном популярном фильме. Эрик устроил мне скандал. Кричал, что мне нечего надеть, что я ношу не то что надо. Кто же в этом виноват? Отправляясь в Грасс, я не знала, что окажусь через неделю в другой климатической зоне.

В этот день Эрику написали с русского телевидения. Некая Иветта пригласила его на интервью на один из центральных каналов. Мы стали думать, как это осуществить. Сделать срочно визу в Москву или найти в Марокко оператора. Одновременно индусы на параллельной линии объясняли Эрику задачи нового рекламного проекта.

Как говорится, «картина маслом». Моему востребованному режиссеру надо быть в одно и то же время на телефонной связи с русским ТВ, с индусами и со служащим гостиницы, который уже торопит нас рассчитаться за номер. Время – четыре часа. Надо освобождать номер и рассчитываться с отелем. А мы не совсем собраны. Эрик висит на трех линиях одновременно. Поэтому он решает остаться здесь еще на один день, хотя это в его планы не входило из-за небывалой дороговизны отеля. Мы едем в Медину, где покупаем для меня украшение из опала. Возвращаемся в отель и идем в неземной красоты бассейн, выполненный в марокканском стиле. Причем в бассейне никого, кроме нас, нет.

Затем мы поднимаемся в номер. Со мной происходит что-то странное. Я хочу спать, не могу пошевелить ни руками, ни ногами, у меня просто нет сил. Эрик читает в интернете какие-то гадости про опал. Он говорит, что это камень на меня так повлиял и его надо сдать.

Эрик чуть ли не пинками поднимает меня с кровати. Я не могу пошевелить даже пальцами рук. В итоге только в одиннадцать часов мы смогли прибыть на ужин.

Утром мы идем на суперзавтрак, где нереально любезные официанты исполняют любую прихоть и откликаются даже на самый маленький жест. Затем Эрик учит меня играть в большой теннис. Мы купаемся в бассейне и идем в спа. Оказывается, у марокканского мужчины может быть четыре жены. Но только если он их обеспечивает одинаково, всех поровну, по всем законам справедливости. Мы шутим, что, если Эрик захочет жениться еще несколько раз, то, конечно, я буду выбирать остальных трех жен. Он добавляет, что это будут, естественно, самые страшные женщины мира.

Но нам скоро опять надо двигаться. На этот раз в городок под названием Исауира. В этом маленьком приморском городке нашли когда-то приют «Роллинг Стоунз» и Джими Хендрикс. А Орсон