Так бывает... - Надежда Михайловна
— А кто они, эти? — поинтересовался Генка. — Да, Вы нам крепко помогли, мы их давно ищем, там следы тянутся в Дагестан и дальше, к боевикам. А машину... они с неделю вылавливали подходящую, выползали рано — едва светает. Фуражки, форма, жезл, кто в предрассветной дымке подумает, что гибддешники ненастоящие? А им как раз фура и нужна была, спрятать среди фруктов взрывчатку, в путевке фотографий нет, кто знает, Петров это или Сидоров. Расчет был правильный — одинокий большегруз остановить и... А то, что сзади семь ещё, не знали и не учли, да и подзадержались они на месте преступления. Пока водилу оттащили в канаву — думали, что его грохнули, не оставлять же на дороге... пока кто-то увидит в канаве — они далеко будут, пока груз в машине посмотрели, да и ехали неспеша, стараясь внимания не привлекать. Рацию вот зря вырвали, а то бы переговоры услышали ваши. Но побоялись, что кто-то голос водителя знает, вот и раскурочили. А мальчики занятные, с утра обкуренные были, который убегал — тот старший, взяли живым. А второй, типа адьютанта, вот он и палил, не довезли до больницы, ну да на его руках столько крови, что там пожизненное светило. Молодцы вы, мужики, помогли крепко, начальство благодарности пишет в ваши АТП. Спасибо, Геннадий Васильевич, если бы не вы все, наверняка в Москве гадость какую-нибудь устроили.
Тома заметила, что Генка стал немного другой, чаще молчал, задумывался, хмурился.
— Ген, чего ты смурной такой, болит рука-то?
— Да не, нормально! — он понемногу ходил, первые два дня держась рукой или за стену или за мать, постепенно голова перестала кружиться, начал понемногу увеличивать свои прогулки.
— Ген, не пересилишь себя-то?
— Мам, чем быстрее окрепну, тем быстрее домой, хочу в свою квартиру, дома, сама знаешь, и стены помогают. А тут тяжко, вон, как не спрошу про Валерку, говорят, в реанимации. так тошно становится.
Валерку перевели в палату накануне Генкиной выписки. Тот сразу же пошел к нему. Худой, какой-то весь желтый с ввалившимися глазами, Валерка был сам на себя не похож. Увидев Генку, слабо улыбнулся:
— Привет, Ген! Ты, я смотрю, совсем молодцом??
— Да мне случайно прилетело, это тебе вон досталось...
— Спешил вот, к невесте, думал, заявление подадим. А видишь, одной ногой побывал там, — он указал глазами на небо. — Я вам всем так благодарен... если бы не вы.
— Ты больше всего Викторыча благодари, он первым шел и тебя увидел, мы-то, может, и проскочили бы мимо.
Сидевшая возле Валерки и держащая его за руку, невысокая, молоденькая девчушка, часто-часто заморгала, сдерживая слезы.
— Катюш, все хорошо, я же живой, не плачь!! Мы с тобой просто обязаны всех ребят на свадьбу пригласить на нашу, согласна?
Она всхлипнула:
— Конечно! Гена, мы Вас заранее приглашаем.
— Приеду, честно приеду, ребятам по цепочке передадим, что тебя из реанимации перевели в палату, значит, на поправку пошел, они будут рады!
! Мать каждый вечер отчитывалась Стасовым, что и как и, умиляясь, слушала голосишки своих малышей, которые слышали её, но не видели, малышка иной раз и пищать начинала. Люда постоянно говорила Томе, что ребятишки без неё скучают.
Наконец, через две недели Генке разрешили уехать домой, держать в больнице не было смысла, а на перевязки он и дома походит. Поехали на поезде, сидеть всю дорогу в машине Генке было сложновато, а в вагоне и полежать можно.
Люда отправила в Рязань к поезду своего незаменимого Олега, тем более, Тома его хорошо знала.
Всю дорогу Томе не терпелось узнать, как там внуки, но сдерживая себя, только и спросила:
— Малыши как? Здоровы?
Олег улыбнулся:
— Да, хулиганят вовсю, особенно Тая. Ох пацан в юбке растет. А Егорка все на Рэе ездит, славные такие ребятишки.
Генка покосился на мать, сияет вон, как начищенный пятак. Приехали к Генке на квартиру, мамка шустренько приготовила ему поесть и собралась уходить.
— Мам, ты к Стасовым?
— Да!
— Мам, подожди немного. Мам, ты там скажи... Стасовой, я очень виноват, понимаю — ничего не исправить, но, если... мам, я в больнице много думал, время было, спалось-то хреново, когда клюет, как ты скажешь, жареный петух, в общем, я понимаю, что мои извинения ей не нужны. Но неприятно так, когда тебя кто-то ненавидит, заслуженно, правда, — он поежился, — но скажи, что я начал осознавать, какое я дерьмо был.
— Был?
— Да, мам, я вот на Валерку посмотрел, а ведь любой водила может так попасть, его спасли, а ведь никто не застрахован.
Тома внимательно посмотрела на сына — подошла, поцеловала его в щеку:
— Господи, ты умнеть никак начал? И с чего ты взял, что Люда тебя ненавидит? Не уважает — это да, да и не за что уважать-то, а ненавидеть... это ты загнул.
Тома рванула к Стасовым. Малышня сидела на своих стульчиках, а обе бабули кормили их вкусняшкой-пюре. Егорка первым увидел свою бабу Тому, стукнул ложкой по стульчику и закричал, протянув к ней ручки:-Бабабаба!
Тома рванулась к нему, и обняв своего сладенького внучка, счастливо заплакала.
— Егорушка, маленький мой, как я по вам соскучилась!!
А на другом стульчике подпрыгивала и громко возмущалась внученька.
— Маленькая моя, иди к бабе скорее!
Тома и плакала, и смеялась, посадила своих любименьких на колени и, вздохнув, сказала: — Вот, теперь я дома!!
Естественно спать сегодня пошли с бабой, даже мама не нужна была — наскучались
Ной сказал Люде, что пару дней их с Рэем не будет — пойдут детей собакина забирать. Старостины мальчишки вместе с дедом Ноем собрались было идти, но Ваньку Дериземлю надо было ждать на следующий день — он только сегодня в полдень приезжал от бабушки.
— Люда, я хочу, чтобы щенки сами выбрали хозяев, а папе Рэю полезно с родными детками побыть чуть-чуть. У него, правда, Егорушка самый-пресамый родной, думаю, за два дня оба безумно соскучатся друг без друга, но надо. Я сюда к Павлу щенков приносить не хочу — что наши маленькие, что те два — это же будет конец света.
— Дядь Ной, я вечером заскочу, посмотрю его деток, интересно же.
— По традиции наш, который второй родился... там девочка и мальчик — все как у нас просто! — улыбался Ной. — Я забегал — навещал, кормежку привозил, там же мой производитель по четыре щенка смастерил, попробуй их прокорми, смотрел на них, врача