После развода не нужно возвращать (СИ) - Лебедева Катя

Проходит несколько дней с нашего с Юлькой разговора в кафе, но время словно застывает беспросветном ожидании. Дни слипаются в серую, безрадостную массу, где утро не отличается от вечера, а единственным смыслом становится бессмысленное обновление почты в надежде найти работу.

Я составляю и рассылаю резюме, вкладывая в каждое письмо последние крупицы надежды, но ответа нет почти ни на одно, а те, что есть, сводятся к вежливым, шаблонным отказам, которые больно ранят своим безразличием. Каждый звонок от арендодательницы заставляет вздрагивать и сжиматься в комок от беспомощности.

Комната, еще недавно такая уютная и пахнущая домашним печеньем, теперь давит низким потолком и тесными стенами, напоминая не убежище, а клетку, из которой нет выхода.

Когда на телефоне, лежащем на столе рядом с чашкой остывшего чая, всплывает имя Юли, я на секунду замираю, глядя на экран. После нашей ссоры, после моих упрямых и, возможно, глупых слов, я боялась, что она всерьез обиделась и мы не будем общаться. А мне так отчаянно нужен ее голос, даже сердитый, даже полный упреков, лишь бы не эта оглушающая тишина одиночества.

- Юль, - сбивчиво зову ее. - Я так рада, что ты звонишь. Я тут все обдумала... Прости за тот разговор, за мои глупые принципы. Я была не права, просто мне было так обидно и страшно...

- Тихо, тихо, - мягко прерывает меня, и в ее голосе нет ни злости, ни упреков. - Выдохни. Мы обе наговорили сгоряча. Я не для того звоню. Ссоры ссорами, а дела делами. Скажи, ты все еще в подвешенном состоянии? Без работы?

- Да, - с горечью в голосе признаюсь, и смотрю в окно на серый промозглый двор, и мне кажется, что весь мир сжимается до размеров этой комнаты, ставшей моей тюрьмой. - Сижу без денег, перспектив пока ноль. Каждый день это унизительный подсчет оставшихся копеек, каждая трата, как маленькая паника. Уже готова согласиться на что угодно, лишь бы не чувствовать эту тошнотворную, съедающую изнутри беспомощность.

- Тогда отложи самобичевание и слушай меня внимательно, - говорит Юля. - Вариант есть один, но работа не сахар: тяжелая, нервная, не в уютном офисе. Придется мотаться по всему городу на встречи, вести переговоры с клиентами. Но платят здесь, скажем так, достойно.

Во мне вспыхивает маленькая, робкая, но такая живучая надежда. Я хватаюсь за нее, как тонущий за соломинку, чувствуя, как по спине пробегают мурашки.

- Юля, я согласна, даже не сомневайся! – быстро соглашаюсь, боясь, что передумает, или предложение быстро сгораемое. - Честно, я готова на все. Лишь бы не сидеть сложа руки и не наблюдать, как тают последние сбережения, оставшиеся до зарплаты, лишь бы не видеть испуганные глаза дочери. Мне сейчас не до капризов, поверь. Я готова пахать.

- Я так и знала. Тогда слушай внимательно и запоминай. Заказчики, люди серьезные, платят двойной тариф за срочность и результат. Выходит примерно три тысячи в час. Встреч таких будет немного, две-три в неделю, но каждая займет прилично времени, по три-четыре часа минимум. Плюс дорога.

Я быстро прикидываю сколько это будет. Даже по минимуму, две встречи в неделю по три часа… Выходит восемнадцать тысяч. За неделю. Это не просто хорошие деньги, это спасение в бушующее море моих проблем. Это возможность наконец вздохнуть полной грудью, заплатить за аренду, купить Алисе новое платье и перестать вздрагивать от каждого звонка, ожидая очередного удара судьбы.

- Боже, Юль… - выдыхаю я, и чувствую, как по щекам текут слезы облегчения. Голос снова дрожит, но теперь от нахлынувшей, почти болезненной надежды. - Это же... Это же настоящая удача! Спасибо тебе! Огромное спасибо, что не бросила меня в этой ситуации, что подумала обо мне, несмотря ни на что. Я не знаю, что бы я делала без тебя сейчас...

- Хватит, хватит, - снова прерывает, но на этот раз тепло и почти нежно. - Благодарить будешь потом, сейчас дело горит. Собирайся. У тебя есть ровно час, чтобы привести себя в божеский вид. Водитель уже выехал, я ему твой адрес скинула. Он будет ждать у подъезда на темном седане.

