Спецназ по соседству - Лана Вайн
После обеда возвращаюсь домой. С замиранием сердца открываю дверь, но квартира пуста. Тишина. Блаженная, оглушительная тишина. Кажется, мой мучитель куда-то свалил. Наверное, на свою работу – людей пытать или что он там делает.
Внезапно чувствую дикий голод. Вчерашний стресс и сегодняшний недосып требуют немедленной компенсации. И я решаю сделать то, что всегда успокаивает мои нервы – готовить. А готовить я буду не что-нибудь, а борщ. Густой, наваристый, настоящий, как был у мамы.
Я раскладываю продукты, включаю на телефоне свой любимый плейлист – тихий, спокойный инди-рок, полная противоположность утреннему металлическому аду. И погружаюсь в процесс. Шинкую капусту, натираю свеклу, обжариваю лук с морковкой… Ароматы смешиваются, наполняя кухню уютом. Я чувствую, как напряжение медленно отпускает.
Через полтора часа передо мной стоит целая кастрюля рубинового, дымящегося совершенства. Я наливаю себе полную тарелку, добавляю ложку сметаны и, устроившись за столом, с наслаждением ем. Доев, я тщательно вымыла за собой посуду. Все должно быть идеально. Это ведь и моя кухня тоже.
Закончив с делами, я иду к себе. Плюхаюсь на кровать, беря в руки телефон, и передо мной открывается жестокий мир поиска работы. «SMM-менеджер в ритуальное агентство», «Копирайтер для онлайн-магазина интим-товаров», «Оператор колл-центра по продаже чудо-пылесосов». От таких перспектив хочется выть. Я пролистываю страницу за страницей, отправляю резюме на более-менее приличные вакансии, но с каждым кликом веки тяжелеют. За окнами окончательно темнеет, и мои глаза начинают слипаться, строчки плывут перед глазами. В какой-то момент я просто отключаюсь; пальцы разжимаются, и телефон безвольно падает на одеяло…
На следующее утро, напевая под нос какую-то веселую мелодию, я в предвкушении шлепаю на кухню. Сейчас сделаю себе кофе, пару бутербродов, и утро будет идеальным. Подойдя к холодильнику, я распахиваю дверцу и… застываю. Моя кастрюля, которую я вчера предусмотрительно убрала на верхнюю полку в холодильник, стоит совсем не там, где я ее оставила. Сердце тревожно екает. Дрожащей рукой тянусь к ней, поднимаю крышку.
А она почти пустая. На дне сиротливо плещется пара половников супа.
В голове на секунду становится пусто. Может, я сплю? Может, это галлюцинация, вызванная остатками вчерашнего стресса? Я закрываю и снова открываю глаза. Нет, картина все та же. Борща нет.
Медленно закрываю дверцу холодильника. И вижу его. Маленький белый листочек, прилепленный магнитом. Дрожащими руками срываю его. Кривой мужской почерк, всего три слова.
«Спасибо, было вкусно. Г.»
Во мне все закипает в ту же секунду. Кровь приливает к лицу. Ярость, которую я испытываю в этот момент, не сравнима ни с чем.
Это не просто злость. Это цунами. Это извержение Везувия.
Этот… этот варвар! Этот пещерный человек! Он сожрал. Весь. Мой. Борщ! Кастрюлю борща, которую я сварила на несколько дней!
Не помню, как долетаю до его двери. Кулаки сами начинают колотить по дереву с такой силой, что, кажется, я сейчас пробью в нем дыру.
– Эй! Ты! А ну открой!
Дверь распахивается так резко, что я едва успеваю отскочить. На пороге стоит мужчина. Заспанный, взъерошенный, в одних боксерах, которые сидят на нем так, что лучше бы он снова был в полотенце. Трет глаза и смотрит на меня мутным взглядом.
– Ты сожрал мой борщ! – визжу я, тыча пальцем в его наглую грудь.
Он зевает, прикрывая рот ладонью, и лениво смотрит на меня.
– Не «эй», а Глеб. Запомни, котенок, – его голос хриплый ото сна. – И не сожрал, а продегустировал. Ты вкусно готовишь, мелкая.
– Я могла неделю это есть! – во мне все клокочет, эмоции переполняют. Еще чуть-чуть, и я точно за себя не отвечаю. Прибью скотину!
– Не могла, – он лениво облокачивается на дверной косяк, и его взгляд становится насмешливым. – Он бы испортился. Я спас тебя от пищевого отравления. Можешь не благодарить.
И он захлопывает дверь прямо перед моим носом.
Я стою в коридоре, глядя на закрытую дверь, хватая ртом воздух, и чувствую себя полной идиоткой. Он опять победил. Легко, играючи, даже не проснувшись толком.
Возвращаюсь на кухню, срываю с холодильника его издевательскую записку, комкаю и швыряю в мусорное ведро. Все. Хватит. Разговоры с ним бесполезны. Он понимает только язык силы. Или… язык правил. Только на этот раз правила буду устанавливать я.
Топаю в свою комнату, хватаю лист бумаги со стола, ручку и начинаю писать. Эмоции хлещут через край, превращаясь в строчки на бумаге.
«ПРАВИЛА СОВМЕСТНОГО ВЫЖИВАНИЯ В КВАРТИРЕ»
МУЗЫКА: Прослушивание музыки в наушниках – приветствуется. Прослушивание музыки через колонки с 23:00 до 10:00 – карается всеми видами бытовых диверсий.
ВАННАЯ: Утренние концерты в душе запрещены. График посещения ванной комнаты будет составлен и вывешен дополнительно. Нарушение графика равносильно объявлению войны.
ЕДА: Моя еда – это МОЯ еда. Поедание чужой еды без разрешения приравнивается к воровству в особо крупных размерах (особенно борща!). Наказание – смерть.
ГОСТИ: Ночные гости женского пола, издающие громкие звуки, должны быть обеспечены кляпами. В противном случае, я оставляю за собой право включать сигнализацию или вызывать экзорциста.
ЧИСТОТА: Разбрасывать свои полотенца и прочие части туалета по квартире запрещено. Грязная посуда в раковине дольше часа – повод для вызова санэпидемстанции.
Перечитываю список. Выглядит внушительно. Почти как декларация независимости. С чувством выполненного долга подхожу к холодильнику и с силой пришпиливаю свой манифест несколькими магнитами. Вот так. Теперь это официальный документ. Территория размечена.
Я поворачиваюсь, чтобы с победным видом удалиться в свою комнату, и застываю на месте.
Дверь его комнаты открыта. Он стоит, прислонившись к косяку, скрестив руки на своей мощной груди. На нем уже джинсы и серая футболка, обтягивающая рельефные мышцы. И он смотрит. Смотрит на меня. На его губах играет ленивая, издевательская ухмылка.
– Развлекаешься, котенок?
Глава 4
Будильник.
Мерзкий, настойчивый звук, который врывается в остатки моего сна и безжалостно выдирает меня из теплого, уютного небытия. Я с глухим стоном перекатываюсь на другой бок и накрываю голову подушкой, пытаясь отгородиться от жестокой реальности. Но электронный говнюк на тумбочке не унимается.
Спустя минуту я сдаюсь. Откидываю подушку
