Развод на новый год - Лена Тэсс

- Как транспортировать, - прохрипел я.

- На медицинском вертолете, - поймав мой перепуганный взгляд, Егор прорычал: - ты дебил или что?! Ты чуть в аварии не сдох, а простого самолета боишься!

- Они усыпят меня, надеюсь?

- Угу, как соседского шпица.

Брат знал, что я до одури боюсь летать и бесился. Мой тупой страх сильно портил нам жизнь - ни зимовок на Бали, ни спонтанных выходных в Стамбуле, который он так любил. Я передвигался по миру исключительно на машине, пока Соня не отправила меня к неврологу. Тот выписал рецепт на барбитураты, которые я должен принимать дважды до полета в ночь и в третий раз за шесть часов до рейса. Таким образом к моменту взлета я спал крепко и спокойно.

А сейчас…

- Сейчас ты и без колес спишь, - парировал Егор. - Тем более в Бурденко тебя повезут на реанимобиле, как принцесску. Люба всю Москву подняла, чтобы тебя прооперировали в любой день открытой датой. Мы не знали, когда ты придешь в себя и просто ждали.

Я кивнул. Не то соглашаясь, не то благодаря.

- Хорошая девка, присмотрелся бы ты к ней, что ли…как узнала, что с тобой, примчалась ко мне. И тут дежурила на равных, хотя я ее в отель отправлял. Она ж беременна как-никак.

Я снова кивнул.

- Кстати, это… - Егор почесал затылок, и отвел от меня взгляд - я как все случилось, Соне твоей позвонил. Она короче номер сменила, понял?

- Она молодец.

- Угу. Я новый номер пробил, но набирать пока не стал…

- И не надо. Соня вышла замуж.

- Ага. Значит не показалось. Ты к ней тогда ехал?

- За…

- Чего, - переспросил брат, а на его лице отразилось полное непонимание.

- За ней я ехал. Чуть-чуть не хватило. Она вышла замуж за этого…

Я напряг голову, чтобы вспомнить имя ее одноклассника, но так и не смог. Не то Коля, не то Толя. Про себя я всегда называл его гондоном. Весь одиннадцатый класс меня бесило, как Соня срывалась в интернет-кафе, чтобы пообщаться с этим пришибленным дружком. У нее самой тогда не было компьютера, а моим пользоваться она не хотела. И я как дебил сидел рядом, пока она набирала ему письмо. Но это было ерундой, по сравнению с неделей, когда Толя/Коля приехал в Москву поступать в театральный. Вежливый, правильный мальчик, сын маминой подруги и полная скотина, не сводившая с Сони своих телячьих глаз.

Я чуть не заорал в голос, когда узнал, что тот провалил первый же экзамен, и едет обратно в свои ебеня. Когда мы с Соней и ее мамой провожали Толю/Колю на вокзал, я был уверен, что в последний раз вижу эту лощеную рожу. И совсем не ожидал встретиться вот так. На свадьбе своей жены, где жених это он, а я так, даже не гость.

- Вышла и вышла, ты один тоже не заветришься. Давай, я ей письмо напишу и все расскажу?

- Не надо. Соня дала понять, что больше не хочет видеть меня в своей жизни. Ничего не надо, и не пытайся с ней связаться или узнать о ней.

- Да понял, понял.

Егор засунул ладони в карманы широких джинс.

- Уничтожайте себя как хотите, только второй раз тебе вряд ли повезет, Макс, - мудрого совета от старшего брата-раздолбая как раз и не хватало.

Я равнодушно пожал плечами. Вышло криво. Тело все еще не слушалось меня, а я его не торопил, наслаждаясь каждой секундой бодрствования. Сейчас я спал все реже и не так крепко, как вначале. Сквозь сон я слышал шаги, голоса, обращенную ко мне речь.

Как в тот раз, когда брат и Люба, заспорили, выживу ли я после операции…

***

Я открыл глаза на слове “тело”. В контексте:

- Мы не будем перевозить это тело в в Боткино!

Спасибо Егору, я всегда знал, как сильно он меня любит.

- Пока Макс стабилен, мы должны его перевезти, ты же знаешь, что тут его не лечат, сейчас он восстанавливается не для того чтобы выйти своими ногами, а чтобы сделать операцию.

- Он в надежных руках.

- Кого? Сельского врача и священника, - кипятилась Люба. Я слышал ярость в ее голосе, и такую же, только приправленную нашим фирменным упрямством в голосе брата.

- Насколько все хреново, - еле выдавил из себя. Голос срывался на скрип, как от ржавых качелей.

Люба и Еор повернулись в мою сторону и дружно закрыли рты.

- Ну…

- Шансы довольно неплохие, Максим, - первой заговорила Фролова, мягче и нежнее чем минутой ранее. - Это сложная операция, потом нужно восстановление, тоже… сложное. Но там хотя бы есть специалисты.

Я молча перевел взгляд на брата и испытующе посмотрел в его лицо.

- Сколько?

- Пятьдесят на пятьдесят, - ответил он. И прежде чем я выдохнул, добавил: - и еще столько же, чтобы тебя доставили в Москву еще теплым. Итого один к четырем.

- Не густо.

- У тебя крупная байда в башке, старик, и на последнем КТ там увидели что-то нехорошее, - Егор развел руками, мол “Се Ля Ви”.

- То есть твои один к четырем можно заменить на один к восьми?

Егор спокойно пожал плечами, а Люба наоборот, стала мотать головой в стороны, словно хотела скинуть с себя это наваждение.

- Там очень хорошие врачи, - болванкой повторила она.

- Значит едем.

- Мааакс, - протянул Егор, но я поднял руку вверх, призывая его остановиться. Один к восьми или один к восьмидесяти - на самом деле было не важно. Я не цеплялся за жизнь, но и отступать просто так не хотел. Не попробовав. Не проверив.

Люба поспешно вытерла набежавшие на глаза слезы. Не помню, видел ли я до этого, как она плачет. Кажется, ни разу. Я опустил взгляд ниже, с отросшего каре на живот, круглый и упругий как мячик.

- Когда тебе рожать?

- Сейчас тридцатая неделя, - она положила обе руки сверху, и стало понятно, что этот жест сроднился с ней. Выглядел так естественно и так странно. Я никогда не задумывался о том, какой Люба станет мамой для нашей дочки. Всегда видел себя - отца, с ограниченным временем