(Не) райский отпуск с боссом - Рия Рейра

Она бросила последний взгляд на свое творение, глубоко вдохнула влажный воздух и пошла вперед. Не оглядываясь. Она была свободна.

Глава 46

— Ты совершаешь ошибку, Арсений, — голос Николая Орлова, отца Виктории, был тихим, но каждое слово било наотмашь. Они сидели в затемненном кабинете в старинном особняке. Воздух был густым от запаха дорогой сигары.

— Я принимаю решение, которое считаю правильным для себя, Николай Петрович, — ответил Арсений, глядя прямо на него. Он сидел с идеально прямой спиной, но каждый мускул был напряжен.

— «Для себя»? — Орлов медленно покачал головой. — Мы с твоим отцом строили это двадцать лет. Наши семьи, наш капитал, наши интересы — все переплетено. Ты думаешь, ты можешь просто взять и выйти из игры, потому что тебе приглянулась какая-то… архитектор? — Он произнес это слово с такой ядовитой небрежностью, что Арсений невольно сжал кулаки под столом.

— Речь не о ней. Речь о том, что я больше не хочу жить в клетке, которую вы для меня построили.

— Клетка? — Орлов усмехнулся. — Мы дали тебе все! Империю! А ты… ты готов разменять ее на юбку. Твой отец если бы не был на важных переговорах в Малайзии, тоже самое тебе бы сказал.

— Не смейте больше диктовать мне, — голос Арсения стал опасным, низким шепотом. — И не смейте так говорить о ней. Она стоит десятков таких, как Виктория. В ней есть душа. То, что мы с вами давно продали или похоронили.

Орлов внимательно посмотрел на него, и его взгляд стал холодным, как лед.

— Хорошо. Давай говорить на языке, который ты понимаешь. Без поддержки моего капитала и моих связей твой «АК Восток» не получит ни одного крупного государственного контракта в следующем году. Твои акции просядут на двадцать процентов в течение месяца после нашего официального «развода». А проект этой твоей… душевной девочки — как он там? «Атмосфера»? — не получит ни одного разрешения. Я похороню его в согласованиях на десять лет вперед. Ты готов заплатить такую цену за свою «свободу»?

Арсений медленно поднялся. Он был бледен, но его глаза горели.

— Угрозы, Николай Петрович? Я ожидал от вас большего.

— Это не угрозы, мальчик. Это реальность. Ты либо часть системы, либо ее враг. Врагов система стирает в порошок. Подумай. Виктория готова закрыть глаза на твои… увлечения. Сохрани лицо. Сохрани бизнес.

Арсений подошел к двери. Его рука уже лежала на ручке.

— Я подумал. И я сделал свой выбор. Объявляйте войну. Я готов.

Выйдя на холодный ночной воздух, он почувствовал странное, горькое облегчение. Он только что сжег все мосты в своем старом мире. И единственным маяком в этом хаосе для него теперь была она.

Прошел еще год.

Анна Светлова сидела за своим рабочим столом в новой, еще более просторной студии на берегу Москвы-реки. За окном бушевала осень, швыряя в стекла золотые и багряные листья. Внутри пахло свежесваренным кофе и древесиной — ее новый проект, частный музей современного искусства, требовал нестандартных решений и материалов.

Она была на вершине. Ее имя гремело в архитектурном мире. Ее приглашали на конференции по всему миру, интервьюировали для глянца, студенты архитектурных вузов разбирали ее проект по косточкам. Она была той, кем стала — абсолютной, самодостаточной, легендой.

Она закончила править чертеж, откинулась на спинку кресла и потянулась. Впереди был свободный вечер — редкая роскошь. Она договорилась с Катей встретиться в новом итальянском ресторанчике, посмеяться, пожаловаться на жизнь, которой у нее, в общем-то, уже не было.

Раздался тихий стук в дверь. Ее личный помощник, молодой человек по имени Лев, заглянул в кабинет.

— Анна Викторовна, к вам… посылка. Необычная.

— Что там на этот раз? — улыбнулась она. — Очередной приз от какого-нибудь журнала? Или образцы мрамора из Каррары?

— Нет, — Лев выглядел смущенным. — Это… лично для вас. Без опознавательных знаков.

Он внес в кабинет длинный, плоский предмет, завернутый в грубую холстину, и поставил его на козлы для чертежей.

— И кто принес?

— Курьер. Сказал, что передал и ушел. Больше ничего.

Анна с любопытством подошла. Посылка была легкой. Она развязала бечевку, и холстина спала, открывая… картину.

Не картину. Рисунок. Углем на большом листе плотной, желтоватой бумаги.

Она замерла, дыхание перехватило.

На рисунке была она. Не фотографическая точность, а скорее впечатление, эмоция, пойманная в нескольких уверенных, размашистых линиях. Она сидела на черном песке под звездным небом Бали, обняв колени, и смотрела на океан. Ее профиль был умиротворенным, задумчивым, таким беззащитным, что сердце сжалось от боли.

В углу, внизу, стояла не подпись, а лишь инициалы — «А. К.» И дата. Той самой ночи.

Он нарисовал ее. Тогда, на Бали. И хранил все эти годы.

Рука ее дрогнула, она провела пальцами по шероховатой поверхности бумаги, по линиям угля. Она чувствовала ту ночь. Теплый песок. Шепот волн. Его взгляд на себе.

Лев что-то говорил, спрашивал, нужно ли что-то сделать, но она не слышала. Мир сузился до этого рисунка.

— Выйдите, Лев, — тихо сказала она, не отрывая взгляда от изображения. — И… отмените все на сегодня.

Дверь тихо закрылась. Она осталась одна с призраком своего прошлого.

Она не знала, сколько простояла так. Пока сумерки не начали сгущаться за окном, окрашивая комнату в синие тона.

Она подошла к телефону. Рука сама набрала номер, который она, казалось, стерла из памяти навсегда. Тот самый, с которого пришло когда-то SMS из Убуда.

Трубку сняли не сразу. После четвертого гудка послышался его голос. Низкий, немного хриплый, неузнаваемо уставший.

— Алло.

Она молчала, прижимая трубку к уху, слушая его дыхание.

— Я знаю, что это ты, Анна, — сказал он тихо. — Я всегда знал, что ты когда-нибудь позвонишь.

— Зачем? — выдохнула она, и голос ее прозвучал сдавленно. — Зачем ты прислал это?

На другом конце провода повисла пауза.

— Я продаю «АК Восток», — сказал он наконец. — Всю империю. Уезжаю. Навсегда.

Анна закрыла глаза, чувствуя, как пол уходит из-под ног.

— Почему?

— Потому что это была не моя мечта. Это была клетка, построенная моим отцом. И я просидел в ней достаточно долго. — Он помолчал. — Ты научила меня, что клетки должны быть сломаны. Помнишь?

Она помнила. Ту ночь. Гидроцикл. Океан. Его слова о свободе и страхе.

— И что теперь? — спросила она.

— Теперь я свободен, — в его голосе прозвучала легкая, горькая улыбка. — И одинок. Как и ты.

— Я не одинока, — автоматически возразила она.

— Не ври мне, — его голос стал мягче. — Мы оба знаем, что ни