В объятиях его одержимости - Нина Северова

— Девочка, если он к тебе прикоснулся, я сломаю ему руки, потом отрежу язык и член. И заставлю его это сожрать. Я здесь хозяин, — Тимур говорит это так спокойно, будто всё в порядке вещей.

Я не знаю, что ответить. Я не хочу ничего рассказывать. Я хочу… чтобы он обнял меня. И поцеловал. Но здравый смысл бьётся в дикой истерике, ведь этот человек опасен.

— Тимур, пожалуйста, — прошу его сама не понимая о чем.

Мужчина напрягается.

— Скажи ещё раз. Имя мое, скажи, — глаза потемнели, ноздри раздуваются.

— Тимур, вы… — не успеваю договорить, мужчина подносит мою руку в своим губам, проводит языком по костяшкам, а потом погружает мой большой палец себе в рот. От этой пошлости у меня чуть не подкосились ноги. Внизу живота узел, который вот-вот рванет.

— Я буду вылизывать каждый миллиметр твоего тела, — посасывает палец, — только я, Арина. Только я и больше никто.

Это всё так грязно и пошло. И вообще не укладывается в голове. Но с Тимуром даже это кажется приемлемым, в отличие от поцелуя Дрёмова. С Иваном Николаевичем даже поцелуй — это что-то аморальное.

— Арина Александровна, всё нормально? — слышу за спиной голос одного из надзирателей.

— Да, шов немного разошелся, — отвечаю не поворачивая головы.

— Перестаньте. Тимур, это плохо закончится, — пытаюсь вразумить мужчину. Он все ещё держит мою руку возле своих губ, целует ладонь, костяшки, нюхает запястье.

— Всё только начинается, девочка моя, — довольно хмыкает и отпускает.

Поворачиваюсь, натыкаюсь на взгляд Шмыги. Краснею за секунду. Мужчина лишь улыбается краем губ. Он все видел? Но наверняка все слышал. Какой ужас. Быстрым шагом выхожу из госпиталя и иду в туалет. Дверь в уборную находится в этом же блоке. Захожу, здесь также пахнет плесенью и сыростью. Закрываю на щеколду дверь в кабинке и прикрываю глаза.

Внизу живота чёртово возбуждение. Чувствую как мокрые трусики прилипают. Неприятно. Но хочу избавиться от этого напряжения. И делаю то, что не думала смогу когда-то сделать в таком месте.

Расстегиваю халат, расстегиваю джинсы, чуть приспускаю их вместе со стрингами. Подношу большой палец, который облизывал Тимур, к носу, и начинаю водить другой рукой вокруг клитора. Он набух, из меня сочится смазка. Вставляю один палец в свою дырочку, совершенно наплевав на гигиену. Тру клитор сильнее, чувствую, что уже скоро. Нюхаю палец, он отдает сигаретами и ещё чем-то приятным. Это его запах. Опасного мужчины, которого нельзя хотеть. Но невозможно. Невозможно игнорировать это влечение. Представляю, что он стоит здесь. Такой большой, сильный. Смотрит с прищуром и касается. Сам касается меня там. Боже… Оргазм практически глушит. В глазах пляшут звёзды, ноги дрожат, уши заложило. Упираюсь спиной в стену. Дыхание сбитое. Провожу рукой по влажным складкам. Приятно.

Но чувствую себя такой грязной. И не понимаю почему.

Тимур… это что-то запредельное.

Глава 10

Тимур

Смотрю на Шмыгу, тяжело ему. Надеюсь, не откинется. У нас ещё столько дел. Нельзя, брат. Рано ещё.

— Девка нормально тебя приложила, — Шмыга тихо говорит не открывая глаз.

— Не девка. Претендуешь? — подрываюсь.

Саня смеётся и сразу от боли корчится.

— Мне нравятся девочки в теле. Эта слишком худая, — скалится.

Не худая, стройная. И всё при ней, нормально.

— Зарёванная была. Меня увели, они остались с Дрёмовым. Никаких криков не было. Но пришла разбитая, — говорю смотря в облезлый потолок.

— Дрёмов положил на нее глаз. Когда она меня зашивала, он чуть в штаны не слил. Смотрел на нее, будто бабу никогда не видел. И потом зажимал у раковины. Но врачиха не далась.

Сжимаю кулаки. У меня от этих слов темнеет в глазах. Он всё-таки зажимал её? Бессмертный. Она плакала потому что он хотел ее трахнуть? Ему пиздец. Сам в карцер пойду, но его накажу. Моё нельзя трогать. В сторону Арины даже дышать непозволительно.

— Но вообще девка, — Шмыга запинается, — девочка бойкая. Начала меня зашивать сразу, таблетки обезбола свои дала. Без перчаток всё делала и не стремалась. Кристина сука, стояла смотрела, а Арина сразу включилась, — добавляет.

— Надо попросить Мишаню справки на нее навести, но это через неделю будет только, — говорю. А у самого от мысли, что ждать долго, всё выворачивает. Надо что-то придумать. Но в тюряге связь с внешним миром можно наладить только через администрацию. Сегодня на смене Дамир, можно попробовать узнать у него. А если откажет, то буду искать другой вариант.

Надзиратели заступают на сутки. Сейчас у них обед, после него Ханжин идёт отдыхать. Значит, Дамир останется здесь один и можно будет побазарить.

Проходит часа полтора, Ханжин и Сизов уходят, Халилов заступает вместо них. Один. Отлично.

Шмыга спит, лоб мокрый, хмурится во сне. Пару дней ещё точно будет в напряге.

Лежу, смотрю на Дамира. Он сидит на стуле сгорбившись, в телефоне играется. Тихо встаю, делаю несколько шагов. Он поднимает взгляд, напрягается, но не кладет руку на пистолет. Дамир знает правила, уважает мой авторитет. И я уважаю его в ответ. Он не борзеет, я не создаю ему проблем.

— Чего тебе?

— Побазарить надо, — сажусь на кушетку рядом с ним.

Дамир снимает кепку, чешет затылок. Волосы слиплись из-за жары, на лбу красные пятна.

— Молодняк, который тебя зажмурить хотел, в карцер определили. На неделю. Потом видно будет. Но я тебя не пущу к ним, — надзиратель упирается головой в стену и смотрит потухшим взгляд.

— Я не об этом. Расскажи про новую врачиху. Кто она, что, откуда.

Дамир лыбится.

— Поздно, Тимур. Николаич её заприметил. Дал всем указание стеречь ее, иначе кабзда. Выговор, несоответствие, увольнение.

Стараюсь сохранять самообладание. Сжимаю зубы до боли. Иван Николаевич, ты видимо совсем попутал.

— Арина моя, Дамир. Никакая сила этого не изменит. Она пришла после него в слезах, какого хера произошло? Он прикасался к ней?

Халилов молчит пару минут, будто собирается с мыслями говорить или нет.

— Романов сказал, что слышал их разговор в кабинете. Он был на посту в медблоке. Я так понял, что Дрёмов целоваться к ней полез, а она ему влепила пощёчину. Он начал оправдываться, а она расплакалась. Хорошая девушка она. Здесь сломают. Да и Кристина на неё уже зуб