- Я буду готова, не подведу, я обещаю!

- Отлично. Удачи. И позвони, как все закончится. Держи меня в курсе.

- Обязательно. Еще раз спасибо, Юль... Правда.

Я сбрасываю вызов и застываю на секунду, прижав теплый телефон к груди, словно это талисман. Три тысячи в час. Я не упущу этот шанс.

Быстро принимаю душ, смывая с себя липкий, душный налет безделья и тревоги, и ледяные струи словно смывают с меня кожу жертвы, возвращая ощущение силы.

Одеваюсь в свой самый строгий и дорогой деловой костюм, темно-синий, он всегда придает мне уверенности. Наношу легкий, почти невидимый макияж, стараясь скрыть следы бессонных ночей и заплаканные глаза. В отражении в зеркале на меня смотрит собранная, решительная, чужая женщина с твердым взглядом, и лишь легкая, предательская дрожь в кончиках пальцев выдает бушующую внутри бурю.

Ровно через час, раздвинув штору, я вижу у подъезда темный, отполированный до зеркального блеска представительский седан, чужой и безмолвный, как корабль из иного мира. Взяв старую, но добротную кожаную сумку с документами и накинув пальто, выхожу на лестничную клетку, где пахнет остывшей едой и тоской.

Подойдя к машине, я на мгновение мешкаю, чувствуя, как сердце замирает в груди. Затонированная задняя дверь бесшумно отъезжает, открывая роскошный, полумрачный салон с мягкими кожаными сиденьями, кажущимися невероятно глубокими.

- Ева Леонидовна? - вежливо, почти безразлично спрашивает водитель, выходя и придерживая дверь.

- Да, это я, - киваю, стараясь не выглядеть глупо.

- Прошу вас, - подобрав полы пальто, скольжу внутрь.

Ну что, новая глава начинается?

Да?

Глава 12

Ева

Машина бесшумно скользит по мокрому асфальту, а я сижу, сцепив пальцы на коленях, и пытаюсь прогнать прочь навязчивые мысли.

Справлюсь ли?

Хватит ли у меня сил, напора, той самой «харизмы», о которой говорит Юля?

В голове крутятся возможные сценарии переговоров, и каждый кажется провальным. Я чувствую себя самозванкой, забравшейся в чужую, слишком роскошную жизнь.

Но прежде чем паника успевает полностью охватить меня, машина плавно останавливается. Я смотрю в окно и замираю: передо мной стеклянный небоскреб, холодный и сверкающий, символ успеха и благополучия, так контрастирующий с моим внутренним состоянием.

Пока я мешкаю, водитель уже открывает дверь.

Выйдя на улицу, я поправляю пальто, стараясь дышать ровно, и в этот момент мой взгляд цеплется на знакомую, слишком знакомую фигуру у парадного входа.

Глеб.

Он стоит ко мне полубоком, с телефоном у уха, и его гневный голос режет слух.

- Я что, похож на человека, которого волнуют твои оправдания? Мне плевать, что у него там, трамвай сошел с рельсов или пробка на десять километров! – Глеб стоит, отгородившись от всего мира своим раздражением, и кричит так, что кажется, стекло вот-вот треснет во всей высотке. - Если этого переводчика не будет через пять минут, я лично позабочусь, чтобы ты искал новую работу с совершенно другим графиком! Понял меня? Катись ко всем чертям! У нас на кону контракт, за который я боролся полгода, а ты не можешь обеспечить элементарного, присутствия ключевого специалиста!

Что-то во мне екает, пробивая слой оцепенения и страха, а затем сжимается. Этот знакомый гневный тон, эта манера разговаривать с людьми свысока, как с бесправными слугами, от этого сжимаются кулаки. Мой собственный страх отступает, уступая место пониманию, что он такой и сейчас я тоже удостоена лишь гнева.

Но все же деньги мне нужны, поэтому делаю шаг вперед и окликаю его.

- Глеб, успокойся, пожалуйста. Никого увольнять и рвать на части не придется. Переводчик уже здесь, слава богу, успела. Я на месте и готова приступать к работе.

Глеб вздрагивает от моего голоса, и резко разворачивается. Теперь на его лице не гнев и раздражение, а ошеломленное изумление. Он смотрит на меня широко раскрытыми глазами. Его взгляд скользит по моему деловому костюму, по моей сумке в руке, бегло, но цепко оценивая каждую деталь, пытаясь осмыслить происходящее, втиснуть меня в эту новую, невероятную реальность, где я - решение его проблемы.